Помимо Андрея Никифоровича и прислуги в доме живут его жена, Грета Ивановна, дети – Анечка 14 лет и Вадик 5 с половиной годиков, забавный карапуз. Есть еще охрана, но мы с ними не сталкиваемся, у них свое отдельное помещение у входа на участок.

Здесь огромный парк, цветочные клумбы, тутовые аллеи. Места для прогулок достаточно. Но как только я приближаюсь к ограде, браслет на ноге начинает пиликать. Приходится возвращаться. Неприятно.

В остальном всё хорошо. Андрей Никифорович относится ко мне уважительно. Его супруга и дочь…»

Сработало сигнальное устройство на стене, после чего шепелявый голос Эдуарда из решетчатого динамика произнес: «Пора подавать обед. Настя, где ты? Ты на месте?» Нажав кнопку, Настя ответила. Затем положила недописанное письмо в тумбочку, надела накрахмаленный кокошник, отделанный кружевом, повязала передник и покинула комнату.

За столом все молчали. В углу, рядом со скульптурной композицией, изображающей Амура и возлежащую в обворожительной наготе Афродиту, на высоком стуле с металлической подставкой для ног сидел Эдуард и читал «Машину времени» Г. Уэллса. Читал, как всегда, вслух. Это были последние главы. Андрей Никифорович, пока Настя выкладывала щипцами на его тарелку пожаренную в кляре индейку и кусочки батата с баклажанами, закрыв глаза, внимательно слушал. Настя приблизилась к Грете Ивановне. Сладко затуманилось в голове от тонкого запаха дорогого изысканного парфюма. Прядь каштановых волос со спиральным завитком была небрежно заложена за ухо с аккуратным платиновым гвоздиком с изумрудной шляпкой в мочке. Настя любила наблюдать за этой женщиной. Она казалась ей совершенством. Ей было далеко за 30, но годы, казалось, не имели над ней власти. Даже случайные намеки на проседь, которая подчас пробивалась на ее макушке и которую Настя могла наблюдать в такие моменты, даже ее расплывчатая веснушчатость на плечах под лямками платья, – ничто, как считала Настя, не могло испортить ее очарования.

Напротив матери сидели дети. Насте казалось, что Анечка (девушка с выкрашенными в вороново крыло волосами и готическим макияжем) ее недолюбливает. За что? Трудно сказать. «Ну что ж, как-нибудь перетерплю», – смиренно думала Настя, сталкиваясь с этой нелюдимой особой в коридорах или на лестничных переходах между этажами.

Вадик был в своем репертуаре: не мог спокойно усидеть и проказничал. Настя уже знала его повадки: будто нечаянно, он норовил выбить из ее рук блюдо с едой или толкнуть руку, когда она наполняла его тарелку. Когда это удавалось, Вадик ликовал и смеялся каким-то скрипучим старческим смехом, который никак не вязался с его розовыми упитанными щечками и белокурой кудрявой челкой. Он чем-то напоминал мраморного Амура в углу столовой. Вот и на этот раз он попытался проделать то же самое: дернув плечом, чуть не перевернул блюдо с мясом и гарниром. Ожидая этого, Настя вовремя увернулась. Тогда, всплеснув рукой, Вадик стукнул по щипцам, удерживающим индейку. Индейка заскользила по мраморным плитам пола. Радуясь победе, Вадик затрясся и заскрипел. При этом, развернувшись на стуле и наблюдая за тем, как Настя ловит убежавшее мясо, он опрокинул фужер сестры с минералкой. Вода заструилась Анечке на колени.

– Мелкий засранец! – вскрикнула Анечка, сметая с себя воду салфеткой.

– Вадик! Анна! – чуть заметно бледнея, строго поглядела на них мать.

– А чего он?! – продолжала возмущаться Анечка. – Сидеть спокойно не умеет. Ублюдок!

