Не может же…?
Комментарий к
Аносмия - потеря обоняния.
========== Часть 11 ==========
Белоснежный потолок и несколько встроенных в него лампочек — это первое, что видит Тони, проснувшись через долгие шесть часов в просторной, чистой и пустой палате.
Или не совсем пустой?
Омега поворачивает голову, пытаясь сфокусироваться на объекте, что, казалось бы неудобно расположился на двух стульях напротив его кровати и спокойно посапывает. Мальчик тут же пытается встать, но это все успехом не увенчивается — сильная боль в спине и резко вырванный катетер из вены, который сразу же оповещает неприятным пищанием о том, что пациент, всё-таки пришёл в себя.
Наконец уснувший Алекс, принявший максимально удобное положение для своего двухметрового роста, резко подрывается и сразу же несётся к омеге.
— Что же ты делаешь! Нельзя вырывать катетеры! Не смей вставать!
— Что происходит? — Тони не осознает буквально ничего.
— А ты не помнишь? — кидает мужчина быстрый взгляд на мальчика, быстро подмечая, что отек на скуле стал гораздо ярче.
Ублюдки.
— Ничего… Ничего не помню.
— Ну давай будет считать, что я просто спас твою шкуру и не дал изнасиловать своего омегу, — катетер с успехом вставлен обратно и Алекс быстро подкатывая стул, садится аккурат напротив мальчика, — что-нибудь хочешь? — омега поспешно мотает головой, — может неудобно лежать?
— Всё хорошо, — Тони смотрит на альфу странно. Он уже вспомнил всё до мельчайших подробностей и понять не мог как Алекс нашёл его в таком полисе? Если только…
— Вы следите за мной?
— Что? Нет, малыш, нет, я тогда за тобой не следил.
— Я спросил не про тот случай, а вообще? Вы смогли быстро найти меня, но так быстро же просто невозможно, а значит, вы за мной следите. Эти вечные сообщения и взгляды в спину. Думаете если я не чувствую, значит можно так беспардонно за мной следить?! Я просил держаться подальше! — омега срывается на крик и снова пытается встать, — сука, почему так больно?!
— Тони, успокойся! — поперек груди ложится рука, что мягко прижимает мальчика к кровати, — ты сильно ударился спиной, тебе нельзя так резко подниматься. Не тревожь её, малыш.
— Сколько раз мне нужно сказать, чтобы Вы поняли — я, блять, не малыш Вам!
— А сколько необходимо раз напомнить тебе, что я обещал с тобой сделать, услышав бранную речь из своих уст, м? — глаза парня округляются, а Алекс чуть смехом не давится.
Его омега очень наивный.
Его омега такой ребёнок.
— Я пошутил, — он всё же не выдерживает и смеется в голос, вызывая недовольное выражение мордашки у Тони, — прости, пожалуйста, но твоё лицо… Ты слишком милый.
— Может хватит так ме…
— Мистер Джонсон, почему вы не сказали, что Тони уже проснулся? Сколько уже времени прошло? Если бы я случайно не проходил — Вы бы даже мне не сообщили! — в палату заходит главный врач и тщательно осматривает больного, — наконец ты пришёл в себя, а то твой ненаглядный все уши прожужжал, не давая мне прохода. Теперь-то Вы довольны, мистер Джонсон? — поворачивается он к альфе и выжидающе смотря на него.
— Я доволен, что Тони наконец проснулся, но точно не его видом.
— Ну это только дело времени, — машет рукой доктор, хватая ещё один стул и подсаживаясь к Алексу, — Тони, здравствуй, меня зовут доктор Уолтер Смит. Ты себя хорошо чувствуешь? Можешь отвечать «да» или «нет», я знаю, сейчас тебе не очень хочется разговаривать. Давай начнем… — доктор открывает первую страницу своей тетради и быстро что-то просматривает, — осознаешь, что сейчас происходит?
— Да.
— Болит что-то?
— Да.
— Хорошо, — Уолтер чиркает что-то на листке, — спина?
— Да.
— Ты можешь в точности вспомнить что вчера с тобой произ…
— Хватит задавать такие вопросы ему! Разве Вы не видите, что ему это неприятно!
— Мистер Джонсон успокойтесь, — спокойно проговаривает мужчина, — так что? Хорошо помнишь? — и омега просто кивает, пытаясь не разрыдаться как маленький ребёнок. Как… малыш.
