– Вы никак не сможете определить, все они убежали или нет. Надо сначала поймать их и наглухо закрыть ход в подпол.

– Что? Ну нет! На это могло бы уйти несколько недель. Нам нужно решить этот вопрос немедля. – Гантер на мгновение замолчал. – Может быть, стоит посмотреть на эту проблему с другой стороны, а? Эти квартиры, которые я собираюсь построить, будут просто классными. Высококачественные кухонные столы с полками, дорогая бытовая техника. У вас тут одна спальня и одна ванная, да? Я знаю этот дом, его построили еще в семидесятых. Нет системы центрального кондиционирования воздуха, только оконные блоки, дешевая электроплита. Все это здание, вероятно, скоро снесут – теперь, когда здесь решено возвести новую клинику, в округе везде идет новое строительство.

– У нас две спальни. И арендная плата за это жилье субсидируется государством.

– Об этом-то я и толкую. Вас буду субсидировать я.

– Не думаю, что это возможно. Наша субсидия – это часть пособия и льгот, которые моя мать получает как ветеран вооруженных сил.

– Черт возьми, парень, ты что, вообще не петришь? Хорошо, я скажу проще. Я заплачу тебе тысячу баксов, а ты не станешь звонить защитникам прав животных. Ну что, лады?

– Стало быть, вы предлагаете мне тысячу долларов за то, чтобы я закрыл глаза на то, как вы похороните под обломками дома целую кошачью семью?

– Ничего не поделаешь, такова жизнь. Просто подойди к этому вопросу с точки зрения сравнительного анализа издержек и конечных результатов. Подумай сам, какую пользу эта твоя тысяча долларов сможет принести Гринпису или какой-нибудь шарашке вроде «Спасите кошек», или чему-нибудь еще в этом роде, и все это в обмен на жизнь какой-то пары шелудивых кошек, которые, скорее всего, и так подохнут будущей зимой.

Я зевнула и почесала ухо. Даже если вокруг были игрушки, которые можно было грызть или гонять по полу, люди все равно обычно предпочитали просто сидеть.

– Пять тысяч, – немного помолчав, сказал Лукас.

– Что? – Мужчина резко повернулся, так что диван заскрипел. Я посмотрела на него с любопытством. – Ты что, всерьез думаешь, что можешь со мной торговаться?

– Я просто внимательно вас слушаю. Вы обеспокоены, потому что ваша стройка может быть заморожена на несколько месяцев. Это может стоить вам кучу денег. Так что пять тысяч – это еще дешево. И даже десять тысяч.

Мужчина какое-то время молчал, потом громко рассмеялся. Тон его стал жестким.

– А чем ты зарабатываешь на жизнь, парень?

– В основном я учусь, а на следующей неделе начну работать помощником по административной части в госпитале Администрации по делам ветеранов. Это хорошее место, потому что именно там моя мать получает лечение.

Я растянулась на полу. Мне было скучно.

– Что ж, флаг тебе в руки. Я предложил тебе хорошую сделку, а ты оскорбил меня, пытаясь вымогать у меня деньги. Так что я преподам тебе хороший урок. Ты ничего от меня не получишь. Ничего. А ведь ты мог заработать целую тысячу. Думаешь, в этом мире можно успешно заниматься строительными подрядами, не обзаведясь несколькими друзьями в администрации? Мне достаточно будет подмазать кого-нибудь из отдела по контролю за животными, и он подпишет бумагу, в которой будет говориться, что кошек под домом нет. И, скорее всего, это обойдется мне куда дешевле тысячи долларов. Так что я просто пытался тебе помочь. По всему видно, что у вас нет лишних денег.

– Собственно говоря, это вы оскорбили меня, заявив, что мне следует пойти на сделку с совестью, приняв ваши деньги. Ведь мы с вами оба отлично понимали, что я не возьму их, – спокойно ответил Лукас. – А теперь вы еще и позволяете себе делать какие-то намеки насчет нашего уровня жизни.

Гантер встал с тахты.

– Держись подальше от моей земли. Стоит мне поймать тебя там – и тебя арестуют за нарушение границ частных владений.

– Спасибо, что зашли, – сухо сказал Лукас.

Иногда перед уходом люди обнимаются или касаются друг друга руками, но Лукас и Гантер не сделали ни того ни другого.