Трясясь и задыхаться от смеха, Вадик, когда приходилось втягивать воздух, производил какой-то странный икающий звук. Стоя в стороне, Настя ждала, когда всё успокоится. Эдуарду также пришлось прервать чтение. Не открывая глаз и страдальчески поморщившись, Андрей Никифорович громко стукнул по столу. Вздрогнули посуда, приборы, люди. Утомленно разомкнув веки, глава семейства тяжело, как на смертном одре (это вызывало особенный трепет), проговорил:

– Я предупреждал: молчать. Все молчат, когда я слушаю книгу. Если не любите фантастику, это ваша беда, но не мешайте, пожалуйста, мне. Все слышали?

Ему ответили молчанием, но по потупленным взглядам и покорно опущенным плечам, было ясно: его слова не прошли незамеченными.

– Эдик…

Андрей Никифорович протянул в сторону камердинера руку в небрежном жесте, с шелестом перевернулась страница и чтение продолжилось. Описывалась атака морлоков внутри подземного лабиринта. Наполняя тарелку Вадика тушенным бататом, Настя чувствовала на виске прожигающий взгляд Андрея Никифоровича. «Что ему нужно? Он чем-то недоволен? Что я делаю не так?» – носилось в голове.

– Анастасия, в чем дело? Почему ты никогда не улыбаешься? – спросил Копытько.

– Не знаю. Не хочется, – стараясь не глядеть в глаза, ответила Настя.

– А я говорю, улыбайся. Тебе нечего стыдиться. Ну что же ты? Давай. Я жду.

Настя натянула сомкнутые губы.

– Шире, во весь рот. Ну же! У тебя прекрасная улыбка. Давай, не стесняйся! Думаешь, кому-то это не понравится? Да и плевать. Кому не нравится, пусть идет в анус, а мы будем улыбаться. Назло! Всем понятно?! – все больше распаляясь, кричал он, обводя лица членов семьи пытливым, испепеляющим взглядом.

И снова молчание. Мгновенно успокоившись, Андрей Никифорович взял вилку, нож и принялся за еду.

– Приятного аппетита, – произнес он, тем самым как бы позволяя остальным присоединиться к трапезе.

Заскрежетали по фарфору столовые приборы, мерно задвигались под кожей челюсти.

– Эдуард, я внимательно слушаю, – напомнил Андрей Никифорович, и морлоки шепеляво и агрессивно продолжили погоню за главным героем.

Боясь ослушаться, удерживая на лице чудовищную, как у глубоководной рыбы, улыбку, Настя подошла к Грете Ивановне. Наклонив графин, наполнила фужер янтарным токайским. Грета Ивановна покосилась в ее сторону. Во взгляде мелькнуло глубочайшее отвращение, крылья носа дрогнули… Казалось, Грету Ивановну сейчас стошнит. Настя испуганно замерла.

– Я не могу так! Это ужасно! Почему мы должны смотреть на это уродство? – не выдержав, обратилась Грета Ивановна к мужу.

– Андрей Никифорович, я, наверное, пойду, – направилась Настя к выходу.

– Стой.

– Почему мы все должны разделять твои увлечения? – говорила Грета Ивановна. – Хочешь, чтобы все плясали под твою дудку? Но так не бывает. Дюша, пора понять, у всех свои вкусы, и то, что нравится тебе, не обязательно должно нравиться другим. Черт с ним, я согласна, пусть она нам прислуживает, это твоя личная прихоть, но не заставляй ее при нас улыбаться, умоляю. Дюша, я живой человек, и когда я ем, я не хочу, чтобы во мне будили рвотный рефлекс. Ты понимаешь, о чем я.

Андрей Никифорович молча смотрел в тарелку. Прикрыв книгу, Эдуард тупо и покладисто созерцал узкую ступню Афродиты на вытянутой ноге. Настя чувствовала себя ужасно: она не ожидала такого от женщины, которую по-своему боготворила, невольно копируя ее жесты, черты характера. Ей всегда казалось, что Грета Ивановна симпатизирует ей. Пусть не в полной мере, пусть отчасти, но все же. И вдруг такое! Она стояла с пустым блюдом у входной двери и не смела шелохнуться. Непроизвольно перевела взгляд на приподнятые штанины Эдуарда. На тощих лодыжка, обтянутых носками с ромбовидным узором, электронного браслета не оказалось.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.