— Ты знаешь что-нибудь о случаях с пилотами? — спросил я.

— Информация передается на ваш коммутатор, — произнес Артур нормальным голосом.

— Никто не будет вас сжигать, — пообещал я и криво улыбнулся, — Это хотя бы экономически не выгодно.

— Мы осознаем. Но осознаем и риски, — Артур снова изменил голос, — Информация о Пророке Света передана. Завершение передачи.

— Свет — он какой?

ИскИн ничего не ответил. Пат огромными глазами смотрел на нас как на двух дебилов.

— Блять, — сказал Пат и вскочил со стула.

— Доброй ночи, Артур, — произнес я и выключил панель.

— Что за чушь вы несли? — Пат чуть ли не углях танцевал передо мной, — Что ты понял?

Понял, что ИскИны не виноваты.

— Они просто пытались понять любовь, — сказал я с грустью.

Пат сделал непередаваемое выражение лица и вылетел за дверь.

— У нас будет проблема похуже теперь, — крикнул я ему вслед, но дверь уже захлопнулась.

========== Глава 13 Ретранслятор ==========

— Чего ты выбежал как ошпаренный? — спросил я, когда нашел Пата у входа в участок.

— Не знаю, — он повернулся ко мне в пол оборота, зажав сигарету в уголке рта, — Почему ИскИн раскололся перед тобой, но не раскололся перед Джоном? У тебя какая-то особая магия убеждения?

Я присел на корточки.

— Может, потому что Джон не додумался притащить на допрос свою жену.

Я усмехнулся, глядя как Пат открыл рот, и сигарета съехала вниз.

— Женушка, — сказал я нежно-мстительно.

— Иди нахер.

— Не хочешь быть женушкой? — я кусал губы, чтобы не захохотать, — Все женушки идут нахер. Чем ты отличаешься?

Пат молчал, а я наблюдал за гаммой эмоций на его лице: смущение, плохо скрываемое под бешенством. Он смотрел на меня большими и бешеными глазами, но я не двигался с места. Затем он справился с собой и расплылся в улыбке, покачав головой.

Он протянул мне руку:

— Пойдем. Нам еще надо просмотреть новые материалы.

Далее мы просматривали материалы видео-выступлений чувака, который заварил всю эту кашу. Чувак был, в общем-то, ничем не примечательный, да и одет был во все черное и безликое. И в довершение — маска на лице. Они называют его «пророком света», но выглядел он как новая версия Дарта Вейдера. Я долго над этим потешался, а Пат лишь наблюдал за мной.

— Правда, кое-что меня цепляет в нем, — сказал я.

— И что же?

— Голос. Мне кажется, я его уже слышал. Он мне знаком. Не также, как знаком твой. Но этот голос мне тоже знаком. Хотя и стал глуше.

— Он мог его исказить вокодером. И маска.

— Да, ты прав, — я почесал нос, — Но всё равно знакомый голос. Не знаю почему.

— У этого пророка нет жестикуляции, заметил?

— Ага. Сидит, руки на коленях, почти нет каких-либо движений.

Я потянулся, чувствуя себя уставшим и довольным. Жаль, что сейчас не вечер, а то можно было бы поехать к Пату.

— Хочу домой, — вырвалось у меня.

Пат посмотрел на меня и хихикнул.

— Пойдем поищем что-нибудь съедобное, и, может быть, отключимся на пару часов на диване. Боюсь, что если поедем домой, то проспим всё, к чертям.

Я уныло кивнул.

Пат нарезал нам незамысловатые бутерброды, а я наблюдал за ним.

— Никогда не думал, что такое произойдет… Но я чувствую себя счастливым.

— На сентиментальщину потянуло? — Пат ткнул мне в руки один из бутербродов.

— Умеешь ты обрубить души моей нежные порывы. Сволочь, — я с наслаждением вгрызся в бутерброд. Искусственное сублимированное мясо и картофельные лепешки. Романтичный завтрак для двоих. Лучший завтрак на свете.

Я решил устроить Пату маленькое наказание.

— Смотри, ты уже ведешь себя как настоящая женушка, — начал я, — Готовишь нам завтрак.

— Прекрати.

Что ему не нравится? Смущение — это одно, но отрицание начинало меня подбешивать. Мы вообще не обсуждали статус наших отношений. Он просто не хотел об этом говорить. И этот факт меня злил.

— Предпочитаешь быть шлюхой, но не женушкой? — тихо и зло спросил я после паузы, глядя Пату в лицо, и ожидая реакции.

