— Куда ты влип, Джонсон, — он горько ухмыляется своему риторическому вопросу и потирает уставшие глаза.

Всегда жесткий, до чертиков педантичный альфа, мужчина, которому нежности казалась приторно-сладкими и неимоверно розовыми, сейчас сидит на коленях у того, кому уже давно посвящена вся его никчемная жизнь.

Нежность — своего рода сумасшествие. Что-то запретное, ей хранят только для одного особенного человека.

Нежность все время стыдятся. Прячут далеко в боковой карман, вынимая в одиночестве по вечерам.

Смешно?

Нет.

Ни капли не смешно. Такая сильная любовь в основном имеет печальный конец в классических романах.

В самой последней жестокости — есть бездонность нежности.

Ты отдашь ему всего себя без остатка. Вся твоя нежность однажды обретает облик человека и этот человек — тот на кого ты сейчас смотришь, от которого взгляд не отводишь никогда.

Они от этой любви сгорают, прекрасно это понимая, но все равно упрямо идут вперед, с каждым шагом сплетая свои пальцы сильнее.

Их любовь светится ярче солнца. Освещает путь, лучше самой светлой звезды.

В каждой любви существует много маленьких вселенных, каждая из которых, несомненно имеет свою историю. В их же любви этих самых вселенных чуточку больше и от этого их чувства чуточку нежнее.

***

Мужчина просыпается глубокой ночью от громкого вскрика, что раздаётся по всей квартире из-за эха удваиваясь. Алекс приподнимается на локтях и ещё секунды две тупо моргая, понять может что, собственно, произошло, но потом слышит тревожные вздохи и чувствует подрагивающее тело слева от себя.

— Детка, — он проводит рукой по взмокшей челки и кладёт ладонь на лоб мальчику, осознавая, насколько тот холодный, — проснись.

Ему определенно снятся кошмары. И мужчина к этому готов.

Его предупреждали.

« — Это, конечно, не посттравматический синдром, но он очень близок к этому»

Альфа вспоминает сказанные накануне слова врача и тяжело вздыхает.

Мужчина пару раз слабо встряхивает юношу и тот наконец открывает глаза, моментально подрываясь и обнимает Алекса за шею.

Он так боялся, что это правда, Господи.

Не отпускай.

— Ну всё, тихо, тихо, зайчонок, — мужчина крепко своего малыша обнимает и все время не переставая гладит по шёлковым волосам.

Ничто так не отпугивает ночные кошмары, как горячие поцелуи и крепкие объятия.

— Только не уходи…

— Не уйду, — он плавно отстраняется и смотрит в изумрудные глаза. Мальчик, почувствовав, что его не обнимают, сразу хочет потянутся за уютом, но его мягко останавливают тёплые руки, а потом всё сменяется нежными губами, которые начинают с такой любовью и отчаянием целовать, что выбивают все посторонние мысли из головы омеги.

В этот момент Тони ничего не соображает. Растворяется в желанном поцелуе, отдавая свои губы на растерзание.

И Алекс счастлив.

Как он давно их не целовал. Из-за этого хочется касаться ещё больше, растягивая удовольствие подольше. Этого мальчика хочется целовать вечно, целовать всего сразу, целовать везде.

Они не отрываются друг от друга до тех пор, пока в двоих не заканчивается воздух. Мужчина плавно садит омегу на свои бедра, заставляя того наклониться над собой и тянется за новыми, такими же нежными и ласковый поцелуями.

Как же я тебя люблю.

И это, сука, уже не лечится.

Они дарят эту любовь друг другу прямо сейчас, без слов открывая и выворачивая душу наизнанку, говоря одними прикосновениями, стонами и мокрыми бесконечными поцелуями.

Хрупкие детские пальцы сжимают чуть грубоватые волосы и тянут на себя.

Ему мало.

Ему хочется ещё.

Мальчик чуть дёргается, когда внизу живота внезапно начинает колоть, но он на это даже внимание обращать не хочет. Он умереть готов, но лишь бы это мгновение длилось ещё хоть немного.

Алекс, глухо рычит прямо в поцелуй, когда Тони, удобно устроившись на его паху, начинает там ёрзать, ещё сильнее возбуждая и так ужё горячую плоть.

Терпеть тебя невыносимо.

Что ты, блять, со мной творишь.

