мы утратили самую суть наслаждения.
Пряность и соль не чувствуются нашим безвкусием.
Живем как животные безгрешную теша похоть.
ЭПОД.
Сад в огнях весь,
хороша ночь
Мессали -на
с нами не прочь,
Кто здесь враг, кто
если есть друг,
все равно нам
собирай в круг
всяких, кто смел -
заведем песнь,
сплошь одна брань,
а глядишь лесть.
А хозяй-ки
горяча страсть,
на зелен мох
с нею мне пасть.
Хохот на-взрыд
и на весь сад,
не строга, нет,
женщин кра-са.
Не робей, пой,
наливай, пей,
напоказ блуд,
засади ей.
Из таких мест
путь прямой в ад,
хороша ночь,
весь в огнях сад.
ЭПИСОДИЙ 3.
Клавдий и Мессалина оказываются одни, толпа гостей отступает, расступается. Говорят они спокойно и устало. Кажется, продолжается какой-то бесконечный, бог знает когда начатый, диалог.
Клавдий.
Ну, здравствуй, дорогая, что за вид такой -
опять пьяна.
Мессалина.
Мы свадьбу, знаешь, празднуем,
а это дело - ик - не терпит трезвости,
я для тебя для гостя, для почетного
так расстаралась...
Клавдий пытается уклониться от объятий, но у него это плохо получается. Они долго взасос целуются.
Мессалина.
И вот ты здесь и я тебя хочу,
хочу, ты зря не веришь - мне любовь
несчастная досталась, кто тебя
еще полюбит.
Клавдий.
Так я не хорош?
Мессалина.
Тяжол, смешон, умен - плохая смесь,
таких не любят.
Клавдий.
Ты же полюбила.
Мессалина.
Сама не понимаю как.
Клавдий.
Забавно,
и как и с кем ты только не устала
доказывать любовь свою ко мне.
Не понимаю, как попался, как?
Все знали, не глупее прочих был,
ты не скрывала, как я мог попасться...
Клавдий внешне еще спокоен, но чувствуется, что нервничает и сильно нервничает. Мессалина гладит ему руку.
Я думал, образуется со временем.
Не молода, вся на виду и кровь не так
должна быть горяча, а власть не больший ли
соблазн, чем блуд, и столько было всякого,
что можно и насытиться - усталая
придешь, вздохнешь, на грудь склонишь мне голову,
где я твой Гай, там ты моя - не думали
давая эту клятву, что услышана,
и принята она.
Смеются все гогочут, тычут пальцами -
гляди, гляди бесстыдница слепца ведет,
им невдомек какою силой зрения
любовь нас одарила.
Мессалина.
Мне не долго осталось усталую плоть
в новых ласках купать, - я вернусь навсегда,
видишь сам до чего, я в сей страсти дошла,
до низов до каких, до мальчишек каких,
до каких унижений - Венерой клянусь,
не берут по-другому - ты прав, я теперь
никому, никому, никому, никому не нужна,
только ты меня любишь и только тебя
я любила, люблю - не рычи словно зверь.
Входит вестник и о чем-то тихо докладывает Клавдию.
Клавдий.
Эта страшная ночь - в Риме толпы людей
с приготовленным, острым оружьем тебя
ищут злобой полны и вся темная ночь,
из конца в конец пламенем освещена
чадных факелов, криком разбужена сов
предвещавших несчастья и правых теперь.
Ночь убийствами бредит, железом гремит.
Всем давай Мессалину - догонят, убьют.
Мессалина.
А я думала зрелище повеселит,
и тебя и меня, а такая тоска
сердце бедное тронула будто и впрямь
неизбежное горе какое-то ждет.
Клавдий.
Зачем ты это сделала? Всегда
была умна, живуча, осторожна,
а тут не понимаешь, что игра
со смертью. В этой свадьбе все увидят
не дурь твою, но заговор, чтоб свергнуть
меня, не только мужа поменять,
но принцепса. И призраки измены
по Риму разошлись, готовят бунт,
не успокоить их не напитав
тяжолой, красной кровью человечьей.
Мессалина.
Зачем ты так серьезен. Всё пройдет
и заживем по-прежнему, а нет,
тогда сумеет умереть твоя
жена не хуже брутовой - вся хитрость
невелика, но для чего нам смерть,
иль ты приговоришь меня, мой милый,
себя не обвинив - мы плоть одна
и кое-что еще...
Я думала, ты неспросясь, меня
невесту уведешь от жениха
в укромный уголок - нет - я пошла.
Клавдий.
Постой, куда, пока я рядом ты
жива, зарежут, если отойду.
Самоубийство вот твоя затея,
своим врагам, ты так дала понять,
что жертва вот, готова, догоняйте,
никто потом убийц искать не станет,
все будут думать - это я послал
и мстить я не смогу - кому тут мстить
из воздуха соткалась мысль - ее
подхватывают нынче все подряд:
она сыграла свадьбу и теперь
ей нет защиты Клавдия - двумужней.
Мессалина.
Скорей безмужней.
Клавдий.
Сонную вражду
ты разбудила, растолкала - сколько
убийц сейчас считающих награду
за голову твою спешит сюда,
Ведь Клавдий щедр и вот враги твои
подначивают, ждут и не рискуют,
весь ход вещей за них, один промажет
так следующий верно попадет.
Мессалина.
И ничего не сделать?
Клавдий.
Ничего.
Долго смотрят друг на друга. Мессалина вспоминает, как вся эта история со свадьбой, казалась ей весьма остроумной, с изрядной долей аттическою соли, шуткой. Почему получилась такая пошлая и опасная глупость - непонятно, будто затмение какое-то нашло.
Только кладя последний камень, понимаешь, что дом уродлив и в нем никто не станет жить, записывая последнее слово ясно ощущаешь, что все стихотворение полное таланта и ума оказалось никчемным и бездарным и никогда в нем не было ни таланта, ни ума.
Месслаина (Эпод).
Кончено дело
темной моей любви,
жизни осталось,
хоть ее не живи.
Всякой надежды
вышел сегодня срок,
ты не услышишь
жалобу, стон, упрек.
Кто бы подумал,
кто б угадал, что так
нам расставаться -
дальше судьба пуста.
Тут не поможешь,
но помолись богам
темным Аида,
чтобы мне легче там.
Я отпускаю,
ты отпусти меня,
спрячусь, не спрячусь -
всяко убьют на днях.
Я б не хотела,
чтоб на твоих глазах -
помни живою
в радости и в слезах.
Смерть-то осушит
слёзы, захолодит,
вынет из сердца
боль и последний стыд.
Страшно, как страшно,
нет ничего страшней
смерти живому
все мы в долгу у ней.
Жизнь это место
всякой любви и тьмы,
в ней заплутали,
в ней потерялись мы.
Они сжимают друг друга в объятьях с неистовой силой. Как будто это юные любовники, а не видавшая виды, да еще какие виды, семейная пара.