«Знаешь, мне совсем не важно, кто ты… если я просто могу быть рядом с тобой». Я должен был сказать это вслух, но сказал только:

— Давай вернёмся домой.

Немного странно, что я теперь считал его дворец своим домом. В тот момент я впервые забыл, откуда я на самом деле родом.

— Тебя тревожит что-то?

Тепло ладони тронуло спину, шёлк волос заструился по шее, и я почувствовал, что фараон прикоснулся к моему затылку губами. Но я лишь глубже уткнулся лицом в ложе и пробормотал:

— Я просто боюсь.

— Чего? — Сильная рука крепко сжала моё плечо и заставила перевернуться на спину.

Я промолчал, глядя на того, кто встречал со мной это необычно прохладное утро. Семерхет был встревожен моим настроением. Он приподнялся на локте, трогая мою щёку пальцами другой руки:

— Если ты не скажешь, я не смогу помочь.

— Я просто боюсь… — едва слышно повторил я, зажмуриваясь и боясь открыть глаза снова и… не узнать это лицо.

Встретив рассвет в пустыне, мы вернулись во дворец. Семерхет вновь стал казаться очень утомлённым. Мне подумалось, что это из-за колдовства: всякий раз как он колдовал, лицо его бледнело, и сам он становился похожим на тень. Не стоило, наверное, колдовать так часто, пока силы не восстановились.

Во дворце эрпат оставил меня ненадолго одного, отвлекаясь на какие-то донесения. Я добрёл до спальни, размышляя над тем, что увидел и узнал. И опять ко мне вернулось чувство, что я что-то забыл… или забываю прямо в этот момент.

Я попробовал вспомнить такую элементарную вещь, как таблица умножения, и почувствовал себя Алисой в Стране Чудес: мысли путались, и я едва смог досчитать до трижды три. Я не слишком был силён в аргументации, но подумал, что это происходит из-за того, что таблица умножения ещё не придумана. А как можно помнить ещё не существующую вещь? И если я прав, то не забуду ли я в скором времени всё, что было со мной в моём… будущем?

Я быстро пробежался по ключевым моментам моей жизни. Меня зовут Винни, мне почти девятнадцать, родом из Мемфиса, один ребёнок в семье, учусь… учусь… Я сжал лоб, голова наполнилась обрывками каких-то не слишком понятных фраз. Я отправился в прошлое и изменил его, значит, должно измениться и будущее. А если я в таком случае не рожусь девятнадцать лет назад? То есть, уже не девятнадцать лет назад, а три с лишним тысячи лет назад… вернее, вперёд… Я мотнул головой. Я учусь в Мемфисском археологическом колледже, я провалился в гробницу, я оживил мумию Семерхета…

Но, когда мы перенеслись сюда, в прошлое, был ли он до сих пор ожившей мумией или вселёнными в живое тело, существующее в прошлом, мыслями, чувствами, новым опытом и воспоминаниями? А я? Я посмотрел на свою ладонь. Как я могу существовать в этом мире? Моё ли это физическое тело или просто сознание, материализованное колдовством? А настоящее тело осталось гнить в подземной гробнице?

Я зажмурился, утыкаясь лицом в ложе. Если я буду думать обо всём этом, моя голова взорвётся. Нужно просто жить одним днём, не думая ни о будущем прошлом, ни о прошлом будущем. Только бы не забыть самого главного!

— Что с тобой, мой мальчик?

Я вздрогнул и открыл глаза, чувствуя, как меня переворачивают. Семерхет наклонился надо мной, бережно гладя моё лицо и тревожно вглядываясь мне в глаза.

— Ничего… — солгал я, отводя взгляд.

— Тебе нехорошо?

— Немного.

Эрпат подтянул меня к себе, заключая в объятья. Его тепло разлилось по моему телу успокаивающей волной, я зажмурился и прильнул к нему.

— Не стоило мне брать тебя с собой, — с сожалением сказал Семерхет. — Насмотреться такого…

Мне стало немножко стыдно: он принял моё состояние на свой счёт.

— Не волнуйся, я постараюсь сделать так, чтобы тебе не снились кошмары, — продолжил он, касаясь моего лба поцелуем.

Этот поцелуй словно вытянул из меня все тревоги (хотя они были вовсе не из-за убитого Хефау). Я выдохнул и обмяк, прижимаясь щекой к груди Семерхета и слушая его тяжёлое дыхание. Кажется, это новое колдовство далось ему нелегко.

