— Ну и наряд, — только и сказал я. Губы неудержимо кривились в улыбке.

Пат удивленно поднял брови, заметив меня.

— Я думал, ты будешь на следующей неделе.

Он подошел ко мне, но я остался сидеть. Пат постоял в опасной близости, но не прикоснулся ко мне. Все молчали: и Анна и Джон.

Тогда Пат подошел к Анне и раздвинул ее ноги коленом. От Пата пахло каким-то странным древесно-металлическим ароматом.

Анна не сделала движения его оттолкнуть. Пат грубо взял Анну за подбородок, наклонился и поцеловал ее.

Анна отстранилась и вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Тебе не надоело так здороваться?

— Неа, — весело сказал Пат.

— Почему ты живой? — спросил я после секундного, онемелого молчания.

— А я должен быть мертвым? — Пат повернулся ко мне.

— Кончайте, — резко обрубил Джон.

Я допил кофе.

Джон подошел к Анне и положил руку на ее плечо:

— О деле, видимо, сегодня не выйдет поговорить. Давай оставим их одних.

Анна, согласившись, поднялась, захватив с собой бумаги.

И мы остались с Патом одни.

Я не знал, что сказать. Пат подвинул стул и уселся напротив меня.

— Знаешь что такое «спортивная шлюха»? — сказал я хрипло.

Пат наклонил голову, заинтересовавшись:

— Шлюха-спортсменка?

— Нет, это шлюха, которая даже денег не берет, а спит с кем попало.

Пат захохотал.

— Сам придумал? — сказал он, отсмеявшись.

Я поднялся и подошел к нему. Как же я скучал.

Я взял его за шею, также грубо как и Пат ранее с Анной, заставил его запрокинуть голову. Пат схватился за мою руку, но не отталкивал.

Я смотрел в его глаза и пытался узнать, что же за ними, какие мысли, какое прошлое.

Потом я поцеловал его, кусая его губы, почти терзая. Он не отвечал на поцелуй, но и не пытался прекратить.

Вот так всё и началось. Снова.

========== Глава 2 Непонимание ==========

Кнопки панели, рычаги, живые огни под пластиком. Всё было знакомым ему. Дым и ветер — тоже. Он жил, носимый ветром, смешивался с дымом. Иногда ему казалось, что он стал легким. Мене текел упарсин. Тебя взвесят и найдут легким, найдут ничтожным.

Но небо было — его, только его. Он обнимал руками космос и чувствовал себя почти богом или приближенным, на шажок, к нему.

— А Семь Тэ Восемь, как слышно? Прием.

— А Семь Ю 12, слышу хорошо. Прием.

Раздались шорохи, хотя электроника была в порядке: перед каждым вылетом положен полный осмотр и проверка.

— Как ты, Джим?

— Стремлюсь к звездам, — улыбнулся Джим.

Привычный позывной диспетчера, привычный же ответ.

— Ты больше не боишься? Не ссышь в штанишки? — произнес искаженный электроникой голос диспетчера.

— Теперь я всегда летаю в памперсах, Робертс.

Диспетчер засмеялся:

— Их я и имел в виду.

Джим пожал плечами:

— Иногда приходится, ты же знаешь. Хотя откуда тебе знать, ты — птица с обрезанными крыльями, — подколол Джим, зная о слабости Робертса.

— Когда-нибудь я улечу, — сказал тот.

— Ребята, вы долго еще будете рассусоливать? — раздался другой голос.

— Чего тебе, А Шесть Тэ Девять? — спросил Джим.

— Меня когда будете отправлять?

— Катапультой?

— Робертс!!!

Диспетчер замолчал, что-то зашумело.

— Ну ладно-ладно, не кипятись. Я ж пошутил.

— Это как у театралов…- произнес Джим непонятно.

— Что?

— Нужно перед спектаклем посидеть на тексте пьесы. Или у музыкантов — на нотах.

— Предлагаешь нам залезть на корабль и каждому погреть жопу до жареного мяса?

— Я не то хотел сказать…- стушевался Джим.

— А Шесть Тэ Девять, у тебя три минуты до старта, — прервал его диспетчер.

Минуты летели быстро, разбегаясь на секунды-песчинки, Джим был готов. Он всегда был готов. Он больше не боялся. Там такая красота. Как можно бояться красоты?..

— А Шесть Тэ Девять, начинаю отсчет. Прием, — раздался голос диспетчера, — Десять, девять, восемь, семь…

Шесть. Пять. Четыре.

