Внутренняя оборона бен-Раби сыграла «в ружье». Он не мог позволить себе открыться. По двум причинам: во-первых, этого вообще нельзя сейчас делать, и во-вторых – потому что сам точно не знал, что с ним происходит. И он скрыл стены Festung Selbst[2] за дымовой завесой полуправды.

– Просто я расстроен. Может, потому что накрылся мой отпуск. Может быть, из-за матери… У меня был полный мешок вещей, которые я хотел отвезти домой. Марки и монеты, которые я нашел в Корпоративной Зоне. Кое-что я привез и со Сломанных Крыльев. Резьба по кости с Трегоргарта, и бабочки с Новой Земли, которые в другом месте стоили бы состояния…

– Темнишь, мой друг. Темнишь. – Маус остро смотрел на него из-под опущенных бровей. – Я тебя не так плохо знаю, Мойше бен-Раби. И знаю, когда тебя что-то на самом деле достало до печенок. Ты лучше что-нибудь с этим сделай, а то, если будешь держать это в себе, оно сгрызет тебя заживо.

В одном Маус был прав. Они хорошо узнали друг друга. Слишком хорошо. Маус теперь видел его насквозь и хотел помочь.

– Может быть. Когда у тебя следующий шахматный турнир? Приду проиграть пару партий.

Маус поморщился. Он умел распознать дымовую завесу.

Черт, чуть не сорвался!

Маус кинул взгляд на «Иерусалим», над которым работал бен-Раби.

– Ладно, Мойше, я не хотел лезть тебе в душу. – Он встал. – Не знаю, будут ли у нас еще турниры. Киндервоорт говорил, что мы придем к «Даниону» где-то сегодня вечером. Потому-то я и зашел. Думал, тебе будет интересно знать.

Бен-Раби просиял.

– Вот и отлично! – Он сложил листы «Иерусалима», встал и начал ходить по каюте. – Ожидание меня стало доставать. Приятно будет чуть поработать.

Рандеву с траулером прошло абсолютно без помпы. Ни духового оркестра, ни любопытных толп в приемном ангаре. Присутствовали единственно те сейнеры, которым было поручено показать наземникам их жилье и проинструктировать насчет рабочих обязанностей. Никто из должностных лиц их приветствовать не вышел. Мойше был разочарован.

Его проводник показал ему каюту и сказал:

– Устраивайтесь побыстрее. Сейчас у нас полночь. Я приду рано, чтобы помочь вам в первый день.

– Понял. Спасибо, Пол.

Мойше внимательно посмотрел на своего гида. Этот человек был таким же, как все сейнеры, которых он уже видел.

Человек тоже внимательно на него посмотрел, стараясь преодолеть свои предубеждения.

– Спокойной ночи, мистер бен-Раби.

– До свидания. Утром увидимся.

Но вышло по-другому. Вместо этого человека появилась Эми и взяла бен-Раби и Мауса под свое крыло.

– Будете за нами приглядывать? – спросил Маус. Она слегка покраснела.

– В определенном смысле. Ярл сказал, что хочет держать вас вместе, чтобы легче было за вами наблюдать.

– Да вы не смущайтесь. Мы понимаем.

– Это не моя специальность, капитан Шторм. Я водопроводчик, а не контрразведчик.

– Зовите меня Маус, если нетрудно. Или мистер Ивасаки.

– Как хотите. Пусть будет Маус. Вы готовы позавтракать? – Она повернулась к Мойше.

– Я по-прежнему Мойше бен-Раби, ладно? Да, конечно. Я готов съесть три завтрака.

Работа началась сразу после выдачи инструментов и краткой инструкции о том, как находить дорогу на корабле. И ее все время было много.

Под тяжестью рабочей нагрузки следующей недели Мойше забыл о своих душевных переживаниях. Воспоминания, грызшие подбрюшье его души, исчезли из сознания. Он плыл по течению, не думая, не наблюдая, не спрашивая. Все время он был или слишком занят, или слишком утомлен. Сейнеры сдержали обещание заставить наземников работать.

Тот выверт сознания, который представал перед ним в образе пистолета, иногда его беспокоил, но лишь слегка, когда он задумывался во время замены негодных труб или поврежденных расходомеров. Он отлавливал это видение, играл с ним, наворачивал вокруг него грезы наяву. Это помогало убить время.

