Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Один из броневиков направил весь свой огонь на наблюдательный пункт. Пули грохотали по гофрированным стальным листам крыши; они ложились все ближе и ближе к амбразурам.

"Ложись!" - крикнул Севек и бросился на пол. Сема упал вместе с ним - он был мертв.

"Его смерть совсем на меня не подействовала, - говорил мне Севек через двенадцать лет. - Казалось совершенно ясным, что так и должно было случиться. Это произошло бы и со мной, если бы я вовремя не упал. Я тогда хладнокровно подумал, что теперь моя очередь. Не странно ли это? - ведь я любил Сему. Но мои чувства притупились. Я почувствовал себя равнодушным, онемевшим, мертвым".

Обстрел немного утих, и Севек выполз из наблюдательного пункта. Пост 2 вел минометный огонь по броневикам, заставляя их поворачивать назад. Вслед за ними и египетская пехота также обратилась в бегство. Вторая волна наступления была отбита.

В послеобеденное время Менахема послали с раненным товарищем к доктору Геллеру. Здесь он узнал, что Дани умер. С тех пор, как Дани ранили и он покинул траншею, о нем не было никаких известий. Менахема потрясла смерть этого отважного молодого воина; он не думал, что его рана столь опасна. Печальный и потерянный зашел он в одно из женских убежищ и вытянулся на нарах во весь свой рост, впервые за два дня позволив телу по-настоящему отдохнуть. К нему подошла одна из женщин. Не то, чтобы они были особенно дружны, нет просто одна из женщин кибуца. Она принесла намоченную водой тряпку и, не сказав ни слова, начала стирать копоть с его лица. Она провела прохладной тряпкой по лбу, стерла остатки грязи с лица и вычистила большие отопыренные уши. Менахем был благодарен ей за эту заботу.

"Не можешь ли ты мне и рот почистить? - спросил он. - У меня такое чувство, будто его закупорило грязью".

Она засунула ему пальцы в рот и ногтями стала выскребать песок из зубов. Затем дала немного воды прополоскать рот. После этих процедур она опять уложила его.

"Ну как, теперь лучше?" - спросила она. И, не дожидаясь ответа, наклонилась, чтобы поцеловать его.

И грубые нары показались Менахему роскошным ложем. Здесь, в стенах убежища, он чувствовал себя в безопасности; даже вонючий воздух казался вполне сносным. Удивление, вызванное неожиданным поцелуем женщины, сменилось приятным чувством уюта и тепла. "Как бы мы выдержали все это без женской помощи?" сказал он про себя. Его измученное тело расслабилось, и он погрузился в глубокий сон.

В штабе радист Шамай внимательно прислушивался к сообщениям, передаваемым с разведывательного самолета египетскому командованию. Он хорошо знал арабский.

"Они говорят, что на постах 1 и 2 до начала атак было не более пятнадцати человек, - докладывал он командирам, проводившим короткое совещание в убежище. - Они говорят, что спустятся ниже, чтобы еще раз сделать подсчет".

"И при каждой атаке мы уничтожали по половине роты", - ликовал Тувия.

"Но мы потеряли почти треть наших людей, - угрюмо заметил Алекс. - Не первые атаки решат нашу судьбу, а последние".

"Их солдаты деморализованы. Они не смогут послать тех же людей в следующую атаку. Я уверен в этом, - сказал Тувия. - А если они сунутся, мы уничтожим весь полк. Они долго так не выдержат".

"Нам необходимо подкрепление и оружие", - сказал Алекс. С этим Тувия согласился, и они продиктовали Шамаю донесение:

13.55. Отбиты две атаки пехоты. У нас есть потери. Посты разрушены. Мы нуждаемся в подкреплении, оружии и боеприпасах.

Тут какое-то изменение произошло в звучании "оркестра", рев которого все время служил фоном для их беседы. Обстрел продолжался, но стал тише.

"Они опять наступают!" - закричал Тувия и бросился из убежища.

"Еще одна атака пехоты", - добавил Шамай к донесению.

