Я не первая здесь, печь разожжена давно, и ее не собираются гасить.
Я знаю, что не буду поклоняться истукану, но этого мало, это еще ничто.
Я не первая здесь, и мои предшественники не хотели поклоняться истукану. У каждого из них была своя причина. Мне ничуть не помогает их опыт, и мне не мешает опыт тех, кто не выдержал печи. Мне кажется, что я им сострадаю, понимая их. Видимо, думаю я, им казалось, что они любят Бога и ради Бога можно даже поклониться истукану.
Это их выбор. Чем они заплатили за него - я не знаю. Цена свободы не определена.
Я жду другого. Я жду осуществления желаемого. Значит, я жду чуда? И вера - это чудо. Ну, конечно, с точки зрения мирского разума, падшего ума, кичащегося своим знанием и своей свободой, и растленным грехом самолюбия, вера как осуществление ожидаемого - невозможное чудо. Все ожидаемое невидимо, как же оно может осуществиться?!
Но Ангел погасил огонь в печи Вавилонской. Это - осуществление ожидаемого.
Это было, это есть, это будет всегда. Дай мне такую веру! - кричу я день и ночь. - Я хуже всех, я недостойна, но я люблю Тебя! И погаси огонь!
Я стою у тюремного окна. Спиной к "глазку". Каждые пять минут "глазок" открывается и за мной следят.
Мои обвинители стерегут меня, хранят меня и мою жизнь как зеницу ока. Я должна быть пока жива, им важно меня сломать, а если это не удастся, то осудить, поэтому им пока нужна моя жизнь.
Они, конечно же, не знают, что исполняют не свою волю. У вас же волосы на голове все сочтены (Мф. 10, 30). Им кажется, что они все продумали, все предусмотрели, что успех их дела в их руках. Им, конечно же, трудно, потому что в "глазок" не видно душу и невозможно узнать, о чем я думаю.
Моя соседка, скорее всего приставленная для того, чтобы разгадать мои мысли, узнать мои намерения, мои тайны, тоже не обладает способностью проникнуть в мою сокровенную жизнь ...вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге, - говорит св. Апостол Павел Церкви (Кол. 3, 3).
Это - императив, повеление, это - реальность. Она, эта сокровенная, тайная жизнь, никому не доступна, разве ее можно увидеть в "глазок"?
Эта жизнь и есть осуществление ожидаемого, непрестанно текущая жизнь вне этого времени и пространства, неисчерпаемая полнота и жажда все большей полноты, никогда не насыщаемая, не прекращающаяся жажда Бога, погружение в неисчерпаемое Благо.
Но и от меня, от моего сознания сокрыта эта жизнь до поры до времени. Я недостойна ее. Я несу на себе немыслимый гнет. Гнет обманов, двойственности, лжехристианства, двоедушия и компромиссов.
Огонь погасить нельзя, потому что я виновата в том, что не произошло осуществления ожидаемого, в том, что мы, христиане, не свет миру, не соль земли, что мы добровольно отдали свой свет и выбросили свою соль.
Если же и на самом деле Тело Христово - Церковь, то мы живем общей, единой жизнью, так, как живет тело, и, значит, болезнь и исцеление, смерть и воскресение предназначе-ны всему телу. Для этого и пылает огонь в печи Вавилонской, чтоб, войдя туда, сказать: Праведен Ты во всем, что сделал с нами, и все дела Твои истинны и пути Твои правы, и все суды Твои истинны...
Я прикасаюсь к огню. Избежать этого нельзя. Он окружает меня. И чтобы выйти из него, я должна прежде всего войти в него. Если я сейчас, в этом времени, не войду в него, я знаю, что буду сжигаема вечным огнем там, где нет времени.
Потому что Христос пришел низвести огонь на землю, огонь веры, огонь, которым очистится всякий принявший Его. Он пришел крестить уверовавших в Него Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11; Лк. 12, 49). Ибо всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится (Мр. 9, 49).
Человечество опошлило христианство, "исключив" из него огонь.
