– Начни сначала. Ты главу первую пропустил.

– Чем известен Город Вони? Кроме вони?

– Фармацевтика.

– Пятерка за сообразительность. И всю хорошую органику для нее черпают из окрестной грязи. Почему и построили здесь Город Ангелов. Сангарийцы взяли под контроль всю эту промышленность. И большинство местных чиновников.

Сырую звездную пыль они на парашютах кила-ют в болото. Драги ее достают и доставляют. Контролеры полевых перевозок получают приличные бабки, чтобы не замечать странных отметок у себя на экранах. Здесь ее чистят в лучших лабораториях и отправляют по адресам под видом тонкой органики. На том конце ее принимают и пускают в обычные каналы распространения звездной пыли.

– Как ты это раскопал?

– Нашел человека, который был в курсе дела. И убедил его, что следует мне все это рассказать. Теперь вот что: зная стиль работы Старика, заключаем, что он наверняка почти все это предполагал, когда посылал нас сюда. Значит, что он хочет? Источник. Чтобы мы нашли, откуда приходит сырье, которое попадает сюда.

Нивен скривился, посасывая коктейль, который уже успел себе смешать.

– Ничего себе работка. Такой масштаб… наверняка это целый картель Семей. А ты мне, помню, говорил, что здешняя банда сангарийцев…

– …самая большая из всех, док. Мы, кажется, напали на след самих Первых Семей. А что я говорил, я помню. Я ошибался.

– Знаешь, я подумываю о выходе в отставку. Мы влипли, и это единственный выход.

Сангарийцы были немногочисленной расой. У них не было правительства – в том смысле, в каком это понимали люди. Главной формой организации у них была Семья, которую можно описать как корпорацию не имеющей границ нации, возглавляемую лицами, состоящими в родстве. Так называемые «неимущие» сангарийцы составляли рабочий класс.

Такая Семья была весьма аристократическим образованием и капиталистом дикого рынка. Сангарийцы резали глотки друг другу почти столь же охотно, как истребляли «скотские» расы.

Глава Семьи был абсолютным диктатором. Богатство его приверженцев зависело от его умения. Наследование шло по мужской линии. Существование прокторов лишь чуть смягчало средневековую структуру власти.

Первые Семьи – это были пять или шесть наиболее сильных Семей. Сколько их – разведка никогда точно не знала. Их функцией в качестве объединения было определение расовой политики и гарантия собственного превосходства среди своего вида.

Очень мало было известно о сангарийцах такого, что они не хотели, чтобы было известно.

– Эй! – с напором сказал Маус. – Даже не шути так. Выходить из дела, когда представляется подобная возможность? Это же может быть наш самый сильный удар за всю историю! Такое стоит любого риска.

– Это как посмотреть.

– Это стоит чего угодно, док.

– Для тебя – может быть. – Нивен держал бокал перед глазами и пытался вернуть то состояние, в котором он пришел. Но от Мауса не отвяжешься.

– Так расскажи мне о своей подруге. Кто она? Где ты ее встретил? Она как с виду, хороша? Что-нибудь тебе обломилось? Чем она занимается?

– Хрен я тебе что скажу. Найди себе сам.

– Эй, док, ты что! – Ты давно меня знаешь?

– С Академии.

– Я у тебя когда-нибудь отбивал девчонок?

– Я тебя ни разу на этом не поймал. – Нивен смещал себе второй коктейль.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что Юпп тебя поймал.

– Кто? – Маус бросил на него мрачный взгляд И показал пальцем себе на ухо. Комната могла прослушиваться. – Ты о Карлотте? Так она же сама за мной охотилась, помнишь? А ему было наплевать.

Юппу фон Драхову было отнюдь не наплевать.

Их общий приятель и однокашник по Академии был просто раздавлен, хотя скрывал это от жены и от Мауса. Той отдушиной, куда он изливал всю свою боль, оказался Нивен.

Нивен не сказал Маусу, что это из-за него фон Драхов оставил жену и сына и так ушел с головой в работу, что обогнал в карьере людей куда более старших. Флот был единственным институтом, которому фон Драхов доверял безоговорочно.

И был в этом не одинок.