Было позднее послеобеденное время. Над полем сражения стоял туман из пыли и дыма. Когда на секунду стихал гул канонады, слышны были стоны и крики раненных египтян. В траншее поста 1 Севек говорил громко и возбужденно:

"... целился прямо в меня . . . минометный снаряд . . . я это знал... я бросился на землю. Он пролетел мимо... да, я чувствовал, как он пролетел над моей головой, и воздушная волна придавила меня к земле. Понимаешь? Я слышал этот ужасный вой и, когда открыл глаза, я не знал - жив я или мертв . . . жив или мертв. В голове стоит звон. Что ты сказал? Я ничего не слышу . . . только звон в голове. Вы еще можете поглядеть на снаряд, застрявший в стенке окопа. Всего лишь в пяти дюймах над тем местом, где я лежал. Ох, моя голова!.." - и он зажал ее руками.

"Замолчи, Севек, - пытались успокоить его другие. - Египтяне еще услышат тебя и возьмут нас на прицел. Молчи!"

Севек заплакал. Слезы катились по его лицу, а он все звал по имени товарищей, находившихся рядом, в траншее, и тех, кого настиг вражеский снаряд. "Я хочу услышать свой голос, свой человеческий голос, - всхлипывал он. - У меня голова разрывается, а я все не могу услышать своего голоса".

Люди были слишком измучены, чтобы обращать внимание на истерику Севека. Они сидели или лежали в траншеях, оглушенные взрывами, кашляя от острого порохового дыма, ощущая боль во всем теле от нечеловеческого напряжения этого дня. Сколько атак они отразили? Одни считали, что их было три, другие были уверены, что не менее пяти или шести. Начался бесцельный спор, сражу же прекратившийся, как только наблюдатель объявил, что начинается новая атака. Люди медленно поднялись на ноги, и двое споривших стояли, молча обнявшись.

На этот раз их пост обстреливался настолько интенсивно, что им пришлось покинуть его. Они укрылись в небольшой ложбинке; оттуда, прижавшись всем телом к земле, они опять стреляли из винтовок и бросали гранаты. Упорство защитников и преимущество их позиции содействовало тому, что и в пятый раз за этот день они взяли верх над врагом. Это была последняя атака.

Но один человек все оставался в окопе - Вольф Кригер. Накануне сражения он вернулся в кибуц со своей женой, русской еврейкой, которая родила мертвого ребенка всего лишь за несколько дней до этого.

"Вольф, иди вниз, - звали остальные. - Уходи оттуда! Окоп слишком мелкий, тебя могут увидеть".

"Еще минутку, - кричал он в ответ. - Я хочу убедиться, что они действительно отступают".

Не снайперская пуля убила его, когда он стоял так, на виду; по воле слепого случая шестифунтовый орудийный снаряд попал прямо в него. С ужасом увидели товарищи, как его разнесло в клочья. На месте, где только что стоял живой человек, не осталось даже туловища. Лежала только жалкая кучка остатков, плавающих в крови.

В первый день сражения Веред, жена Кригера, почти все утро настаивала на том, чтобы ее оставили в окопе вместе с мужем, и только Тувия с его решительностью смог заставить ее пойти в убежище. Потом Вольф с каждым связным, приходившим на пост 1, посылал ей маленькие записки. Все знали горестную историю этой пары; никто не подшучивал над Вольфом из-за этих любовных писем. Вольф служил солдатом в побежденной польской армии. Отступая, его взвод дошел до советской зоны; их взяли в Красную Армию. Вольф участвовал в Сталинградской битве и остался в живых. Потом, как это случилось и с другими поляками, его отправили в рабочий батальон. В далекой Туркмении, работая механиком, он встретил Веред и женился на ней. Эта еврейская женщина эвакуировалась сюда из оккупированных немцами районов России. Веред вспоминает, как он засыпал ее историями о своем кибуце; так она познакомилась со всеми людьми кибуца еще до встречи с ними. После войны Вольф репатриировался в Польшу, и Веред стала польской подданной. Решив любым способом добраться до Палестины, они отправились в Германию, оттуда-во Францию. После многих месяцев скитаний они получили сертификаты и эмигрировали. Ровно за год до дня его гибели, Вольф и Веред были приняты в Яд-Мордехай.

За весь долгий день в душном убежище Веред просто обезумела от волнения. С того момента, как начался обстрел, она не получила ни одной весточки от Вольфа. От таких переживаний она даже забыла почти все слова на иврите и польском и не в состоянии была вымолвить ни слова. Она почувствовала себя чужой, оторванной от других женщин, выросших вместе, основавших кибуц, деливших горе и радость за столькие годы. Ею овладело предчувствие несчастья. Когда известие, наконец, пришло, оно не удивило ее; казалось, она все время знала, что так и должно случиться.

34
{"b":"61907","o":1}