– Я не позволю причинить вреда этим кошкам, Белла, – сказал мне Лукас. Я услышала свое имя и начала гадать, не пришло ли время ужина.

Иногда Лукас и Мамуля оставляли меня одну. Когда это случилось впервые, я ужасно расстроилась и начала грызть те вещи, которые, как я знала, грызть не полагалось – газеты и обувь, то есть те вещи, которые Лукас не давал мне из своих рук и которые он и Мамуля всегда выдергивали из моей пасти, когда видели, что я схватила их зубами. Когда Лукас и Мамуля вернулись домой, они рассердились. Они потрясли ботинком перед моим носом и закричали:

– Нельзя!

Я знала слово «нельзя», и оно нравилось мне все меньше и меньше. В следующий раз, когда они оставили меня одну, я изгрызла свои игрушки и всего лишь один ботинок. Я поняла, что они опять рассердились, но не понимала, почему они оставляют меня одну. Мне казалось, что именно это важнее всего.

Когда Лукас был рядом, все было чудесно, но, когда он уходил, я чувствовала себя так же, как когда пряталась с моей мамой в трещине в задней стене логова, где было темно и страшно. Я не понимала, что я сделала плохого, и мне просто было нужно, чтобы Лукас вернулся домой и успокоил меня, показав, что он по-прежнему меня любит. Всякий раз, когда он говорил: «Нельзя!», я припадала к земле и ждала, когда он перестанет сердиться из-за того, что я натворила.

Моим любимым занятием было ходить с Лукасом, когда он кормил кошек. Меня всегда ужасно интересовали шуршание и аромат пакета с кормом, хотя Лукас пока не давал мне попробовать этот корм. Мы переходили через улицу, Лукас отводил в сторону край забора и шел к дыре. Мне страшно хотелось пойти с ним к логову, чтобы поиграть, но он всегда привязывал меня к дереву на той стороне забора, которая выходила на улицу, так что я не могла побежать к дыре. Я чуяла доносящиеся из нее запахи трех кошек. Мама-Кошка никогда не подходила достаточно близко к краю дыры, чтобы я могла ее видеть, но остальные двое иногда выходили на свет.

– Я не могу быть с вами все время, потому что теперь у меня есть работа, – говорил кошкам Лукас. – Я постараюсь защитить вас, но, если сюда опять приедут большие машины, вам придется отсюда бежать. – Иногда Лукас заползал в дыру, и тогда я отчаянно скулила, пока он не возвращался назад.

Однажды вечером после того, как мы вернулись домой, Лукас и Мамуля сели за стол и начали есть курицу! Я терпеливо сидела, ожидая, когда мне перепадет вкусный кусочек, и не зря – Лукас опустил руку, и в ней был крошечный кусочек куриной кожи, который я быстро взяла из его пальцев. Я любила курицу и вообще все, что приходило ко мне из его рук.

– Там их сейчас, по меньшей мере, три, а может быть и четыре. Трудно сказать определенно.

– А как они преодолевают забор? – поинтересовалась Мамуля.

– О, там множество таких мест, через которые может протиснуться кошка или кот. Белла часто обнюхивает щель под нижней кромкой забора – может быть, они входят и выходят именно через нее.

Я с надеждой посмотрела на него, когда он произнес мое имя. Лакомство? Гулять? Еще кусочек курицы?

– А их можно как-то выманить наружу? – спросила Мамуля.

– Нет, они здорово боятся людей. Особенно черная кошка – но как ни странно, она из них самая храбрая и часто подходит к самому краю дыры, но я точно знаю, что она ни за что не выйдет наружу, пока там нахожусь я.

– А как насчет той молодой женщины, которая занимается спасением бездомных животных? Кажется, Венди?

– Нет, Одри. Да, я говорил с ней, и она сказала, что они постараются приехать, но сейчас у них в приюте полный завал, – ответил Лукас.

– Она милая.

– У нее уже есть парень.

– Ну… иногда девушки так говорят, но на самом деле…

– Мамуля, перестань.

Она рассмеялась.

– Ладно, ладно. Так каков план действий?

– Ситуация будет оставаться тупиковой, пока туда не сможет выехать Одри. Но я не позволю ему убить этих кошек.