– Тузик уже там? ― машинально поинтересовалась я и тут же поправилась: ― Извините… Валерий Павлович.

– Должен быть, ― ответил Миша. Затем, немного помолчав, добавил: ― Как только окажетесь на месте, то есть в голове Валерия Павловича, я и Блинова постараемся держать с вами связь.

– Связь? ― искренне изумилась мама. ― Оттуда что, можно звонит по телефону? Надеюсь, там нет роуминга.

– Связь будет через нашего представителя.

– Там кто-то из ваших?

– А как же. Встретит вас. В дальнейшем, если что, будете искать его. Он предоставит возможность набрать по телефону Инессу Вячеславовну или меня. В крайнем случае, можно отправлять письма. В обычном, бумажном виде или по электронке.

– Там есть Интернет? ― обрадовалась я.

– Случается.

– Что значит, случается? ― насторожилась мама. ― Он либо есть, либо нет.

– Всё будет зависеть от того, насколько далеко господин Клюшкин ― точнее, его голова ― будет располагаться от источника вай-фай сигнала.

– Да, но нам потребуется код доступа.

– Его легко запомнить: «голова».

– Латиницей?

– Нет, просто пишите, как обычно, русскими буквами «голова», и всё.

– Погодите, ― сказала мама, ― а как с вещами? Я взяла всё необходимое: домашние шлёпки, увлажняющий крем…

– Зачем вам шлёпки?

– Странный вопрос. У вас типично мужское мышление. Вы предлагаете мне надевать гостиничную обувь? Не хватало ещё, чтобы я подцепила грибок.

– Но там нет гибка. Это голова, поймите.

– Понимаю, ― не унималась мама, ― голова. А у вас она, кажется, отсутствует. Зачем же я волоку с собой все эти справки о собачьих прививках? Значит, всё-таки болезни там имеют место?

– Поймите, болезни имеют значение здесь, ― терпеливо объяснял Миша. ― Господин Клюшкин может вас просто не пустить с не привитым псом. Это его святое право. Поэтому нужны все эти бумажки: сломать его внутренние барьеры. Предубеждения, понимаете? Вы ведь психолог.

– Да, ― слегка успокоилась мама, ― это называется паттерны мышления. Но шлёпки я с собой всё же возьму.

– Ваше право, не смею препятствовать.

У папы тоже нашлось, что спросить. Он вынул список вопросов.

– Скажите, пожалуйста, ― начал он, ― что всё это время делает реципиент?

– То есть?

– Ну, всё то время, пока мы будем находиться в его черепном пространстве.

(Да, папашка у меня такой. Как ляпнет, так ляпнет. Черепное пространство! Это перл. Надо где-нибудь записать.)

Отвечая на папин вопрос, консультант-лаборант сказал, что в течение всего нашего отпуска Валерий Павлович будет вести привычный, будничный образ жизни. Правда, по договору, предоставляя голову туристам, раз в три дня он обязан появляться в Москве. Сотрудники исследовательского центра будут проверять его общее состояние, он будет дышать в трубочку, чтобы можно было определить, сколько он накануне выпил («Праздники, сами понимаете!»), и в довершение всего в специальном кабинете в течение двадцати минут ему будет необходимо прослушать трек с аудио-релаксацией.

– Вас ничто не должно волновать, ― уверял Миша. ― Реципиенты получают неплохой процент от той суммы, которую вы оплатили. Поэтому все они, включая господина Клюшкина, можно сказать, кровно заинтересованы в том, чтобы ваша поездка прошла без эксцессов. Иначе, если посыплются жалобы, мы вынуждены будем ограничить доступ туристов в их головы. В Москве и области полно других голов. Порядочных и уравновешенных.

Остановившись, локомотив с шипением распахнул двери.

– Встаём, приехали.

9. Учитель засыпает

Инесса Блинова вместе с Тузиком ждали в лаборатории. Подошли мы. Вместе с Шариповым. В первую секунду я даже как-то удивилась: почему Шарипов на поводке, а физрук просто так? Мог бы, по крайней мере, натянуть намордник. (Я, наверное, злая, да? Sorry!) Но он был, что называется, при параде: серые отутюженные брюки, белая рубашка с галстуком в горошек…

– Это что? ― грозно вытянул палец физрук.

