Подобное положение дел удивило меня. В первый же день после случившегося, я разговорился с Кошаком и затронул эту тему. Кошак поведал мне, что в Царстве Кощея нет помещиков как таковых. Все земли, поселки и угодья принадлежат лично Кощею. Он сдаёт эти земли в аренду крестьянам, за что те платят небольшой оброк, но не деньгами, а сельхоз продуктами. Остальную продукцию крестьяне употребляют сами или продают на рынке. При желании крестьянина, закупщики скупают у них весь излишек продуктов. Каждый, заключивший договор с Кощеем получает защиту от роставщиков, разбойников и перекупщиков. Кто хочет работать, тот живёт в достатке. Может это и не лучшая система хозяйствования, но с тех пор, как Кощей здесь обосновался, эти земли почти не знали голода. Крестьяне обожают своего хозяина, хотя никто из них не является рабом, и они могут уйти в любом направлении осенью, после дня сбора урожая. За хозяйством присматривают старосты. По сёлам ездят судьи с небольшими отрядами стражи, разбирают тяжбы. Прослушав его речь, я ещё больше убедился в моём выборе решать задачу мирным путём. К счастью, мне удалось убедить в этом и остальных.
Именно так мы и путешествовали по землям этого царства. Данная идиллия была нарушена лишь один раз. На двенадцатый день от начала пути мы проезжали через мост, перекинутый через небольшую, извилистую речушку. Расположенная в неширокой пойме меж холмов, поросших берёзами и густым кустарником, она представляла живописное зрелище. Стояла жаркая погода. Лёгкие облачка совсем не давали укрытия от жарящих лучей солнца. Я мечтал о ветерке, но здесь, посреди лесной просеки, окружавшей дорогу, его не было. Меня начало размаривать от жары. Оказавшись возле реки, я всерьёз начал задумываться о том, чтобы искупаться. Похоже, что остальных тоже стали посещать эти мысли. Но, оказавшись на мосту, мы поняли, что место занято и искупаться не удастся. Кустарники скрыли от нас происходящее, пока мы были далеко, но, оказавшись здесь, мы сначала их услышали, а потом увидели.
Чуть выше вверх по течению реки раздавались звонкие девичьи голоса. Весёлыми колокольчиками разливался их смех и визги. Повернув голову, я увидел несколько юных девиц, плескавшихся в воде. Дно реки устилал мелкий желтый песок. Вода была прозрачна, как слеза, и юные купальщицы были видны во всей красе. Нас они видели прекрасно, но, похоже, это их нисколько не испугало. Они продолжали смеяться и плескаться водой друг в друга.
Хвала Богу! Мою зрелую седину подобные виды уже давно не впечатляли. Кошак, ехавший во главе отряда, кинул на происходящее мимолётный взгляд, фыркнул и махнул нагайкой вперёд, давая понять, что надо ехать дальше. Ясень и Воля, взглянув на это зрелище, оба как по команде, залились краской смущения, превратившись из румяных в пунцово-красных. Они отвернулись и ехали дальше, выполнив команду и бросая взгляды украдкой. Ах, молодость! Лева, увидав зрелище, сразу выправился в седле, приобрёл величавый вид. Улыбка пересекла его лицо, он потрогал уголки губ. Команду же он выполнил, и поехал дальше, подбоченившись, абсолютно не скрывая своего взгляда и интереса к происходящему.
Именно здесь и произошло то, чего мы и опасались. Было ясно, что Женек и так слаб в отношении женского пола. Глаз да глаз. Увиденное произвело на него сильное впечатление. Он не только приосанился. Не только стал улыбаться. Его лицо приобрело безумное выражение. Из уголка губы потекла капелька слюны. Развернув коня, он попытался съехать с дороги и, по-видимому, добраться до места своего рая. Кошак это ждал. Развернув коня, с нагайкой в руке он бросился на перерез коня Женека. Внезапно на помощь Кошаку пришел ассасин. Его конь перегородил дорогу Женеку. Нет, ассасин не кричал, не ругался, не делал угрожающих жестов. Более того, он занялся вполне мирным делом. Изъяв из ножен небольшой метательный нож, он занимался личной гигиеной, в смысле вычищал грязь из-под ногтей. Всем нам было известно, насколько виртуозно ассасин метает ножи любого типа из любого положения. Подобное зрелище охладило пыл нашего распылённого любовника. Подъехал Кошак. Конь Женека оказался мудрее хозяина. Увидев нагайку, конь, не дожидаясь понуканий хозяина, вернулся в строй и продолжил путь вместе со всеми, унося своего разочарованного хозяина. В глазах Женека читалась затаённая злость.
