Алоис ловко пронес два стакана по узким проходам, не задев ни одной (высотой в человеческий рост) стопки книг. Поставив стакан на столик возле Марии, он присел напротив нее и вздохнул. Артроз так измучил его со вчерашнего утра, что Алоис уже подумывал, не закрыть ли на сегодня лавку. Теперь он радовался, что не поддался слабости. Мария уже давно была его хорошей клиенткой. За девятнадцать лет, что они знали друг друга, Мария стала для него вроде младшей сестры, которой у Завацки никогда не было.

Он задумчиво помешивал чай, Мария делала то же самое. Некоторое время, кроме позвякивания таявших кусочков сахара о стекло, ничего не было слышно.

В этой части комнаты, где было так же уютно, как и во всем магазине, клиент мог почитать или просто полистать книгу. Люди захаживали сюда, чтобы не только насладиться Гете и Шиллером, но и горячо поспорить о произведениях молодых современных поэтов. Да, литературный клуб Алоиса Завацки был знаменит далеко за пределами Зонненберга. То же касалось и выбора книг, которые своим изобилием и качеством могли бы затмить многие книжные магазины больших городов.

– Вы выглядите несколько уставшей, – заметил он, глядя на девушку поверх края чайного стакана. – Неужели вы успели отпраздновать заранее? Это ведь к несчастью, разве нет?

– Я бы охотно примирилась с несчастьями, если бы они чаще чередовались с чем-нибудь другим, – отмахнулась Мария. – Если не учитывать того, что Йоханна и другие настояли на том, чтобы я сделала сегодня выходной, этот день такой же, как и все предыдущие.

Он снова удивился отсутствию беззаботности у молодой девушки. Он бы с большей охотой наблюдал сегодня, как Мария Штайнманн весело празднует день рождения! Эх, если бы она завила каштановые волосы, надела красивое платье и уехала куда-нибудь с возлюбленным, а не сидела бы сейчас со стариком!

– Нам это нужно срочно исправить!

Он встал и снова исчез в недрах магазина. Но уже в следующий миг вернулся с бутылкой и двумя бокалами.

– Еще только утро, однако позвольте предложить вам немного хереса.

И, не дожидаясь ответа Марии, он налил на два пальца золотисто-коричневого напитка в оба бокала. Если чай не действовал, то херес чаще всего помогал.

– Ваше здоровье!

Мария тоже подняла бокал и ответила:

– И вы будьте здоровы.

Потом Алоис наклонился к ней:

– Вот так. А теперь рассказывайте, что у вас накопилось на душе. Вы не отделаетесь от меня обычной фразой, что якобы все в порядке!

Мария скривила губы:

– Собственно, все так и есть. На самом деле это смешно, но… – Девушка секунду колебалась, но потом рассказала о своем сне.

– Мне в самом деле казалось, что я задохнусь, – закончила она.

Мария все еще была под впечатлением от сна.

– Бедный Магнус до смерти испугался, так громко я кричала! – вздохнула она. – Слава богу, это был всего лишь сон. Мне все еще жутко, когда я об этом вспоминаю.

Завацки почесал голову.

– Вы стали бы настоящей находкой для Зигмунда Фрейда, – сухо произнес он.

– Только не начинайте снова рассказывать о господине Фрейде и о бессознательном! Я задаюсь вопросом: ну почему этот человек не мог открыть действительно что-нибудь полезное? – В каждом ее слове слышалась ирония.

Завацки ничего не сказал, и она продолжила:

– Например, вещи, которые облегчат жизнь людям. Машины и тому подобное…

«Странно, что Мария так резко реагирует, когда я пытаюсь завести речь об этом психоаналитике, – уже не в первый раз подумал продавец книг. – Впрочем, она всегда скептически относилась к людям с новыми идеями!»

– Если понять, что творится в бессознательном, это как раз и может облегчить жизнь людям, – менторским тоном ответил он. – Но оставим это. Мы же не хотим спорить в ваш день рождения. А если и будем спорить, то лишь по конструктивным вопросам.

Он вскочил.

– А знаете что? Вы сейчас подыщете книгу, которая вам понравится, и я вам ее подарю!