– Это? ― с обаятельной улыбкой переспросила мама. ― Это наш домашний питомец. А это необходимые справки. Вот… Прививки от бешенства, от чумы… Он у нас послушный, вы не думайте. Знает команды. Шарипов, сидеть. Сидеть, я говорю. Что за непонятливый пёс!

– Ещё насидится, ― сказала я.

– Вы собираетесь взять его с собой?

– Послушайте, если нас всех временно растворят каким-то лучом, то какая, собственно, разница ― собака это будет или человек?

– Но он станет рыть ямы.

– Кто вам такое сказал?

– Все собаки роют ямы.

– Но это не норовая собака, вы же видите. Он декоративный. Мопс.

– Сверху, может быть, мопс, а внизу у него что?

– Согласна, ― вздохнула мама, ― лапы у него действительно отцовские. Но судя по их длине, его папа был псом гончей породы. Борзой. Нет, такими лапами ямы не пороешь.

– Ну, почему же, если очень постараться… ― с сомнением прогнусавил папа.

– Гена, где ты в последний раз видел, чтобы Шарипов рыл ямы? Когда такое было? И вообще, ― мама вновь обернулась к физруку, ― с чего вы решили, что у вас там непременно должна быть земля?

– Что же там? ― спросил физрук. ― Вам же придётся где-то стоять, ходить.

– Может, у вас там песок. Или опилки. Или то и другое в смешенном виде. Не думаю, что в опилках так уж удобно рыть ямы.

– Издеваетесь?

– Ну, что вы! Даже не думала.

Спор обещал быть длительным, поэтому я решила вмешаться.

– Валерий Палыч, ― сказала я, ― беру Шарипова под свою личную ответственность. Если начнёт разгребать землю, я его остановлю. Буду строго следить, обещаю.

– Валерий Павлович, ― с убедительностью сказал Миша, ― это действительно так: расщепляясь на субатомные соединения, материальные субстанции, включая людей и животных, делаются практически неотличимы. То есть я хочу сказать, что наличие вместе с путешественниками небольшой комнатной собачки на вас никак не отразится. Вы этого не заметите.

После этого нам, как туристам, дали необходимые инструкции: как себя вести, даже как дышать во время перемещения. Мы взобрались на площадку «Д». Физрук отправился к той, что с буквой «Р». Надев защитные очки, сотрудник Блинова пошла колдовать с пультом. Штатив с перемещателем, прожужжав, выдвинулся из пола. Сам перемещатель слегка надломился. Его пушки, медленно опустившись, нацелились в нас. На стене рядом с Блиновой, на двух мониторах я увидела лица своей семьи и Клюшкина. Я поглядела на папу с мамой. Прижимая сумку с вещами к себе, папа вспотел и выглядел взволнованным. Не часто ему приходилось бывать туристом. Ему привычнее бухгалтерский стол.

– Спокойно, ― подбадривал всех Миша, ― ничего страшного.

Вдруг я заметила, что на одном из мониторов изображение исчезло: Клюшкин куда-то делся. Я поглядела на противоположную площадку… Упав на пол, Клюшкин отжимался на руках.

– Валерий Павлович, что вы делаете? ― спросил консультант.

– Мне так удобнее. Сгоняю стресс, ― ответил Клюшкин, продолжая отжимания и негромко считая: ― Двадцать один, двадцать два…

– Валерий Павлович, встаньте, прошу вас.

– Сейчас. Тридцать семь… Сорок один… Пятьдесят… Всё. Можно, ― бодро вскочил на ноги Клюшкин. ― Я готов.

– А я нет, ― положив сумку, заявил вдруг папа. ― Требую вернуть наши деньги назад.

– Дорогой, что такое? ― в недоумении воззрилась на него мама. ― Всё шло нормально.

– Он отжался, ему хорошо, ― с обидой произнёс папа. ― А как быть другим? Может, он не знает, но у него поднялось кровяное давление. Вдруг это отразится на путешествии?

Физрук приложил большой палец к запястью.

– Пульс в норме, ― сказал он.

Папу ещё какое-то время уговаривали ― мама, сотрудники… Я бы сама попросила отдать нам деньги, чтобы мы вернулись домой, но было поздно: что я скажу Задавакиной? Нет, папу надо было срочно успокоить.

– Пап, ― сказала я, ― погляди на меня. Я не боюсь. И тебе не надо. Поехали, раз уж собрались.