Зато он понял защитные рефлексы демона. И что бить нужно было именно туда, где тварь стремилась уберечься.

Воин замахнулся топором, делая вид, что целится в пустой левый глаз демона. Грудные глаза с радостным изумлением уставились на него. И Аттик использовал свой шанс. Он резко развернул цепной топор и с ужасающей скоростью обрушил оружие на истинное око чудовища. Капитан застал противника врасплох. Лезвие глубоко вонзилось в глаза, и кислотный студень из раны хлынул по телу Мадаила.

Демон закричал и отшвырнул Аттика. Тот рухнул на ковер из корчащихся омерзительных тварей и попытался подняться. Доспех не отзывался, превратившись в гроб для благородного металлического тела космического десантника. И глубоко внутри своей оболочки Аттик ощутил отвратительное текучее движение там, где его быть не должно было.

Но и Мадаил на несколько драгоценных секунд потерял стойкость. А затем сияние колонны прекратило мерцать. Оно превратилось в единый ослепительный луч, что сорвался в небеса и на мгновение разорвал мертвенный саван, открыв окно к звездам.

Но лишь на мгновение. Затем свет возобновил свое злобное биение, и небытие вновь сомкнуло хватку над планетой. Аттик сумел повернуть голову. Он увидел, как Эрефрен отпускает башню и падает. Женщина лежала на боку лицом к нему. Глаза астропата, как всегда, были пугающе пустыми, но капитан ощутил на себе ее истинный взгляд. Она коротко кивнула ему и замерла.

Аттик перевел взгляд обратно на Мадаила. Демон вновь овладел собой. Его неповрежденные глаза смотрели на космического десантника с абсолютной яростью.

— Ты не победил, — с трудом выдавил из себя Аттик.

Мадаил шагнул к нему.

Чувствуя, как жизнь неумолимо утекает из его пробитого, изувеченного тела, Аттик выкорчевал в своем сознании последние крупицы человечности. Машина поднялась на ноги в последний раз и встала на пути демона.

— Плоть слаба! — взревел он и встретил тьму.

Каншель видел все. Видел, что его кошмар ранен. Видел свет с башни. И видел, как кошмар убил его капитана.

Демоны не обращали на него внимания. Они оставили его жить, обтекая океаном безумия и пируя на телах Железных Рук.

Они хотели, чтобы человек все видел. Каменное солнце в зловещем зените. Неторопливое восхождение перерожденного, демонического «Веритас феррум». Приближение нового темного исхода.

Он отчаянно цеплялся за последний огонек надежды в своем сердце.

«Послание отправлено, — думал он. — Император узнает. Император защитит. Император защитит…»

В своей молитве он сбился лишь тогда, когда над ним возник Мадаил и мерзкая, усыпанная карбункулами туша с рогом на месте глаз схватила его за руку.

— Крошечное дитя веры, — произнес Мадаил, — явишь ли ты мне всю силу своих убеждений? Станешь ли моим свидетелем?

И когда демон потащил его к нечестивому кораблю, Каншель закричал.

Эпилог

Астропат Эмиль Джедда застыл от шока. Его рот широко раскрылся, лицо перекосилось. Мехья Вогт, его писец, видела такое каждый день бессчетное количество раз, но по-прежнему вздрагивала, словно сама разделяла боль астропата. Да и как ей не разделять, зная, какие муки причиняет ему каждое полученное сообщение. Это словно ледяным кинжалом пронзило его мозг, и боль распространялась по нервной системе, подчиняя и выворачивая само его нутро. Незрячие глаза Эмиля закатились, челюсть пришла в движение, и он запел. Вогт схватила стилус и попыталась записать услышанное. Звуки, вырывавшиеся из глотки Джедды, были жалостными, настойчивыми, вымученными — атональная песнь, наполненная дымом далекой войны.

И по большей части неразборчивая.

Песня оборвалась. Вогт посмотрела на то, что записала на планшете.

Джедда взял кусочек ткани и вытер потекшую из носа кровь.

— Какое… — заговорил было он и вдруг умолк. Потер пальцами висок. Попробовал снова: — Какое там сообщение?

Вогт колебалась.