— Отлично, — Алекс не выдерживает и вскакивая со стула проходит к широкому окну, — ты страдаешь аносмией, — но тут альфа резко разворачиваяется и сразу встречается с шокировано-испуганным взглядом мальчик, который, тут же посмотрел на Алекса, стоило только вопросу прозвучать, — и омега снова только кивает. Мужчине хочется сейчас же подбежать к своему сокровищу и отодвинуть этого беспардонного врача куда подальше, лишь бы только скрыть, спрятать защитить своего малыша от этого пронзительного изучающего взгляда.
Доктор встаёт и ближе подходит к мальчику.
— Мистер Джонсон, Вы не против, если мы поговорим наедине?
— Категорически против.
— Ну как знаете, — пожимает тот плечами, — тогда прошу, держите себя в руках или иначе мне придется позвать охрану, — альфа хмурится, но противиться не смеет. Ждёт. И резко сжимает кулаки, когда Уолтер берёт омегу за подбородок и осматривает лицо.
Он всего лишь врач.
Который является альфой — разум как некстати добавляет красок в палитру событий, которая и так до краёв наполнена ими.
— Расскажешь мне, когда именно ты перестал чувствовать?
Тони скривился от горьких воспоминаний. Воспоминаний, которых он так боялся, которых он так… Избегал. И тут его снова, спустя столько лет заставляет поддаться и упасть в бездну к этим чертям.
— Шесть лет назад, — омега глотает больной ком в горле, — но я ощущаю почти все запахи. Кроме самых резких и ароматы других… Людей.
— И альф и омег? — Смит внимательно смотрит на Тони, а затем переключается внимание на его запястье, собираясь измерить пульс.
— Да.
— В связи чего ты потерял обоняние? В моей практике это довольно редкий случай, — протягивая фразу за фразой, совершенно не замечая изменения на лице Тони. В основном чувство запаха теряют из-за стресса. У тебя была какое-нибудь сильное потрясение шесть лет назад?
— Я… Я… — и омегу прорывает. Мальчик заплакал из-за всех сил. Слёзы, которые так тщательно скрывались все эти годы нещадно начинают катиться по уже красным щекам.
Стыдно. Больно. Позорно.
Он всегда был слабым.
Ему от себя противно.
— Малыш… — горячее Алексово дыхание обжигает ухо, — поплачь, поплачь… — всё вторит успокаивающий голос, а мальчик от этого рыдает еще сильнее. Ещё громче, — всё хорошо детка, я с тобой. Я здесь и всё будет в порядке.
— Я Вас н-не чувствую совершенно… — шепчет он, а Алексу приходится нагнуться ещё сильнее, чтобы расслышать что же это чудо сказало.
— Обязательно почувствуешь. Я тебе обещаю. Ты веришь мне? Веришь? — сейчас же Алекс ощущает как быстро бьется сердечко его малыша.
— Как Вы пахнете? — омега успокаивается, но не спешит отталкивать мужчина, а даже наоборот покрепче прижимается, стараясь почувствовать хоть что-то. Но увы…
Ничего он не чувствует.
— Я? — вопрошает Алекс слегка пораженный таким вопросом, — ну… Я даже объяснить не знаю как. Я чувствую древесину. Да, знаешь я как опилки, что пять минут назад были бревном.
Альфа добивается своего. Омега начинает мелко подрагивать, но не от слез. Тони впервые за долгое время начинает смеяться.
Смеяться от всего сердца.
— Прекрасное описание, — хмыкает мальчик, — опилки и больше ничего?
— Может быть ещё… Ель? — тянет Алекс, — малыш я правда не знаю. Вот когда вылечишься, сам мне и расскажешь чем я пахну для тебя.
— А у меня какой запах? — слова мужчины пролетают мимо и бьются о бетонную стену не приветствия.
— О, малыш! Ты пахнешь изумительно! Так ярко, так чисто и очень сильно, что я готов всю вечность вдыхать твой аромат, — у Тони от таких слов сердце замирает, а тело парализуется, — ты как свежая земляника обсыпанная ванильным сахаром. Слишком сладкий.
— Слишком приторный, — морщится тот, пытаясь воссоздать этот аромат.
Он свой запах вообще не помнит.
Он свой запах даже признавать не хочет.
— Тони, милый, посмотри на меня, — альфа нехотя отодвигает от себя омегу, но руки его ещё покоятся в ладонях Алекса, — я хочу, нет, я настаиваю, чтобы ты прошёл диагностику, а после начал принимать таблетки. Это тебе поможет. Доктор сказал, что всё ещё можно исправить.