всё сторговано, запродано, а с меня
нало-о-о-ги,
я гражданства римского гражданин,
а достатка, достоинства - смех один,
что в тоге...
Чем бы таким кровь разогнать - раз можно пожить еще -
кого зажать, прижать, кого пощекотать ножом,
тёмно нам ночкой, так город себе зажжом,
денег добыть тем более хорошо,
с рыжьем, брат,
всюду пустят, раззудись плечо, размахнись рука,
как начнем гулять из кабака и до следующего кабака,
жизнь, которая пьяна, сыта и легка
живьем брать.
Ох, каков, растаков наш римский, смешной народ,
то сидел посиживал сиднем год,
то теперь - вольность.
Не дрожи толстяк,
раз - ножом пустяк,
умирать-то придется и так и так
больно.
Предводитель.
(Следующий ниже текст он исполняет, надеясь выдать за свой, но Клавдий не тот человек, чтобы с первых же строк не узнать стихи Сенеки. Этот интриган и богач, заслужив легкую опалу, проживает теперь на Корсике и, пользуясь молчаливым попустительством властей рассылает подметные письма с философскими рассуждениями и отрывками из собственных трагедий, где в качестве резонера, не стесняясь, выводит самого себя, и даже, чтоб не перепутали, под собственным именем.
Сослали Сенеку недавно, и причины ссылки должны были запомниться, скандал был громкий, так что совершенно непонятно откуда взялась версия, что пострадал он за свою философскую публицистику, за нравственную, так сказать, позицию. Лишь немногие еще помнят, что в действительности наказан он за блудное сожительство с девицей из императорского дома.
Над ним бы потешаться, а его читают и даже заучивают наизусть. Хотя есть в Риме и настоящие поэты.)
Я долго жив, я помню времена
Тиберия, Калигулы - лилась
обильно кровь, доносчики плели
свои тенета. Доблесть, красота,
богатство, слава, древний род, заслуги,
удача - обрекали верной смерти,
а смерть казалась только избавленьем
и оправданьем. Были времена
тяжолые, но правильные - Рим
задумался тогда куда идет,
припомнил, чем он был и нам мелькнула
нежданная надежда. В час когда
несчастный Гай погиб мне показалось:
Рим цезарей исчез, позорный строй
рассыпался, и, захлебнувшись кровью,
последний наш тиран нам дал свободу.
Не получилось - всё могло пойти
иначе лучше, но тупая чернь,
но наша трусость. Как мы в дни лихие
от ужаса за прошлое цеплялись,
Республику под пыткой вспоминали,
а страх прошел - не помним ничего -
история окончилась, где смерть
и доблесть разошлись в своих путях,
мы, выбравшие жизнь, живем позорно -
а был ли выбор лучше...
Клавдий.
Эпоха окончилась смут и войн,
время твоё прошло,
плыви спокойно, на прихоть волн
надеясь, оставь весло.
Теперь не с буйным морем народ
сравню, а с движеньем вод,
попутных всякому. В свой черед
всё здесь ко дну пойдет.
Твои молитвы не слышат там,
не исполняют просьб
жалких и тихих, душа пуста,
время и дело врозь.
Твой голос как-то еще звучит
плохо ли, хорошо.
Вот до чего ты, старик, дошел
до воя и слез почти.
Действие 2.
Сады наполняются людьми вполне определенного пошиба. Несмотря на готовящееся обильное угощение многие пришли уже в готовом виде. А впрочем, похоже это их обычное состояние. Приличных гостей на этой свадьбе нет. Вообще, несмотря на общую бесшабашность и опьянение, чувствуется, что мероприятие не удалось, провалилось. Как ни странно.
Мессалина, здоровая бабища лет 40-45, с приятным одутловатым лицом, заметно нервничает. Она славиться умением пить не пьянея, но сейчас ей надо забыться и она хлещет стакан за стаканом, ноги и язык заплетаются, но голова ясна как никогда и потому так страшно. Жених, кажется единственный, кто доволен всем происходящем, впрочем о нем и раньше говорили, что он набитый дурак. Он прохаживается между столами, надменно поглядывая на гостей. Вероятно, желает показать себя со всех сторон в момент великого триумфа. Вся неприличность совершаемого действа ему непонятна. Опасности он тоже не ощущает. А зря.
1-й гость.
Бывали мы на свадьбах и почище,
за ради правды можно помянуть
Тиберия, Калигулу... Бывали-с,
а это что - позор один - в саду,
как будто деревенщина. Не знаю
к чему вся эта мода на крестьян
и их привычки. Это всё Вергилий,
так скоро мы и пахнуть станем в Риме,
навозом по-крестьянски. Красота...
Бывали мы на свадьбах не таких,
чем удивить решили...
2-й гость.
А чем здесь угощают - я вас спрашиваю,
я эту снедь в грош не ценю, поставленную
на стол нам, где же рыба свежевыловленная,
за час не больше до подачи выпотрошенная.
где устрицы большие, где разделанный
фригийский рябчик...
3-й гость.
И массик и Опимиев цекуб
всё консульские вина - эту сволочь
таким поить нельзя и как ты, Либер
забрел сюда с такою драгоценной,
обильной ношей. Дорого пади.
Но, воля ваша не люблю я эти
изысканности - после них на утро
такая неприятная отдушка,
такое послевкусие - что лучше
простое наше вейское - конечно
кислятина кислятиной но мне,
привычнее - мне этот мерзкий вкус
вкус Родины напоминает - лей
фалернского мне мальчик. А воды,
воды не надо, так попью, в сухую.
4-й гость.
А он, когда узнал об этой свадьбе,
то даже не расстроился, напротив,
лукаво улыбнулся и шутить
изволил так: простой кусок металла,
медь бросовая, если побывает
под тяжким государственным чеканом
приобретает стоимость иную,
добавочную - Клавдий свой чекан
использовав не раз на Мессалине,
ее теперь пускает в оборот
по-новому желанной. Широта
подобных взглядов необыкновенна.
5-й гость.
Чушь это всё, наверное, не мог он,
наш свин сказать такое, слишком глуп,
другой наверно кто-то отличился,
а этот приписал себе...
6-й гость.
Подумать только - я ее ебал,
как постарела, выцвела, одрябла
и старостью воняет, как же быстро
у женщин жизнь проходит - а была
вполне себе...
Мессалина поднимается и слегка пошатываясь начинает речь.
Мессалина.
Какая смесь людей, по Риму собраны
все шалуны, скоты, подонки общества,
а прочих звали чистых... - но и так хорош
наш праздник пусть же варварская музыка
тяжолая, созвучий томных полная
волнует кровь. Богатые, азийские
плоды лежат на блюдах; злато-серебро
сверкает, всё прекрасно, безобразно всё -
готова ночь для праздника разгульного,
горят огни, ешь-пей, глотка последнего
не вспомнивший - счастлИв своим забвением..
Всё через край вино и ласки потные -
кого куда не важно - ты, тебя - идут
Венера с Вакхом под руку. Гимен, Гимен
мы и тебя сегодня славим - тихими
ты шел путями нежный, целомудренный,
а вон куда зашел. Не бойся глупенький,
мы не обидим, разными вареньями
накормим, да научим тем премудростям,