Он не хочет умереть. Но если умирать, то не так, не в пасти гигантского хищного растения. Он всегда ненавидел гербологию. А сейчас его кошмар ожил.
Но он ничего не сказал. Ничего не имеет теперь смысла, ничего.
- Иди дальше один, я догоню, – наконец отозвался Гарри.
И Драко не слышал, но понял, как Гарри, повернувшись к нему спиной, шепотом произнес: трус. Как клеймо, как метка.
Crusify my love
If my love is blind
“Каждый человек имеет свой язык. Каждый стремится, чтобы хоть кто-нибудь говорил с ним на его языке. Я говорю с драконом, уже, кажется, что наловчился, но в случае моей малейшей ошибки, он сожрет меня”
***
- Чертова слизь не отмывается. Я так долго вас искал, что уже думал, всё, не найду. И головы потом не сносить. Там вообще черте что творится. Этих тварей развелось как вшей на собаке. Макгонагалл сказала, что вы успеете…
У Гарри голова шла кругом от слов незнакомца, он только и успевал вставлять:
- Эти растения?
- Макгонагалл?
- Ага, сказала, тебе понадобится меч, - Парень с наслаждением почесался. – Там вообще черте что творится, ты не представляешь. Трупаков мешками приходится убирать. И всех нужно сжигать.
И без продолжения:
- Кстати, меня зовут Эрик, – протягнул грязную ладонь и широко улыбнулся. Улыбка у Эрика хорошая, теплая. Каштановые волосы, нос с горбинкой, лучики у глаз, простецкое лицо.
- Эй, шотландец, - Драко приблизился неслышно, как кошка.
- Чего тебе?
- Там все живы?
- Твои не передохли.
Драко резко отпрянул.
- Ясно. Ну спасибо.
Драко шел за «сладкой парочкой», как он окрестил Гарри и Эрика, чуть поодаль. Драко тошнило. Ноги налились свинцом. Хочется всё бросить, и пусть топают дальше вместе, ну их всех к черту.
«Родителей к черту, да, Драко?»
«Панси, Блеза к черту, да, Драко?»
«А ты сейчас ляжешь и сдохнешь, да, Драко?»
Слабак, трус.
Он обещал, он не может их предать.
«Я не предатель, Поттер. А вот ты – да. Мы вернемся из этой заварушки, и Мерлин, я клянусь, я больше никогда не буду иметь с тобой дела. Скорее бы. Никогда тебя не видеть. Больше.»
Его тошнило. Он не понимал, что его тело хотело заплакать, но не могло.
Какой-то шотландский придурок всё испортил. Драко преисполнился еще большей ненавистью к шотландцам.
Он не осознавал, что всю свою жизнь, он просто хотел любви.
Ни за что бы не признался. Что? Любовь? Малфои вступают в брак по расчету. Но теперь на репутации его семьи несмываемое пятно, и он уже с этим почти смирился.
Любовь? К кому? К этому очкастому недоразумению?
Драко хотел захохотать, но сдержался. Его сводит с ума одиночество, в этом всё и дело. Как будто раньше не было одиночества: все послевоенные годы. Что изменилось?
Он посмотрел на Поттера и ощутил только боль.
“Мерлин, Драко, какой ты идиот”
Любовь, говоришь… Обычная такая любовь. Всего-то.
Но любовь ведь самая сложная штука в мире. Любовь не бывает простой.
========== 12. Врата Эрика, часть 2 ==========
По словам Эрика, он приходился каким-то далеким родственником Макгонагалл, отпрыском ее многочисленной шотландской родни. Он только год как закончил Хогвартс и собирался учиться дальше на колдомедика. «Зеленый юнец», как презрительно окрестил его Малфой, сам не очень-то повзрослевший. Драко никого не знал, да и никем не интересовался, ему было достаточно родителей и французских родственников. Изоляция его вполне устраивала. Всего-то потерпеть пару лет и можно жениться… И жить себе в Провансе.
Британии с него достаточно.
Воспитанный поколениями гриффиндорцев, Эрик питал инстинктивную ненависть к Драко. Тот отвечал ему тем же: молчаливое презрение, едкие издевки, Драко доходил до паясничества, передразнивая Эрика, его неуклюжую речь, походку, манеру есть, его простодушие. «Даже более идиотическое, чем у Поттера, - думал про себя, с непонятной горечью, Драко. – Хотя, казалось, Поттер займет первое место по глупым поступкам».
