— Да что ты… — фыркнул я, но его губы накрыли мой рот, и я забыл обо всём на свете.

До полуночи было ещё достаточно времени.

Пока фараон отвлёкся на доставленное слугой донесение, я благополучно улизнул на балкон: не сделай я этого, дело бы опять закончилось постелью. Там я обнаружил бритоголового писца, сидящего возле столика со скарабеем и делающего какие-то пометки на папирусе. Увидев меня, он почтительно поклонился.

— Что ты делаешь? — спросил я.

Жук ползал по столику, шурша подкрылками. Песок уже весь был испещрён его следами, осталось лишь всего несколько читабельных иероглифов.

— Скарабей предсказывает, господин, — почтительно ответил писец.

— Что предсказывает? — не понял я.

— Разлив Нила, — раздался голос Семерхета, — и другие события. И никогда не ошибается.

Фараон вышел на балкон, поднёс руку к скарабею, и тот проворно взобрался к нему на ладонь.

— Скарабей говорит, что Нил разольётся через девять дней, — сообщил писец.

— Можно спросить? — Я посмотрел на эрпата, он согласно кивнул. — Если скарабей никогда не ошибается, неужели он не мог предсказать предательство?

Семерхет смутился, потом быстро проговорил, отводя взгляд:

— Он предсказывал. Но я отнёсся к этому слишком беспечно. Мой разум был пленён…

Лучше бы я и не спрашивал! Я сделал вид, что эти слова меня ничуть не задели, и осторожно погладил жука пальцем по спинке:

— Впервые вижу ручных жуков.

— Ты многое ещё узнаешь. — Фараон поцеловал меня в макушку. — Можешь спрашивать и у Тутмоса. (Писец при этих словах поклонился нам обоим.) Он сведущ и сможет удовлетворить твоё любопытство, если меня не будет рядом.

Мне эти слова понравились ещё меньше, хотя, быть может, он имел в виду совсем не то, о чём я подумал. Семерхет взял меня за руку и завёл обратно в покои:

— Время трапезы.

Там уже был накрыт стол. Я не заставил себя упрашивать: по-настоящему я ел ещё в своём мире, а в этом произошло столько… столько всего! С современной едой не сравнить: здешняя была неописуемо сочна и вкусна, никаких консервантов или красителей… А может, я просто был голоден. Запивать приходилось вином, поскольку «простая вода для рабов, а не для владык», как заметил фараон, и скоро голова у меня закружилась.

— Ты видел Нил? — спросил эрпат.

— С балкона. Ну и там… в будущем… но здесь он совсем другой.

— Когда Нил разольётся, мы отправимся в оазисы Ваджит, — пообещал фараон. — Ты увидишь, как прекрасен Кемет. Ты полюбишь его так же, как люблю его я, и больше не будешь сожалеть о своём мире.

— Я не сожалею, — возразил я. Сожалениям пока не было места среди переполняющих меня впечатлений.

Двери мягко растворились, впустив нескольких бритоголовых мужчин в тёмных одеяниях. «Жрецы», — подумал я и не ошибся. Они уже знали о предстоящем ритуале… и они все должны были погибнуть. Но Семерхет сказал им:

— Вы придёте в гробницу спустя час после меня. А пока отправляйтесь в Чёрный Храм и читайте там это. — И он протянул главному жрецу свиток, который сам собой возник в его руке.

Жрец почтительно принял его, развернул, чтобы взглянуть на содержимое, и побледнел. Другие жрецы испуганно переглянулись.

— Мой господин! — воскликнул жрец. — Как посмеем мы произнести имена древних богов? Никто не смеет называть их имена!

— Ты назовёшь, — властно отрезал фараон.

Его лицо было непривычно жестоким сейчас, в глазах разливалась изумрудная зелень, похожая на звериную. Такого выражения на его лице я прежде не видел.

— Мы навлечём на себя гнев владыки Та Кема! — воскликнул жрец, судорожно сжимая в руке амулеты.

— Ни один из вас не переживёт этот день, если ослушается моего приказа. Идите! — И Семерхет махнул рукой, приказывая им оставить его.

Жрецы удалились, из-за двери долго ещё слышались их стенания.

Я осторожно поинтересовался:

— О каких запретных богах они говорили?