Три. Два. Один.

И игла-корабль поднялась, взрезав плоть неба по оси, рассекая как слои — скальпель.

— Джим? — спросил диспетчер.

— Слушаю, Робертс.

— Что ты там бормотал о театре?

— В каждом виде деятельности существуют свои приметы… — Джим помолчал, прежде, чем продолжил, — Зря ты ему сказал про катапульту.

— Суеверный стал?

— Что-то вроде того.

— Твоя электроника в порядке, и у него тоже. Брось это.

Джим ничего не сказал в ответ.

— Ты готов, Джим?

— Готов.

— Начали!

Десять, девять, восемь, семь…

Когда шум стих, родился свет. И синий, пока еще синий, всё еще — синий, шар за иллюминатором. Улетающий, уползающий, теряющийся. Люди потеряли свою планету или же отказались от нее? Интересный вопрос. Джим фактически не имел дома, или планеты, потому что жил, большую часть времени, в космосе. Тьма обнимала его и баюкала. Была похожей на умершую мать.

Джим отстегнул ремни, встал, потянулся. Затем проверил датчики, всё ли в норме. Автопилот с ИскИн доведет корабль почти до цели.

Теперь можно поспать или покопаться в комм-сети: еще ловили со спутников Земли.

Джим подумал, разложил кровать и улегся, глядя в большой, полукруглый иллюминатор.

— Артур? — позвал Джим ИскИна.

— Да, Джим? — ответил бесполый голос.

— Как ты? — спросил Джим ИскИна Артура, как ранее Робертс спросил самого Джима.

— Я проверил системы, наполняемость шлюзов, воздухо-и водозабор… — стал перечислять Артур, но Джим не слушал — он уже спал.

Разбудило его касание, легкое и нежное, по плечу. Кто-то гладил его плечо. Джим, еще не открыв глаза, замер. Он дома? Где он? И до него дошло: он в космосе. Здесь никого не может быть. Никого, кроме него, Джима.

Джим медленно повернулся на спину.

Никого не было.

На следующие земные сутки подобное повторилось. Джим снова никого не увидел.

Затем появились тени. Их руки хватали его за одежду и кожу, оставляя рваные концы и порезы. Джим находил себя с отверткой, его руки были в крови. Кровь на запястьях, кровь на локтевой ямке, кровь под ногтями. Кровь стекала по вискам. Джим провел рукой по волосам, волосы были мокрыми.

И появилась боль.

***

Я смотрел на Пата и видел как будто призрак. Он впитывал в себя цвета и заставлял меня терять нить происходящего.

— Как ты выпутался?

Пат поднял брови.

— Как-то да выпутался. Не твое дело.

— Грубо.

— А смысл быть с тобой нежным?

Я молчал. Что-то было не то, что-то было здесь не то. Пасмурное небо, в преддверии дождя, за окном бесстыдно показывало свой клочок.

Пат тоже был бесстыдным. Как и всегда. Или даже больше.

— Я тебя люблю, — сказал я.

— А я тебя — нет, — сразу ответил Пат.

— Почему?

— Что — почему?

— Почему всё так? Теперь.

Пат встал и начал наворачивать круги по комнате. Он лавировал туда-сюда в своих диких сапогах, скрежет его шагов по напольному покрытию отдавался настолько резко, что мне хотелось завопить.

— Что случилось? — спросил я.

Пат молчал, лишь ходил туда-сюда. Я тоже люблю ходить туда-сюда, когда меня что-то беспокоит.

Пат остановился. Затем развернулся, подошел ко мне, наклонился надо мной, близко, лицом к лицу. Я чувствовал его дыхание. И безумный взгляд, усталый, чудовищно усталый взгляд. Это взгляд человека, испытавшего многое.

— Я тебя не люблю. Просто я тебя не люблю. Но мы можем остаться друзьями.

Я подумал и ответил:

— Нет, не можем. Что ты вообще здесь делаешь?

— Я тут работаю, — незамедлительно ответил Пат.

— Круто, — сказал я, — круто. Молодец. Хвалю. Не буду ни о чем спрашивать. Если тебе так будет удобно.

Пат покусал губу.

— Ты меня предал. И теперь ты меня отшил. В моей жизни было две трагедии: авария и ты.

— Это не твоя фраза.

— Фрида Кало сказала похожую.

— Твои книги…

— Ты тоже их читал.

— Читал, — согласился Пат.