Было бы странно, если бы ему не удалось вызвать на бесстрастном девичьем лице хоть тень улыбки! Заметив сомнения Марии, он добавил:

– Это может быть и один из тех дорогих фотоальбомов, которые вы так любите. Нет, нет, я не приму никаких возражений! – Завацки в знак протеста поднял обе руки, когда Мария хотела отказаться.

Женщина нерешительно встала. Она не просмотрела и первой стопки книг, как вдруг повернулась к Завацки и произнесла:

– В этом нет смысла.

Она покачала головой и вернулась к своему креслу, едва сдерживая слезы.

– Я не знаю, что со мной происходит. Я испортила вам радость…

Он молчал.

Мария с трудом подняла голову.

– Еще совсем недавно я думала, что в книгах мне откроется целый мир. Я проглатывала каждую строчку, каждую картинку рассматривала по несколько часов! Часто казалось, что я даже как-то связана со всеми этими художниками и писателями. Но что это мне дало? Я хотела учиться дальше. Способствовать собственному культурному развитию. Ха!

На самом деле Алоис уже давно ожидал подобной вспышки. Даже простофиля мог заметить, что Мария Штайнманн несчастна. И все же Завацки испугала ее горячность.

– Ради чего открывать этот мир? Это делают другие. Ваш Зигмунд Фрейд занимается бессознательным, Франц Марк рисует голубых лошадей, Альфред Дёблин, книгу которого вы давали мне почитать на прошлой неделе, пишет об убийстве одуванчика. Как можно додуматься до такой странной идеи? – Она с упреком взглянула на продавца книг. – А я рисую звездочки, гирлянды и новогодние колокольчики на елочных шарах. И так до бесконечности. – Она тяжело сглотнула. – Это совсем плохо.

Мария уставилась в точку перед собой.

Мария Штайнманн. Младшая из трех сестер Штайнманн, отважившихся встать к стеклоплавильной печи и выдувать стекло. Прочие женщины Лауши довольствовались тем, чем занимались столетиями: выходили замуж за стеклодувов, серебрили и разрисовывали готовые изделия. Мария еще маленькой девочкой тайком села у стеклоплавильной печи умершего отца и под покровом ночи стала учиться ремеслу, пока не овладела им. Со временем она создала самое красивое елочное украшение, которое когда-либо видели в Лауше. Это были стеклянные шары, блестящие, искусно выполненные, – настоящая поэзия, которая могла осветить даже самую темную лачугу в Святую ночь. Зависть и недоброжелательство не заставили себя ждать, однако и успех пришел: зародилось маленькое семейное дело. Мария работала стеклодувом, а сестры Йоханна и Рут ей помогали. На сегодняшний день у них было более двадцати работников. Десятки тысяч шаров из стеклодувной мастерской Штайнманн-Майенбаум ежегодно рассылались по всему миру, заставляя радостно блестеть детские глаза. Пока большинство стеклодувов жаловались на упадок и отсутствие заказов, «женское хозяйство», как прозвали мастерскую, даже шло в рост благодаря предприимчивости Йоханны и неиссякаемым творческим идеям Марии. Средняя сестра, Рут, много лет назад перебравшаяся вслед за возлюбленным в Америку, тоже заботилась о благосостоянии семейного предприятия, налаживая деловые связи за океаном.

Многие жители Лауши вынуждены были смотреть, как их дети переезжают в город, чтобы обеспечить себе существование. Одна за другой, как грибы после дождя, там вырастали фабрики. У близнецов, которые родились у Йоханны и Петера Майенбаумов, не возникало даже сомнений в том, что они должны остаться и продолжить семейную традицию.

Мария продолжила говорить, словно уловив ход мысли Завацки:

– Разумеется, я рада и счастлива, что наши рождественские украшения, как и раньше, хорошо продаются. Особенно в нынешнее время… Но то, что моя фантазия иссякла, лишь вопрос времени, и вскоре это заметят другие. Я постоянно чувствую себя такой уставшей, просто опустошенной! Нахожу все несказанно обыденным. Если я выдумываю что-либо новое, то чувствую, что уже когда-то рисовала это. Больше всего хочется выбросить всю эту мазню в мусорную корзину, но чем-то ведь надо заполнять наш ежегодный каталог образцов! А из Америки постоянно приходят запросы на новые эскизы. Прежде всего Вулворт требует и требует… Может ли такое случиться, что я исчерпала уже весь запас идей? Нарисовала все свои эскизы шаров?