Бен-Раби поджал губы. Он и раньше боялся, что настоящей фамилией Мауса может быть Шторм. Маус подозрительно отсутствовал в последний год обучения в Академии. А это был год знаменитой войны Шторма – Хоксблада на Теневой Линии.

Мойше побывал в Черном Мире после этой войны. В то время там был некто Масато Игараши Шторм, но их пути не пересеклись. Потом Масато принял командование армией наемников, когда сангарийцы убили его отца, братьев и почти всех офицеров семьи.

Киндервоорт явно выразил ему благоволение, хотя имя Мак-Кленнон прозвучало слегка незнакомо, будто это был кто-то, кого он знал в далекой невинной молодости.

Он куда меньше ощущал себя Томасом Акинасом Мак-Кленноном, чем Мойше бен-Раби, Гундакаром Нивеном, Эриком Эрлом Холленкампом, Уолтером Кларком или… Сколькими же людьми он успел побывать?

– Садитесь, джентльмены, – предложил Шуто. – И чувствуйте себя свободно.

Бен-Раби упал в кресло и бросил взгляд на своего напарника, Мауса, который тоже казался ошеломленным. Одно то, что известно было его секретное имя, значило уже очень много… И самым страшным было предположение, что кто-то внедрился в Бюро достаточно глубоко, чтобы получить доступ к его главной системе данных. Это означало крота, внедренного на поколения.

– Вы беспокоитесь о своих друзьях с Флота? – спросил Киндервоорт. – Не стоит. С ними все в порядке. Они вышли из боя и удрали. То есть очень быстро. Наверное, сообразили, что нет смысла устраивать праздник стрельбы, если ничего с этого нельзя получить даже в случае выигрыша.

Он хихикнул, и Шуто вслед за ним.

Должно быть, глубоко внедренный крот. Ничто другое не могло объяснить их постоянный успех в уходе от сил Конфедерации.

Киндервоорт устроился в кресле напротив бен-Раби. И наклонился вперед с нахмуренным лицом. Мойше избегал смотреть на эту маску смерти, глядя на Шуто. Командир корабля откинулся на спинку мягкого удобного кресла и полузакрыл глаза.

А Киндервоорт сказал:

– Но ведь мы беспокоимся не о фон Драхове или адмирале Бэкхарте, правда? – Он снова хихикнул и придвинулся к Маусу. – Из-за чего мы хотели вас видеть – это трассеры, которые вам встроили. Подкинули нам ходячие инстелы. Остроумно.

У них точно был крот.

Мойше думал, что он – единственный в мире человек-инстел. Бэкхарт кипятком писал и стонал так, будто платил за это из своего кармана. После этого установка запасного прибора казалась маловероятной.

На самом деле он не интересовался, зачем с ним послали Мауса. Бэкхарт дал назначение на задание. Старику никто вопросов не задавал. Тем более в такой форме, которая могла быть воспринята как возражение.

Маус выглядел как гальванизированный труп. Распухший. Иногда ему тоже полезно приложиться мордой об стол.

А как случилось, что у него ничего не болело?

Зная Бэкхарта, можно предположить, что головная боль была запрограммирована психологами – чтобы отвлечь внимание от Мауса. А Маус об этом знал?

Им будет о чем поговорить.

Часовой механизм Бэкхарта часто бывал смазан неведением его пружинок и колесиков. Только сам мастер знал все секреты своей механики.

Может быть, еще что-нибудь?

Глупый вопрос.

Сама натура Бэкхарта требовала хитростей и ярких отвлекающих дымовых завес, скрывающих правду, скользкую, как намасленные змеи. Но как бы ни были извилисты ходы его планов, в них была своя точность и логика. Они разрабатывались лучшими компьютерами Луны-Командной. Он прогонял через имитационные модели даже самые смехотворные варианты.

Учел ли Бэкхарт в своей схеме крота?

Вдруг Мойше интуитивно понял, что они с Маусом вовсе и не партнеры. Они – путешественники, идущие параллельными, но все же разными курсами. Они были запрограммированы скрывать информацию друг от друга не меньше, чем от своих целей. И с самого начала они были обречены на засвечивание.

Бэкхарт знал про крота.

Он хотел, чтобы их поймали. Он хотел, чтобы они провели год на службе у сейнеров.

Мойше взбесился. Целый год, украденный из жизни!