Рецепторы из-за сильно накатившегося возбуждения становятся в два раза резче, а аромат этого сладкого и только его мальчика — желание в разы.

Мужчина перемещает широкие ладони с талии на шею мальчика и тут же чувствует жар тела омеги, а потом понимает, что тот и вовсе начинает задыхаться из-за нехватки воздуха.

Снова заболел.

— Малыш, малыш, хватит, — томно шепчет он вытирая большим пальцем лишнюю жидкость со столь любимых губ, — пока это не переросло в нечто большое — хватит.

Мальчик непонимающе смотрит своими большими изумрудами и тут же всхлипывает носом, подтверждая догадку Алекса.

— Почему ты меня постоянно отталкиваешь? Ты меня не хочешь? — он всхлипывает второй раз, но уже не от насморка. На глазах — предательские слёзы. Он своим поведением не только альфу, но и себя безумно удивляет.

Что с ним происходит, он понять не может.

«Как предтечный», — проносится у Тони в голове и становится в разы поганее. Ну конечное, как он мог забыть о самом главном: альфам нужны здоровые пары.

Куда же ты со своей недоделанностью лезешь?

Мужчина ничего не говорит на слова мальчика и мыслей его не слышит вовсе, просто тянется к его губам, целуя в последний раз и уходит из комнаты, тут же придя спустя минуту.

— Аллергии же на лекарства нет? — Алекс почему-то даже не смотрит на омегу, а ему, как кажется самому омеге, всё становится ясно.

— Нет…

Мужчина кивает и выдавливает на руку несколько капсул, ещё раз их пересчитывает и суёт в рот мальчику.

— Их надо разжевать.

Тони послушно кивает, когда слышит нотки грубости во всегда приятном и таком нежном, несмотря на хрипотцу, голосе.

— Ляг.

— Алекс, почему ты мне не отвечаешь?

— Ляг, я сказал, — мужчина нервно выдыхает и слегка толкает Тони, чтобы омега, наконец, принять горизонтальное положение.

— Алекс… — мальчик смотрит на то, как мужчина берёт градусник и всё время сосредоточенно на него смотрит, а когда эта штука пищит, то вовсе хмурит брови, нервно губу закусывая.

38.7.

— Я вызываю врача, — регламентирует он и уже собирается встать, как его останавливает омега, который подрывается с постели, но тут же спешит лечь обратно. У него ужасно разболелась голова, — ты, блять, можешь полежать?! — мужчина из последних сил поправляет съехавшее одеяло и молиться, чтобы этот мальчишка больше ничего не говорил. Альфе на самом деле ужасно сложно держаться настолько близко к так ярко пахнущему, его истинному омеге.

Но конечное, всё по твоему плану, Алекс идти не может. Ты забываешься, полностью не понимая, кто здесь главный. И, признаться честно, ей абсолютно не нравится, когда с ней пререкаются.

Ведь жизнь начнёт шутить жёстче.

Ты ещё не понял, что эта засранка, вообще границ не знает?

— Блять Тони! — мужчина кидает градусник в стенку и тот разбивается, начиная неприятно пищать.

Довёл.

Своими глупыми и беспочвенными истериками с ума его свёл.

— Почему… Почему ты всё ещё продолжаешь так говорить, я не понимаю! Разве ты не видишь, что ты для меня, разве ты не чувствуешь всего моего тепла?! Да сука! Я каждый раз перегораю, как только вижу тебя, умираю каждый раз, когда сам меня целуешь и после этого ты можешь говорить об этом? — мужчина пальцами в короткие волосы зарывается, сильно сжимая и чуть не начинает их рвать. А потом подрывает с места и забирается на кровать к перепуганному мальчику, ставя сильные руки по обе стороны от его головы и внимательно на того смотрит, часто и глубоко дыша.

— Ты не веришь моим чувствам? Скажи, я что-то делаю не так?

Но Тони только часто головой мотает, потому что говорить он боится.

Боится сам себя и своих тараканов, что в любой момент могут сделать что-то не так.

— Ты делаешь мне больно своими упрёками… Посмотри на себя. Разве ты ещё не понял?! Ты же совершенно ещё не отошёл, так ещё и заболел, как я могу трахнуть своего омегу, когда он в таком состоянии? Это низко. А я ещё не настолько с ума сошёл чтобы до такого опускаться.