Оно сочинило новое, чистенькое, удобное для себя, христианство, добренького бога, который всем все простит, для прощения нужно только умилостивить ласкового бога, совершив два обряда: креститься (крещение таинство, но к нему чаще всего относятся, как к обряду) и "отпеться", все прочее устроит Бог, ведь Он милостив, долготерпелив и щедр.
Он воистину долготерпелив и терпит доныне лжехристианство и лжецеркви, хотя человечество уже накопило огонь для самоуничтожения, огонь, обещанный Богом. И будут народы, как горящая известь, как срубленный терновник, будут сожжены в огне (Ис. 33, 12).
Я собираю огонь, он очень важен для меня, каждое упоминание в Библии об огне обращено ко мне. Я оказалась лицом к лицу с этой реальностью, сейчас или никогда я должна выбросить все это опошленное ложью "христианство", навязанное мне князем мира сего.
Если этого не случится, то меня, по слову Господа, ждет печь огненная; там будет плач и скрежет зубов (Мф. 13, 42), если этого не случится, то меня, как всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубят и бросят в огонь (Мф. 3,10), сожгут огнем, как сжигают плевелы (Мф. 12, 40), ввергнут в огонь вечный (Мф. 18, 8).
Если этого не случится, я услышу: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготова-нный диаволу и ангелам его (Мф. 25, 41), - и меня бросят, как засохшую ветвь, в огонь (Иоан. 15, 6). Если этого не случится, то меня ждет ярость огня (Евр. 10, 27), ибо Господь сказал мне: Господь, Бог твой, есть о г о н ь поядающий, Бог ревнитель (Втор. 4, 24). Если этого не случится, то я буду пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в наше гнева Его, и буду мучима в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем (Отк. 14, 10).
Потому что туда будут брошены те, кто не записан в книге жизни (Отк. 20, 15).
Если этого не случится, я окажусь среди тех, кому Господь приготовил страшную участь: Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая (Отк. 21, 8).
Я собираю огонь, который Господь принес на землю. Он говорит мне: И ты через себя лишишься наследия твоего, которое Я дал тебе, и отдам тебя в рабство врагам твоим, в землю, которой ты не знаешь, потому что вы воспламенили огонь гнева Моего; он будет гореть вовеки (Иер. 17, 4).
Он говорит мне: Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть (I Кор. 3, 13).
У меня есть свобода войти в огонь и сгореть в нем. У меня есть свобода войти в огонь и остаться невредимой.
Бог даровал мне не только свободу, но и дал возможность осуществить ее в любых обстоятельствах.
СТРАХ
В Едеме не знали страха. Адам безбоязненно взял запретный плод.
Ему дали, и он взял. Добровольно. Его свобода была абсолютной, потому что не была омрачена страхом.
Он свободно ослушался Бога, взяв плод от древа познания добра и зла.
За это он был не только изгнан из рая и стал смертен. Он познал страх.
Страх - порождение смерти. Человек, обретший после своего преступления перед Богом смерть, стал бояться смерти. Не только потому, что смерть уход из нашего мира, прекраще-ние жизни; человек боится смерти потому, что душа его знает, что смерти нет.
Драма человеческой жизни не в тюрьмах и лагерях, драма человеческой жизни - это ужас смерти второй, ужас перед вечностью.
Душа любого человека знает, что после ухода отсюда начинается самое страшное. Этот мистический ужас, этот страх перед смертью, пронизывающий все человеческое естество, записан в его плоти, в каждой его функции, рефлексе, инстинкте, весь внешний человек есть вместилище страха.
Страх - это реакция внешнего человека на ужас души, знающей об огне и преисподних безднах. Но это и неосознанный страх Божий.
Я стою у тюремного окна. Мне надо войти в огонь. Он уже пылает. Я боюсь. Страх не только проник в меня, он накрыл меня с головой. Я обессилена. Все, что осталось во мне, все силы брошены на то, чтобы спрятать страх.
Я вспоминаю одного редкого гостя в нашем доме, он живет в другом городе и, бывая в Москве, иногда заходит к нам. Без звонка, неожиданно. Он боится звонить, наш телефон прослушивается КГБ, уверен он. Мы называем его странником, он приходит с рюкзаком за плечами, ненадолго.