Драко страдал от изоляции теперь. Провести столько времени вдвоем, пережить столько неприятностей вместе, и остаться теперь – чем? – тенью. Ничтожеством. Он никогда бы не сказал о себе: ничтожество, он слишком горд для этого. Гордость и спасала его от отчаяния все эти послевоенные годы, когда победившая сторона начала выстраивать мир по своим правилам. Нищие Малфои, изгои Малфои. Семья всё еще упоминалась в «Ежедневном пророке», но всё реже. Драко давно перестал читать дрянную газетенку. Только отец, враз постаревший, преисполнившийся какого-то необъяснимого мазохизма, выискивал статьи, где бы хоть кратко упоминалось их родовое имя, когда-то гремевшее на всю Магическую Британию.
Драко привык разделять: «мы» и «они», Малфои и все остальные. Но впервые, не задумываясь, включил в «мы» кого-то еще. И этим кто-то стал Поттер. Они ведь были счастливы, проходя путь, вместе? Впервые, он не был настолько одинок в клетке из крови, созданной веками межродственных браков. Кто-то, настолько незнакомый, стал своим, кто-то настолько другой. А теперь он опять остался один. «Я» и «они». Он корил себя за то, что посмел надеяться. Так легко предавать, Поттер, пока ты выглядишь честным в своих глазах.
Но увы, нет никакого разделения «мы» и «они». Есть только ты – другой и он – другой. Но вы похожи намного больше, чем ты думаешь, и даже сейчас, когда ты так разочарован, кого-то, кто рядом с тобой, мучат те же мысли.
Глупый, глупый.
***
Он не устал от Драко. Но устал от себя. Ему нужна была помощь и поддержка друзей. Теперь он остался совершенно один. Всегда были рядом Рон и Гермиона, пусть и незримо. Он чувствовал, что мог припасть на чье-то плечо. С Малфоем такое не пройдет. Не то, чтобы он не доверял ему… Он просто не привык ему доверять. Он боялся подойти и сказать что-нибудь, что засело на сердце. Малфой в ответ выдаст в ответ какую-нибудь колкость.
Он хотел защититься от его слов, заранее их боясь.
С Эриком стало проще. Громоотвод в человеческий рост, между ними двумя. И невозможное напряжение со стороны Малфоя. Гарри не понимал, почему он так ненавидит других людей. Уж кому-кому, а самому Гарри пристало намного больше ненавидеть людей, после всего пережитого.
Гарри умел ценить человеческую жизнь и человеческую личность, и в этом он был сильнее. Но умение подходить ко всем с добром отдаляло его от Драко, привыкшего относиться к незнакомцам настороженно.
*
С какого-то отрезка пути их стали будить и провожать в сон незримые колокола. Драко сидел у костра, напевая про себя старую французскую колыбельную.
- Скоро всё закончится, Поттер.
Имя поменяло оттенок. Называть Гарри «Гарри» он уже не мог. Это был вызов и протест, и маленькая месть и обида. Он ему никто. Вообще никто. Всего лишь повязаны дурацким заданием ополоумевшей шотландской старухи. Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
- Всё очень смешно, Поттер.
- Что – смешно? – Гарри обернулся на звук голоса.
- Всё это, - Драко обвел рукой горевшую от заката степь. – Эта глушь. Мы в ней, неизвестно зачем.
- Скоро всё закончится, - повторил он тихо.
Гарри подскочил:
- Тебе плохо? У тебя опять жар?
Драко покачал головой, улыбаясь:
- Нет. Не знаю, - затем еще тише и глядя в глаза. – Мне страшно, Гарри.
Гарри собирался сказать что-нибудь ободряющее, но тут с рыбалки вернулся Эрик, в близости между двумя третий лишний.
Они легли спать сразу после ужина.
Драко метался во сне, преследуемый фиолетовым огнем. У него были белые крылья, но стали кроваво-черными и неспособными ни на что. Но хуже всего – слабость рук и ног. Что-то придавило его к земле, он не мог подняться, лишь кричать и стонать от напряжения в мышцах. Слишком много боли.
Боль, начавшись давным-давно, не оставляла его и теперь. Что-то тяжелое и душное на нем, как мешок, как дым от адского пламени. На нем нет одежды, вместо всего – чужие, жадные, омерзительные руки, пальцы как щупальца, оглаживают тело. Гад-ли-вость, произнеси по слогам. Челюсть сожмет, и не сглотнуть слюну.