– Может, да, а может, и нет, – ответил Скрипач.
– Это ещё что значит, во имя Худа? – возмутился Калам.
Скрипач сделал глубокий, тяжёлый вдох.
– Стоило сказать тебе… Это не то чтоб секрет или что-то такое, и мы всегда использовали это как оправдание, чтобы объяснить, какой она была и всё такое. Мы никогда не говорили об этом при ней, конечно, и просто пытались так ослабить…
– Скрипач!
Сапёр вздрогнул в ответ на окрик.
– Теперь всех пугаешь ты…
– Нет ты! И плевать на всех остальных, ты пугаешь меня, Худ тебя побери!
– Ладно. Её родила мёртвая женщина – мачеха Скворца. Она умерла тем утром, а младенец – Синица – ну, роды были долгими, она должна была погибнуть в утробе, если ты понимаешь, о чём я. Поэтому старейшины города отдали её в храм Худа. Отец их уже был мёртв, погиб под Квоном, а Скворец, ну, он заканчивал обучение. Мы были молоды. Так что мы с ним решили прокрасться туда и выкрасть её, но она уже прошла посвящение во имя Худа… Так что мы развеивали его силу, болтая об этом, ха-ха, высмеивая, и она выросла вполне нормальной. Вроде…
Он умолк, стараясь не встречаться взглядом с уставившимися на него мужчинами, затем поскрёб обожжённое лицо.
– Думаю, нам нужна Колода Драконов…
В четырёх шагах позади этой троицы, Апсалар улыбнулась, когда убийца и чародей одновременно ударили сержанта Скрипача. Мимолётная улыбка. Подобные откровения предвещали беду. Скворец всегда был немногословен насчёт того, откуда он родом и кем был прежде, чем стал солдатом. Загадки, погребённые в прошлом, как руины под песками. Когда-то он был каменщиком, каменотёсом. Она многое знала. Нелёгкая работа среди загадочных предсказаний и символов. Строитель курганов, тот, кто создавал цельную историю каждым роскошным монументом, каждым дольменом, возведённым в вечном знаке смирения. Каменщики были среди многих Домов Колоды Драконов, символы одновременно неизменности и её иллюзорности. Скворец, каменщик, отложивший инструменты ради кровопролития. Вела ли его рука самого Худа?
Многие считали, что Ласиин в ответе за смерть Дассема Ультора, а Дассем был Смертным Мечом Худа – по сути, если и не по званию – и сердцем растущего культа среди верхушки малазанской армии. Империя не искала себе покровителя среди богов, каким бы заманчивым ни было предложение, в этом Ласиин выбрала единственный мудрый вариант, вероятно, подчиняясь приказу Императора. Исповедовал ли Скворец культ Дассема? Возможно, но она не видела ничего, что говорило бы об этом. Кроме того, он был человеком, напрочь лишённым веры.
Да и вряд ли Королева Грёз допустила бы присутствие воплощения Худа в своём Владении. Разве только эти двое богов стали союзниками в войне. От каждого упоминания войны она впадала в тоску, поскольку боги были не менее жестокими и безжалостными, чем смертные. Сестра Скворца может оказаться таким же невольным игроком, как и все мы. Она не была готова осуждать эту женщину, впрочем, как и не могла считать её союзником.
Апсалар вновь задалась вопросом о том, что задумали Калам и Быстрый Бен. Оба они были сильны – каждый по-своему – и обоим было свойственно держаться в тени, оставаясь незаметными. Всё очевидное – всё, лежавшее на поверхности, – неизбежно оказывалось иллюзией, обманом. Когда придёт время выбирать стороны в открытую, скорее всего, они удивят всех.
Двое, которым никто не мог полностью доверять. Двое тех, кому даже боги не могли доверять, если уж на то пошло.
Апсалар понимала, что вступив в этот взвод, шагая среди этих солдат, она оказалась в новой паутине, и не было никаких гарантий, что сможет высвободиться. По крайней мере, вовремя.
Запутанность тревожила её. Апсалар не могла быть уверена, что сумеет избежать схватки с Каламом. Не боя лицом к лицу, разумеется. А теперь он был настороже. По сути, она сама его и всполошила. Частично это была бравада, частично – чтобы посмотреть на его реакцию. И совсем немного… путаницы ради.
Что ж, путаницы кругом хватало.