Вечером того же дня наш отряд увидел перед собой поселение. Однако Кошак приказал разбить лагерь, не въезжая в посёлок. Понимаю. Предстоял разговор с Женеком. На землю полетели тюки с вещами. Расчищались места под палатки и костёр. Кошак погнал молодежь за ветками для костра, приставив Лева с оружием следить за их безопасностью. Я и ассасин освободили лошадей от поклажи. Стреножив им ноги и протерев бока лошадей щетками и пучками травы, мы отпустили их пастись, на ближайшем лугу.
Мы вернулись к костру. Женек и Кошак устанавливали палатки. Я присел у костра, чтобы дать отдых ногам. Ассасин сбросил пояс с ножами возле костра и отошёл к брошенным тюкам с пожитками, начал рыться в них. Воспользовавшись ситуацией, Женек атаковал ассасина. Мы не успели прийти на помощь ассасину. Удар был быстрым и резким. Достаточно увидеть такой один раз, чтобы бояться всю оставшуюся жизнь. Но своей цели удар не достиг.
Остаток вечера Женек провёл связанный по рукам и ногам, привязанный к дереву и с кляпом во рту. Сразу после окончания связывания, как по команде вернулась молодежь с ветками для костра в сопровождении Лева. Вечер проходил спокойно. Ассасин чистил ногти ножом. Лева разрабатывал пальцы, перекатывая между ними деревянные яйца, размером с голубиные. Молодёжь сидела в дальнем углу, потупив смущенные взгляды и медленно пережёвывая свою похлёбку. Положение Женека усугублялось нотациями, которые ему читали я и Кошак. В самых лучших традициях своей обители я прочитал ему проповедь о смирении духа, укрощении страстей, избегания прелюбодеяния как греха смертного, для спасения своей души. Эту проповедь я читал страстно, приводя примеры, обличая его пороки, делая сравнения с животными, используя фразы и выражения церковно-молитвенного языка нашей обители. Речь Кошака была более грубой, более пространственной и обличительной. Он указывал на нарушение приказа во время похода, разложение дисциплины, создание положения, подвергающего опасности весь отряд, а также создающего опасность невыполнения цели всего похода. Свои слова он подкреплял столь грубыми и жесткими выражениями, что даже я нашёл, чем пополнить свой церковно-молитвенный словарный запас.
Женеку предстояло провести ночь связанным.
Когда мы закончили читать отповеди и расселись вокруг костра для ужина, из темноты донеслось деликатное покашливания. Мы мгновенно вскочили и приготовились к бою. Но этого не потребовалось. Из темноты на свет вышел пожилой человек, по виду староста, ну насмотрелся на них, стал определять сразу. Рядом с ним шёл отрок как сопровождение.
- Мир дому вашему, путники! Разрешите присесть к вашему костру?
Кошак сделал движение рукой одновременно приглашающее и отодвигающее. Молодёжь, успевшая к тому времени отужинать, отошла в сторону, освобождая место у костра. Старейшина важно прошествовал к освобожденному месту. Медленно, по-стариковски кряхтя, присел на бревно, служившее нам скамейкой. Отрок расположился за спиной старосты.
- Чем мы обязаны вашему приходу к нашему костру, уважаемый? - задал вопрос я, вспоминая свою обязанность. - Мы вроде бы законов не нарушаем. Людей не обижаем, идём своей дорогой.
- Хорошо, что не обижаете. Наслышан я. Удивлён лишь, что в наше селение вы не заехали на постой. Редкость у нас, что гости ночуют в поле. Вот и стало мне интересно, что у вас случилось. Вдруг помощь нужна. Не ожидал узнать о ваших раздорах. Не обижайтесь на старика, но интересна мне эта история. Может, поведаете её подробнее?
Я выдержал паузу.
- Отчего не поведать. Зла ведь мы никому не совершили. И лучше вы от нас это узнаете, чем из десятых уст да неправду. - Это было сказано больше для моих спутников. - Вот только сначала хотелось бы узнать, если не секрет, как вы о нас узнали? Мы не видели гонцов, и по дороге вроде никто не ездит.