Службы стали иностранным легионом века. Людей соединяло суровое товарищество, и в основе его лежало убеждение, что они вместе должны стоять против всего остального мира. Служба становилась родиной. Для таких, как фон Драхов, она становилась культом.

Нивен никогда не говорил об этом с Маусом. Зло уже случилось, пусть боль рассеется постепенно.

И дело было не в поступке Карлотты. Верный брак доколе-смерть-не-разлучит-нас вообще был фантазией архаистов. Дело было в том, как это было сделано. Карлотта сделала из этого публичную казнь, терзая Юппа тупым мясницким ножом эмоций, с явной целью ранить и унизить.

Она заплатила за это ценой отвержения. До сих пор она была изгоем на Луне-Командной. Ее ненавидел даже собственный сын.

Нивен так и не понял, что двигало этой женщиной. Казалось, она вдруг сошла с ума, свалившись под грузом собственного презрения к мужу-выскочке.

Фон Драхов был со Старой Земли, как и Нивен. Еще до крушения своего брака карьера его взлетела ракетой, и он обогнал родственников своей жены, служивших во Флоте уже четвертое поколение. Может быть, это и надломило ее окончательно.

– Только не слишком увлекайся, док, – предупредил Маус, прервав мысли Нивена. – Может быть, нам не придется здесь долго быть.

Позже, уже проваливаясь в сон и пытаясь забыть эпизоды жизни на Луне-Командной, Нивен подумал, почему бы это Маус так открыто обсуждал их задание, но немедленно пресек упоминание о фон Драхове.

Защищал их легенду второго уровня? Сообщники Стардастера никак не могли иметь своим другом действующего капитана Флота.

А может быть, Маус знал что-то такое, что адмирал Бэкхарт не счел нужным сообщить его партнеру. Старик любил работать в подобном стиле.

Сукин сын.

– И то, и другое, наверное, – пробурчал он.

– Чего?

– Сам с собой. Спи.

Бэкхарт всегда использовал его как ширму. Или как движущуюся мишень. Он шатался вокруг, вспугивая дичь для Мауса.

Или наоборот, как утверждал Маус.

«Интересно, – подумал он, – слушал ли их кто-нибудь. Одного жучка они при осмотре нашли, невключенного. Из тех приборов, которые менеджеры отеля ставят, чтобы не воровали полотенца. Но профессиональная осторожность требовала считать, что они пропустили что-нибудь работающее».

Нивен не был влюблен в свою профессию. Она не оставляла ему ни минуты, когда можно расслабиться. Он не считал, что умеет быстро реагировать, и потому свои реакции на ситуацию старался предусмотреть заранее, даже, пожалуй, слишком тщательно. Он не умел, как Маус, летать свободно и воспринимать удары судьбы с фатализмом самурая.

Для него каждый выход с Луны-Командной был выходом на вражескую территорию. И он хотел всегда быть заранее информированным и вооруженным.

Жизнь была проще, когда он служил резидентом в консульстве. Тогда и друг, и враг знали, кто он, и был сложный комплекс ритуалов, по которым велась игра. Редко кто тогда делал больше, чем следить за тем, с кем он встречается или кто еще за ним следит. На Сент-Августине он носил мундир.

Для охотников за скальпами правила были другие. И друзья, и враги Бэкхарта играли по правилам войны. Кровавым правилам.

И по причинам, которых Нивен не понимал, команда Бэкхарта вела войну против сангарийцев не на жизнь, а на смерть.

Нивен прошел все посвящения. Он выдержал бессчетные часы тренировок и гипноподготовки. У него даже было преимущество бурных детства и юности на Старой Земле. Но как-то вышло, что годы в Академии заразили его гуманизмом, от которого иногда работа причиняла боль.

«И склонность к долгой рефлексии здесь не поможет», – подумал он про себя с мрачной иронией.

Кампанию против сангарийцев можно оправдать. Звездная пыль разрушала бессчетно мозгов и – жизней. Пиратские рейды сангарийцев обходились в миллиарды стелларов и сотни погибших. Через подставных лиц сангарийские семьи захватывали контроль над легальными предприятиями и обращали их к преступной деятельности.