— Не надо было, — сказал я, поднимая на него глаза.

— Чего не надо было? — переспросил он.

И вновь он выглядел бесконечно усталым. Я погладил его по щеке, он закрыл глаза, удовлетворённо улыбнувшись.

— Колдовать не надо было, — пояснил я. — Тебе ведь тоже нехорошо от этого.

— Глупый мальчик… — прошептал эрпат, распахивая глаза и толкая меня на ложе. — Неужели ты думаешь, что такой пустяк сложен для величайшего колдуна Кемета?

Но я знал, что это так.

Семерхет вновь поцеловал меня, на этот раз обыкновенным, не колдовским поцелуем, нырнул рукой мне под юбку, трогая мою плоть. Я что-то промычал, не слишком сопротивляясь, руками заскользил по его груди и почувствовал дрожь его кожи, случайно зацепив ладонью сосок. Было бы стыдно самому ласкать его, но… мне нравилось касаться его гладкой кожи, испещрённой родинками и ниточками едва заметных волосков. Эрпат потянул с меня юбку, я попытался свести колени…

— Ваджит к тебе, мой повелитель! — бесцеремонно ворвалось в эту распалённую негу сообщение стражника.

Семерхет оторвался от моей шеи, тяжело дыша. Взгляд его был затуманен желанием, но в нём начало уже расплываться раздражение, что нас прервали. Я, пожалуй, даже сожалел, что это произошло: руки и губы египтянина так растревожили меня, что я с трудом соображал, где я и кто я.

Семерхет досадливо цыкнул и поднялся с ложа. Я перекатился на другую сторону, сполз, со стыдом замечая, что прозрачная ткань прилипла к животу, и запрыгал возле балкона, подбирая ткань между колен, чтобы пятна не было заметно. А то неудобно в таком-то виде да перед царицей Египта…

Двери распахнулись. Семерхет с плохо скрываемой досадой ждал, когда царица войдёт, а я гадал, какой окажется Ваджит. Вошла красивая женщина средних лет, густо накрашенная и сияющая золотом одежды. Я зря волновался: царица поначалу вообще меня не заметила, её интересовал лишь один человек.

— Возлюбленный мой Семерхет! — воскликнула она, простирая руки к фараону.

— Моя возлюбленная Ваджит, — ответил эрпат, позволяя заключить себя в объятья.

Мне это очень не понравилось. Неужели и она соперница?! Но, присмотревшись, я понял, что ошибся: Семерхет смотрел на неё с сыновним уважением, а она на него — как встревоженная мать. Ничего такого между ними не было, это точно.

— Как же я тревожилась в неизвестности! — воскликнула женщина, целуя Семерхета в лоб. — Почему ты не принял гонцов?

— Это уже прошлое, — проронил он.

— Да, действительно, — согласилась царица, по-прежнему вглядываясь в лицо эрпата. — Но как плохо ты выглядишь! Ты так слаб… как будто что-то высасывает из тебя силы…

— Довольно! — в голосе Семерхета промелькнуло раздражение.

И всё-таки я был прав!

Ваджит наконец заметила меня. Я поёжился, почему-то почувствовав себя неуютно под взглядом этих внимательных чёрных глаз. Женщина подошла ко мне и воскликнула:

— Бедный мальчик! Что он с тобой сделал!

— А? — не понял я.

— Он удерживает тебя здесь… — Она крепко сжала мои запястья.

Я вскрикнул, почувствовав боль. От её прикосновения проявились иероглифы, обвились вокруг моих локтей и перекатывались как змеи… те самые иероглифы, что связали нас с эрпатом. Я бросил взгляд на Семерхета: и его руки покрылись иероглифическими лентами, значит, мы действительно были связаны этим заклятьем.

— Вот почему ты слабеешь! — воскликнула Ваджит. — Ты тратишь слишком много сил на это колдовство, оно иссушает тебя.

— Молчи! — хмуро отозвался Семерхет, сжимая свои запястья крест-накрест, и его иероглифы спрятались. — Не говори о том, чего не знаешь.

— Бедный мальчик! — Она с жалостью посмотрела на меня и сжала мои руки ещё сильнее. — Не волнуйся, я верну тебя туда, откуда ты родом.

Иероглифы ещё больнее впились в мою кожу и начали таять. Я сообразил, что Ваджит тоже колдунья и сейчас пытается разрушить чары Семерхета — снять с меня заклятье и отправить обратно в будущее. Я испуганно выдернул руки и попятился от неё.