— У него экстренный приоритет, — сказала она.

— Я знаю. — Астропат провел рукой по голове, смахивая проступивший от боли пот. — Я почувствовал его.

Вогт понимала, что на самом деле кроется за словами Эмиля. Он выстрадал его. Степень срочности каждого сообщения астропат определял по тяжести психической травмы, им причиненной.

— Каково содержание? — когда Вогт не ответила, Джедда объяснил: — Сам понять не могу. Слишком сильные искажения.

— Я… Это тревожное сообщение, — наконец сказала писец. — Я смогла разобрать только одно слово, но оно не имеет смысла, и…

— Прочти.

И она прочла. Слово было неправильным. Ему не было места в Империуме. Слоги, которые она с трудом пыталась произнести, казались ей не просто чуждыми. Они казались нечистыми.

Джедда сидел очень спокойно. Его белая, как мрамор, кожа приобрела сероватый оттенок. Когда он встал, то сделал это настолько осторожно, словно сама ткань реальности обратилась в тонкий неверный лед.

— Отведи меня к мастеру Галину, — попросил астропат. — И возьми с собой запись.

Вогт взяла Джедду за руку и вывела из кельи. Они шагали по коридорам, освещенным настолько тускло, что даже писцы с трудом различали путь. Стены по обеим сторонам были выложены мозаикой, но изображения терялись во мгле. Даже в полной мере владея своими глазами, Вогт понимала, что именно она, а не Джедда, по-настоящему слепа в этом сумеречном мире. Она записывала сообщения, которые едва понимала, и странствовала в этом царстве вечной тени, выполняя задания, смысла которых ей никто не объяснял. И суть того, что происходило сейчас, от нее тоже ускользала.

Но она чувствовала тревогу Джедды.

Они дошли до зала обработки в глубине Города Зрения. Огромное пространство было куда лучше освещено, но люмосферы висели так высоко под сводчатым потолком, что их лучи достигали пола уже слабыми и поблекшими. В центре зала находилось колоссальных размеров хранилище сообщений. Десятки тысяч посланий были собраны здесь в сотнях шкафов высотой в пять, десять и двадцать метров. По периметру зал опоясывали балконные галереи с множеством выдвижных платформ. Писцы, администраторы и сервиторы использовали их для доступа к хранилищу. Время от времени какое-то сообщение извлекалось с полок, но его место сразу же занимали десятки других. Листы пергамента, словно снег, сыпались с верхних уровней зала.

Прямо напротив входа, у основания огромного хранилища, за массивной кафедрой сидел Гельмар Галин — сгорбившись, с выражением вечного недовольства во взгляде сощуренных глаз. Изучая одно сообщение за другим, некоторые он передавал сервиторам, чтобы те добавили их на полки, а остальные сбрасывал в желоб мусоросжигателя.

— В чем дело, Джедда? — спросил он, не поднимая глаз.

— Сообщение из системы Пандоракс. Думаю, вам стоит на него взглянуть.

Галин томно вздохнул, отложил стилус и протянул руку. Писец передала ему запись послания. Администратор прочел ее и после смерил холодным взглядом сначала Вогт, а затем Джедду.

— И что мне с этим делать? — спросил он.

— Я думал… — начал было Джедда.

— Достать меня каким-то архаичным словом? — перебил его Галин.

— Это может быть… важно.

— И что мне теперь, объявить о крахе всех рациональных догматов Имперской Истины из-за одного сообщения?

Вогт хотела было возразить, но Джедда, должно быть, почувствовал ее напряжение через ладонь — и предостерегающе положил руку ей на плечо. Галин терпеть не мог писцов, которые имели наглость не дрожать перед ним от страха.

— У этого сообщения экстренный приоритет, — спокойно сообщил Джедда.

Администратор отрывисто кашлянул сухим смехом.

— Ну, разумеется. Мы на войне. Сейчас у каждого сообщения экстренный приоритет, — он устало махнул изнуренной рукой в сторону шкафов у себя за спиной. — Большая часть содержит действительно актуальные сведения или, по крайней мере, законченные выражения. И ни в одном не говорится о мифах.

Приблизился сервитор, и Галин передал ему сообщение.