— О древних богах, — поправил меня фараон. Обернувшись ко мне, он уже выглядел обычно, и не было ничего жестокого в его лице. — Тех, что даровали жизнь Та Кему. Ныне живущие боятся их могущества, ибо предсказано, что они вернутся однажды и заберут то, что принесли в этот мир. Их власть безгранична. Их кровь течёт в этих жилах. — Он поднял руку и посмотрел на неё странным стеклянным взглядом.

Это было что-то новенькое, но фараон более ничего не сказал, а я не стал спрашивать.

Остаток времени мы провели бездельничая. Фараон дремал на ложе, а я слонялся из угла в угол, разглядывая внутреннее убранство и думая о будущем. Нет, не о том, в котором я жил до встречи с фараоном, а о том, что должно было наступить буквально через несколько часов. Мне опять придётся «стоять за ширмой»? Я покосился на спящего эрпата и сам себе ответил: «Ну уж нет!»

Несмотря на всё им сказанное, я не верил, что Семерхет сможет причинить вред Меру. Что бы он ни говорил, а любовники так просто не забываются: на это нужно время. Время… оно играет против нас. Даже секунда может повлиять на ход событий! А если в нужный момент фараон просто не сможет воспротивиться? Заколеблется, а Меру воспользуется заминкой и… Я вздрогнул, поскольку всем телом ощутил удар кинжала. Я видел, как это было: Меру ни секунды не сомневался! Но что я могу сделать? Я не колдун и даже не воин. Полное ничтожество, если сравнивать с ними. И мумию фараона я оживил по чистой случайности, а вовсе не потому, что так было суждено.

— Что ты там делаешь? — окликнул меня Семерхет.

Я вздрогнул и понял, что стою, уткнувшись лбом в стену.

— Ничего, — поспешно ответил я.

— Иди сюда. — Фараон поманил меня к себе.

Я сел на край ложа. Семерхет привлёк меня к себе на плечо:

— Не думай ни о чём. Не тревожься.

— Ха! — фыркнул я. — С чего мне тревожиться?

Эрпат вздохнул и ещё сильнее прижал меня к себе.

— Наверное, тебе лучше остаться во дворце, — продолжал он. — Я не хочу рисковать. А вдруг что-то пойдёт не так?

— Мы это уже обсудили, — сумрачно возразил я.

— Мальчик мой… — Семерхет взял моё лицо в свои ладони и нежно прикоснулся губами сначала к моему лбу, а потом к подбородку.

— Я имею право быть там! Ты же сам говорил, что я этот… как его там… «ключник»? — упрямо бормотал я, стараясь увернуться от его поцелуев.

— Дай мне твои губы! — Кажется, его начало сердить то, что он никак не мог меня поцеловать.

— Нет. Пока не скажешь, что я тоже иду.

— Хорошо, — тут же согласился фараон.

Вот так просто? Я получил своё — он своё. Похоже, поцелуи его волновали больше грядущего. Нет, иногда я его совсем не понимал.

Когда солнце начало катиться к закату, Семерхет приказал слугам переодеть его. Золотая юбка и сетка-туника, медальон в виде скарабея, сандалии с золотыми шнурками — то же самое, что было на нём надето, когда я открыл саркофаг! По коже у меня пробежал холодок. Происходило то, что уже давным-давно произошло.

— Гонец от Ваджит, мой господин. — В дверях появился стражник. — Владычица требует, чтобы ты незамедлительно явился к ней.

— Пусть передаст ей, что мы свидимся позднее, — не поворачивая головы, ответил фараон. — И приготовь для меня колесницу.

— Интересно, — задумчиво произнёс я, — а если бы ты пошёл к ней, вместо того чтобы идти в гробницу, что тогда?

— Кто знает! — Семерхет набросил мне на плечи золотой плащ. — Возможно, она рассказала бы мне о планах своего супруга и тем самым спасла меня. А возможно, женское сердце просто почувствовало беду. Мы не узнаем об этом.

— Колесница готова, — доложил вернувшийся стражник.

Семерхет хрустнул пальцами, взял меня за руку и повлёк за собой по длинному коридору. Следом таяли светильники, превращая сумрак в кромешную тьму, как будто с уходом фараона вообще весь дворец исчезал во мрак. Наполненный благовонными ароматами воздух сменился пыльным — мы вышли на улицу. Из храма доносились заунывные песнопения жрецов, призывающих древних богов. Меня бил озноб, но вовсе не из-за вечерней прохлады (а было по-настоящему свежо в этот час).