Двое неупокоенных ящеров, Кердла и Телораст, держались на расстоянии от солдат, однако Апсалар чуяла, что они продолжают движение где-то в южных зарослях на склоне. Какими бы ни были их скрытые мотивы, сейчас они просто шли по пятам. Ей было очевидно, что у призраков есть тайные цели, как и то, что эти цели, вероятно, включали предательство на некоем уровне. И это тоже всех нас объединяет.
Пока солдаты шагали по каменистой дороге, сержант Бальзам всё время ругался за спиной Флакона. Обожжённые сапоги просили каши, жалкие тряпки, прикрывавшие тела от раскалённого солнца… – Бальзам перечислял несчастья, обрушившиеся на всех, выбравшихся из И'гхатана. Их шаг замедлялся, когда острые камни врезались в кожу босых ног, солнце же возводило стену невыносимого жара перед ними. Жестокая, выматывающая борьба за каждый шаг.
Флакон обнаружил, что из всех солдат взвода он сам несёт не детей, а крысу с потомством. Мать уселась на его плече, а крысята прятались в обрывках ткани на сгибе руки. Скорее мерзко, чем забавно, даже он это понимал, но не собирался бросать своих новых… союзников.
Бок о бок с Флаконом шагал полукровка-сэтиец, Корик. Наново облачённый в кости от человеческих пальцев – и больше почти ни во что. Он привязал фаланги к редким прядям волос, и на каждом шагу они тихонько постукивали и поклацывали, ужасающей музыкой терзая слух Флакона.
Корик нёс глиняный горшок с треснутым ободом, найденный в разрытой могиле. несомненно, он планировал раздать кости остальным солдатам. Как только мы наберём достаточно тряпок, чтоб одеться.
Маг уловил постукивание в кустарнике слева. Проклятые костяные ящерицы. Охотятся на моих разведчиков. Он не мог понять, кому они принадлежали. Резонно предположить, что ящеры отмечены смертью, а значит, вероятно, были слугами Худа. Он не знал среди взводов никого из магов, кто бы использовал Путь Худа, но, опять же, кто таким хвастается? Может, тот целитель, Смрад, но зачем ему понадобились бы теперь фамильяры? Внизу, в тоннелях, у него их точно не было. Опять же, чтобы призвать и связать двух фамильяров надо быть сильным чародеем или священником. Нет, не Смрад. Кто тогда?
Быстрый Бен. Вокруг этого мага накручено слишком много Путей. Скрипач торжественно пообещал представить Флакона, и этого знакомства Флакон совершенно же жаждал. К счастью, погружённый в омерзительное умиление воссоединением старых сослуживцев, сержант, похоже, забыл про свой взвод.
– Ещё не проголодался? – спросил Корик.
Флакон встревоженно окинул его взглядом.
– Ты о чём?
– Закусим шашлычком из крысят, а тушёная мамаша будет основным блюдом. Ты ведь для этого взял их с собой?
– Больной ублюдок. Ты псих.
Улыбка, что шла прямо перед ними, оглянулась, чтобы издать противный смешок.
– Неплохо. Можешь прекращать шутить, Корик, ты исчерпал свой лимит на годы вперёд. Кроме того, Флакон не станет есть своих крысят. Он женился на их мамашке и усыновил малышей. Ты пропустил свадьбу, Корик, когда ушёл собирать кости. А жаль – зрелище было трогательным, мы все рыдали.
– А ведь у нас был шанс, – сказал Корик Флакону, – избить её до потери сознания и оставить гнить в тоннелях.
Хороший знак. Всё возвращается на круги своя. Только теперь появился обеспокоенный взгляд. У каждого солдата, который прошёл через погребённые кости И'гхатана. Флакон знал, что в некоторых культурах обряд посвящения включает в себя ритуал погребения и воскрешения. Но если они и пережили перерождение, то оно выдалось слишком суровым. Они не вышли оттуда невинными или очищенными. Что бы там ни произошло, бремя казалось только тяжелее. Радость от того, что они выжили, что выскользнули из тени врат Худа, оказалась удручающе недолговечной.
Ощущения должны были быть… другими. Чего-то не хватало. «Мостожоги» были выкованы среди песков священной пустыни Рараку – не стал ли И'гхатан нашей наковальней? Кажется, для этих солдат закалка проходила слишком долго, сделав что-то внутри них искорёженным и хрупким. Такое впечатление, что ещё один удар – и они разлетятся на маленькие осколки.