– Полностью биологическая штука? – спросил Киндервоорт.

– Что?

– Этот инстел. Замечательная игрушка. Наши детекторы и не пискнули, когда вы проходили мимо. Конечно, в долгосрочной перспективе это несущественно.

Доволен он был, как верблюд. И Шуто вместе с ним радовался в своем пластиковом под старину капитанском кресле.

– А каким чертом вы узнали мое имя? – спросил бен-Раби. Кажется, они были в настроении поговорить. Вдруг скажут что-нибудь такое, что даст компьютерам возможность выловить крота.

Киндервоорт сделал вид, что не слышал вопроса.

– Мы начали следить за гиперволнами сразу, как вышли на орбиту у Карсона. Хотели посмотреть, не перехватим ли что-нибудь от эсминца фон Драхова. Вообразите же наше удивление, когда мы обнаружили передачу с борта корабля.

– Это вам просто повезло, Ярл, – заметил капитан.

– Мы знали, что они проявятся, так что это не везение. Повезло лишь, что они начали передачу с корабля достаточно малого, чтобы их можно было здесь отловить.

Откуда же они узнали?

Мойше вспомнил толстозадую шлюпку торговцев, которая не взлетела по расписанию. Уж не торговцы ли были курьерами у крота? «Черный мираж». Отметим этот корабль. Когда-нибудь кто-нибудь поговорит с его командой.

Значит, между сейнерами и свободными торговцами есть связь? И те и другие определенно отказывались перестать огорчать политических заправил Конфедерации.

– Входите, доктор Дюморье, – позвал Шуто. – Давайте с этим закончим.

Киндервоорт бросился за спину Мойше и схватил его за плечи. Бен-Раби не сопротивлялся. Он ничего не мог сделать.

Доктор вплыл в комнату. Он потыкал, пощупал и сбрызнул шею Мойше анестезирующим аэрозолем. Из своей медицинской сумки он вынул зловещего вида древний лазерный скальпель. Потом, повторяя слова всех докторов с тех времен, когда инки делали друг другу трепанацию острыми камнями, сказал:

– Это одна минута. Вы ничего не почувствуете.

– То же самое мне говорили, когда его вставляли, – буркнул бен-Раби. Он не мог сдаться, не выразив хоть какого-то протеста.

– Мы только снимем узелки амбры, – пояснил Киндервоорт. – А как вы думаете, удобно ли будет продать их Флоту обратно на следующем аукционе?

Шуто удовлетворенно кивнул:

– Наверное. Идея хорошая.

Мойше хотел, чтобы они прекратили. Его подмывало закричать: «Непрофессионально себя ведете!»

А они и не были профессионалами. Очевидно, в службе безопасности траулеров не было людей, ориентированных на операции разведки и контрразведки.

В предложении Киндервоорта была своя справедливость. Бен-Раби и Маус, как и все остальные агенты на борту, преследовали одну и ту же цель – доступ к одному из стад огромных ночных монстров, которые выделяли критический элемент того узла, который извлекли из шеи бен-Раби. Сейнеры называли его амброй. Это имя восходило к «болезненным выделениям» китов Старой Земли, которые когда-то использовали парфюмеры. Сейчас это слово могло иметь любой смысл, который в него вкладывали. У левиафанов глубин претензий по авторскому праву не было – их уже много столетий как истребили.

Другими популярными названиями были звездный янтарь, космическое золото и небесные алмазы. Но под любым именем амбра была стандартом богатства современной эпохи.

В грубых терминах ее название было кратким и точным. Это были твердые экскременты звездных рыб. Кал.

И этот кал оплодотворял целую цивилизацию. Без него Конфедерация не могла бы существовать. Без него не было бы быстрой связи от звезды к звезде. Скорость и надежность связи в конечном счете определяла пределы роста любой империи.

Бен-Раби не понимал физику инстелной связи. Он знал о ней то же, что и все: между катодом из амбры и анодом из кристалла Билао генерируется тахионная искра. Эту искру можно заставить нести телеграфное сообщение. Ни амбра, ни кристаллы Билао синтезу не поддаются.

Месторождения кристаллов находились глубоко в мантиях планет примерно размера Земли, вращающихся вокруг суперхолодных звезд. Единственной такой планетой в пределах Конфедерации была Сьерра. Добыча кристаллов с глубин более тридцати километров обходилась невероятно дорого.