— Отрадно слышать, что ты признаешься себе даже в мелочах.
— У меня достаточно свободного времени для такого. Хотя, даже если работы приваливает, я всё равно умудряюсь забраться в мудрствованиях в самые дурацкие норы.
Я почувствовал, как Айви переменила позу и слегка повернул голову. Она смотрела на меня, полуприкрыв глаза.
— Марек, голова болит?.. — спросила она вкрадчиво.
— Всегда-то ты угадываешь.
— Я знаю тебя с семи лет. Когда ты начинаешь бурчать и вредничать, значит, у тебя разболелась голова.
Я потер глаза и пробормотал, что, зато Пата она не так хорошо знает. Иначе бы смогла что-то изменить.
— Он в отчаянии и запутался.
— Надо же, какой нежненький. А мы, значит, приспособились лучше, и с нас будут более жестко требовать, не жалея.
— Требовать — что?
— Не знаю. Расплаты? За прегрешения?
Айви снова протянула руку и стала медленно гладить меня по волосам.
— Что ты видел, Марек? — спросила она тихо. Она умела задавать правильные вопросы. Но не уверен, что на все вопросы хотела бы получать ответы.
— Убитого мальчика. Но ты и так знаешь. А еще Пат меня подкараулил на свалке. И мало того, что я вынужден возиться с делом об убийстве, так теперь вечно придется ходить, оглядываясь, потому что этому идиоту может всё, что угодно в голову взбрести. Начиная от подлого выстрела мне между лопаток и заканчивая ямой с кольями. Он меня бесит.
— Поговори с ним.
— Нет. Я сказал: нет, — я аж подскочил от возмущения, сбрасывая ее руку. — Ты, что, думаешь, он будет меня слушать? Ты, что, думаешь, я смогу с ним пробыть пять минут и не кинуться его душить? Да я только и сдерживаюсь одной мыслью, что иначе его убийством перечеркну себе всю жизнь.
Айви снова повторила: «поговори с ним».
— Ты каждый день мне это повторяешь, — я встал на ноги и начал отряхиваться. — Мне кажется, ты не в себе. Ты здесь уже настолько давно в одиночестве, что головой тронулась. О крест случаем башкой не ударялась? Вдруг забыла?
Айви лишь молча сжала губы. Я знал, что обидел ее, но сегодня у меня даже не было сил просить прощения. Она решила всё за меня:
— Иди домой, Марек. Поешь что-нибудь. Выспись. А завтра мы поговорим спокойно, когда ты остынешь.
Я вздохнул, наклонился к ней, поцеловал сухими, потрескавшимися губами в лоб, и в душных сумерках поковылял домой.
— Всё наладится, Марек! — прокричала она мне в спину.
— Да-да, а еще мы все попадем в рай, — проговорил я сквозь зубы, уже развернувшись к Айви спиной. Не знаю, услышала ли она. Мне было всё равно.
***
Спустившись с пригорка, я забрался на мотик и поехал домой. Сумерки подарили подобие ветра, но я ощущал гибельное дыхание пыльной бури. Не сегодня, может даже не завтра, но она придет. Потемневший пейзаж, закрытые наглухо ставнями окна, но пыль всё равно найдет лазейки и щели, насыплет дорожки и кучки, и утром, еще не до конца проснувшись, и открыв кран в попытке налить в кружку воды, ты обнаружишь вместо жидкости вытекающую струйку песка. У меня есть такой кошмар: когда совсем не останется воды, будет лишь только пыль и песок. В конце концов, мы и так станем не более, чем пылью и песком. Пепел и прах. Сожженная, уже начавшая подгнивать, углеродная масса, комок из обломков костей, сала и воды.
Пыль, значит. Я стер с губ песок, которого нахватался у Айви. Пыль и песок. Что было во рту у того убитого мальчика? Мэривэн скоро узнает. А Джон поднимет среди ночи. И я опять не смогу нормально выспаться. Чувствую, так и будет. Джон не любит ждать с новостями.
Я спокойно добрался до дома и нашел в гостиной бабку, лузгающую фисташки. Нас уже месяц кормят консервами, кукурузой и фисташками. Я их видеть не могу.
Бабка смотрела по головизору какое-то очередное ток-шоу с визглявыми персонажами. Похоже, разыгрывали сценки по мотивам старых произведений. Я слышал отдельные восклицания «Долли», «дележка детей», «Левин», «угодья» и т.д.