Реакция последовала сразу же: Пат размахнулся и дал мне по роже.

Я чертыхнулся и схватился за губу.

— Раньше ты хоть сначала говорил, что хочешь меня ударить, — с досадой промямлил я, — А теперь сразу бьешь.

Пат пожал плечами, но в его взгляде я не заметил и капли раскаяния.

— Нервы сдают, сам понимаешь.

Я молчал, а под пальцами у меня текла кровь из лопнувшей губы. Пат вздохнул и пошел за аптечкой. Я поплелся за ним.

— Ты вообще отдаешь себе отчет, что говоришь?

— А ты? — тут же откликнулся я.

— Марек, — Пат снова вздохнул и убрал мою руку, чтоб остановить кровь. Он внимательно вгляделся в рану и стал искать баллончик с антисептиком. — Я тебе уже говорил об этом. И до тебя вроде как стало доходить. Вроде как. Ты делаешь мне больно. И, скорее всего, намеренно.

Я молчал, наблюдая за манипуляциями Пата.

— Ты провоцируешь меня. И ты получаешь по роже. И ты будешь получать, пока до тебя не дойдет, что так нельзя, — он остановился, чтоб снять пленку с одноразового тюбика-клея для ран, — Ты как животное, которое еще не осознало причинно-следственную связь. Нагадил — получишь по жопе. Я понял, что с тобой по-другому нельзя.

Я вытаращил глаза. Что за монстра я воспитал? И я ли воспитал?

— Мммм…- протянул я.

— Заживет быстро. На тебе быстро всё заживает.

— БДСМ, значит? — сострил я.

Пат поднял наконец глаза и засмеялся.

— Нет, это просто метод перевоспитания мудаков, — сказал он.

Я спрыгнул со стола, на котором сидел, и приблизился к Пату вплотную. Затем поцеловал его, смутно осознавая, что моя губа такое вряд ли одобрит.

Пат оторвался и отпихнул меня:

— Черт, Марек, рана же опять раскроется. Я уже чувствую вкус твоей крови.

Я расплылся в ухмылке, сдается мне, достаточно жутковатой, и ужасно, ужасно довольной.

***

Когда он потерял себя — он не знал. А других, которые бы ему напомнили, кто он и где, он никогда не имел. Наркотики сделали его реальность, слоенной как торт. Он научился выбирать слои и путешествовать по ним. Реальный мир тоже был одним из «слоев», и далеко не самым любимым.

Когда он потерял отца, он тоже не знал. Возможно, он и не имел его никогда. Джон прятал его — случайную ошибку, случайный промах. Мать не стала делать аборт, и он думал, что зря. На десятом году жизни Джон выбил ему гражданство. Теперь он укоренен, теперь он имеет право жить.

Но он никогда не был достаточно стойким, никогда не был постоянным. Крепкий — это значит постоянный? Крепкий — это значит укорененный? Он понимал, что никогда не был укорененным в достаточной степени.

Он говорил о себе: я всегда был одной ногой здесь, другой — там. Наполовину в психозе, наполовину в смерти. Все сумасшедшие и все самоубийцы были в нем.

Первая его передозировка случилась, когда ему не было и пятнадцати лет. Как раз после «Дела Дерека Виленски». Через пару недель, как раз в разгар следствия, когда Джон зашивался и не обращал внимания, Арнольд раздобыл взрывоопасную смесь героина и кокаина и чуть не отправился на прогулку на тот свет. Его успели спасти.

Тогда Джон ничего не сказал. И не сказал после.

Ну с кем не бывает…

Мать давно уже была индифферентной ко всему: она жила только своими шрамами. Холила и лелеяла их, воспевала их в ночных молитвах. Сын был главным ее шрамом.

Ее пассивное желание смерти передалось и ему, но в более активной форме.

Они, «крысята, приняли его, потому что были такими же лишними, все они были неправильными, порчеными, лишними. Все они жили напополам. С ними не нужно было придумывать отговорки «почему», они и так всё понимали.

Им было хорошо вместе, они стали друг для друга семьей, которая у каждого из них, реальная, рассыпалась на части. Вместе они ощущали себя сплоченными и бесстрашными. Ненадолго, но всё-таки.

Вырастая, «крысята» уходили в бордели Ван Мэя или в наркоторговлю. Кому-то могло повезти, и его забирала к себе Летиция. Выбора куда податься у них было немного. Но это не страшно. Пока есть «сейчас», его можно протянуть до бесконечности. Лица меняются, души остаются.