Тяжелая и непрерывная работа снова вернула ему ощущение жизни.

– Что-то здесь странное происходит, Маус, – шепнул он однажды, когда Эми не слышала.

– Что именно?

– Корабль совсем не так поврежден, как нас хотят заставить думать. Оглядись.

– Мне трудно сказать. Я никогда не служил в летном составе. Все, что я знаю о кораблях, – это что ты на него залезаешь, а потом слезаешь где-нибудь в другом месте.

– Сухой остаток таков, что здесь действительно много повреждений, но ничего, что могло бы вывести из строя корабль такого размера. И они могли бы справиться с этим сами. Потратили бы на это пару лет.

– Значит?

– Значит, мы здесь по какой-то другой причине. Моя интуиция принюхивается к этому еще с самого Карсона.

– Зачем им привлекать посторонних, если в этом нет абсолютной необходимости?

– Не знаю. Единственная причина избыточного комплектования экипажа – это иметь дополнительный персонал для замены боевых потерь. Но для корабля такого размера ни двести человек, ни даже тысяча ничего не значат. И с кем будут воевать сейнеры? С Конфедерацией? Уж тогда точно без такой мощной пятой колонны на борту.

– Давай не будем торопиться. Докопаемся. Как бы они ни надеялись, они не смогут скрывать все и все время.

– Хватит. Эми идет.

«Странно, – подумал он. – Мауса абсолютно не заинтересовал вопрос о мотивах звездоловов».

Первая неделя бен-Раби не обошлась и без колючек. Каждая встреча с сангарийкой была кризисом. И отсутствие той уверенности в цели, которая делала реакции Мауса предсказуемыми, уязвляло Мойше сомнениями в собственной полноценности.

Она не пыталась его провоцировать. Она знала, что он будет только смотреть на нее задушевно и переживать ту боль, которую ей причинил.

На перекрестке коридоров она появилась лишь на секунду позже Эми.

– Черт! – выругался Мойше. – Опять она!

– Держи меня, Мойше.

– Ладно, напарник. Будешь у меня еще одной головной болью.

– А, опять Крыса! – Сангарийка стояла, уперев руки в бока, провоцируя его на действие. За ней стояли несколько идеалистически настроенных ребят. Она им скормила упрошенный антишпионский комплект для дураков. – Что за неприятный сюрприз!

Зарезал уже кого-нибудь, шпион? Тут полно неконфедератов; ты должен быть счастлив, как кабан по колено в помоях.

«Интересная метафора», – отметил Мойше. Наверняка выбрала специально для парней с Трегоргарта. Юнцы озадаченно переглянулись. Они вполне разделяли ее взгляды и сами были народом грубым, но их общество научило их, что слишком много хамства может привести к гибели. Трегоргарт был планетой суровой.

– Так можешь начать с меня. Ты же знаешь, что я думаю о вашей фашистской военной диктатуре. Или кишка тонка?

Она отлично знала, что нет, но рассчитывала, что он не станет действовать при свидетелях – или что она его завалит, если он попробует. Она себя обманывает, подумал бен-Раби. Она считаем Мауса одним из тех, кто бьет только в спину. А он умел много больше. Два десятилетия обучения и несколько тысяч лет боевого опыта сделали из него совершенную живую машину убийства.

Мойше не знал ни одного вида оружия или системы рукопашного боя, которыми Маус не владел бы лучше кого бы то ни было жившего когда-либо на свете. Если не выхватить револьверы, то, мало что могла бы сделать она со всей своей шайкой, выйди Маус из себя.

Бен-Раби ощущал, как Мауса просто корежит показать ей, что почем. Но его партнер владел собой. Это тоже входило в его подготовку.

Бен-Раби пришлось и самому слегка взять себя под контроль. Поведение этой женщины уменьшило его сочувствие.

Она играла в куда более опасную игру, чем сама думала. Если она не отступит, игра повернется против нее.

Бен-Раби был уверен, что она действует по тщательно разработанному плану. Сама ее уверенность ее выдавала.

Но она была уязвимой. И ее ахиллесовой пятой была ее ненависть. Бен-Раби знал наверняка, что Маус этим воспользуется…

– Мисс Гонзалес! – вступила в разговор Эми. – Вы уже закончили? У нас есть работа. И я предложила бы вам вернуться к вашей, пока еще нет повода справляться о причине вашего отсутствия у вашего начальника.