— Марико, я дома.
Бабка повернула ко мне сморщенное как печеное яблоко лицо и подслеповатыми глазами уставилась:
— Привет, Марек. Кукурузная каша на плите.
— С фисташками? — с беззвучным стоном спросил я.
— С фисташками, — равнодушно подтвердила бабка.
— А еще что есть?
— Белковые консервы.
Я пару секунд подумал и ответил:
— Можно я не буду ужинать?
— Как хочешь, — произнесла бабка и снова уставилась в головизор. Сегодня кофе с водкой было употреблено больше, чем обычно, я не сомневался.
Я уже было хотел подняться наверх, к себе, но вспомнил, остановившись:
— А дед где?
— Ушел к Бэтти.
Бэтти — это местная портниха. Подружка деда. Каковы их истинные отношения, я не интересуюсь. Бабка же в курсе подробностей, но и ей наплевать.
У нас семья, равнодушная ко всему. Я живу среди манекенов.
В том сне был не только песок из крана, но и Дерек, родители и бабка с дедом в виде фигур из песка. Пыльные бури создают пыльные холмы, похожие на могилы. А может пыль — это моя память, погребшая под собой суть.
Я дошел ко кровати и прямо в одежде рухнул на нее, помял подушку руками, прилаживая голову в подходящую ямку. Лицо зудело от солнца и пыли, губы были сухими, стоило бы напиться воды и смазать маслом, но у меня не было сил подниматься. Поворочавшись около часа, я наконец уснул.
***
В полутьме верещал коммутатор, полуслепой и тупой со сна, я на ощупь искал его и всё никак не мог понять, куда же положил. А коммутатор как был на запястье, так и остался. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать где я, и что это за фигня у меня на руке. Коммутатор. Голографическое изображение Джона. Ну в общем, да, я оказался прав.
— Виленски. Дрыхнешь?
Я постарался прокашляться, дабы голос не звучал уж совсем потусторонне.
— Ага, Джон, — я взглянул на часы на коммутаторе. — Два пятнадцать.
Джон издал что-то вроде хрюка.
— Собирай свою задницу, пойдем пожрем лапши. Фисташки ведь тоже поди поперек горла встали?
Паек везде одинаковый. У Джона, как и у нас всех, одинаковые страдания. Я почесал голову, раздумывая соглашаться или лечь обратно спать, коли Джон не вызывает в участок.
— Я спал, Джон. Человеку нужен сон. Жизненно необходим. Даже синтетам.
— А еще человеку необходима нормальная еда. Жизненно необходима. Даже синтетам.
— Ты змей-искуситель, — я выбрался из кровати и стал искать свежую рубашку. — Почему не в участок зовешь?
Джон помолчал.
— Дело частное. Лично для тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— К нам опять идет поставка крония. И убийство связано с ней.
Я остановился у шкафа, полный нехороших предчувствий.
— Та же самая, что и два года назад?
— Еще не знаю. Ты должен будешь выяснить. Встречаемся в лапшичной у Летиции через час. Не опаздывай.
========== Глава 4 Летиция ==========
Я давно не встречался с Летицией и, честно говоря, не горел желанием видеться с ней и впредь. А всё потому, что она, как говорит, имеет на меня виды. И всякие-разные далеко идущие планы. Я же не стремлюсь быть частью никакого ее плана, будь он хоть в тысячу раз прибыльнее по сравнению с моей работой.
Проще говоря, ей нужен боец. Дерек мертв. Пат — ее оппонент, и у них противоположные виды бизнеса, заставить его выйти на ринг — задача не из легких. Он держит всю наркоторговлю в Бёрн-Сити и в пригородах. Драться за деньги? Вряд ли Летиция может найти что-то, чем привлечет Пата.
Остаюсь я. Маленькая, юркая птичка, которая может принести большой куш. Птичка, с ног до головы, покрытая золотом. Птичку только нужно соблазнить или уговорить, и дело решено. Летиция шла на всё, один раз даже разделась передо мной. Я был пьян и дезориентирован, но всё равно подцепил ее рубашку и попытался неуклюже надеть на бедную девочку обратно. Это было забавно. Когда человек чего-то очень хочет, он готов унижаться.
В конце концов, она мне пригрозила, что когда-нибудь я всё-таки приползу к ней, но ее это уже не будет интересовать. Ну-ну.