Annotation
Собо - лоа французского генерала, а также стойкости, прочности и выдержки
Юрген Ангер
Юрген Ангер
Пока горят поля
Позади скамейки начиналась аллея - вроде той, в которой Гумберт высматривал своих нимфеток, тенистая, с ветвями, сомкнутыми плотным полукруглым сводом. Сейчас по причине раннего утра в парке не было никого. (Посредственное начало - и никто не воскликнет по прочтении первых же строк: "Шапки долой, господа! Перед вами гений!" Да и бог с ним...)
Вдоль аллеи хотелось неторопливо и важно прохаживаться, и прогуляться под зелеными сводами сомкнутых полукругло ветвей, и дойти до света, брезжившего в конце, и посмотреть, не открылась ли палатка с шаурмой на выходе из парка. Но увы, приходилось сидеть на лавочке в скудной тени, почти в лучах набирающего силу солнца, и читать книгу, и взглядывать то и дело на дом напротив - не вышел ли кто на балкон покурить. Возле дома этого, белого, в имперском стиле, отягощенного колоннадой и лепниной, припаркованы были фургончики съемочной группы, имевшие какое-то оригинальное самоназвание наподобие "газенваген", но какое - Бася не помнила. Бася - Василиса Карловна Кирневич - немолодая дама в очках и нелепой шляпе, обречена была читать книгу на протяжение всего съемочного дня, на лавочке, потому что на съемочной площадке еще хуже и пуще, орут, курят и уже с утра заехали по затылку (непосредственно по шляпе!) реквизитным доспехом.
Бася привезла свою дочь, юную звезду сериалов и рекламных роликов Лилит Кирневич, на грим - к пяти утра. В семь начались съемки, сейчас солнце неудержимо рвалось в зенит - пробило десять. Чуткая мать ожидала перерыва, с надеждой взглядывая на имперский балкончик - не выберутся ли звезды покурить. Вот на балкончик выпорхнул актер в форме кавалергарда, и с ним фотограф. Актер замер в непринужденной позе с дымящейся сигаретой, фотограф в ответ радостно защелкал объективом. Актер этот играл в сериале Дантеса и был настоящий этнический француз, а фотограф - бог знает кто.
- Лита выйдет? - по-французски проорала Бася, и кавалергард свесился с балкона под опасным углом, разглядел ее на лавочке и отвечал на ужасном русском:
- Непременно! - букву "р" он не выговаривал.
Бася вернулась к своей книге - главгерой как раз попал под машину. Работа дуэньи - неблагодарна и бессмысленна. Дочь давно выросла, но так и не сумела оборвать пуповину, и Бася по-прежнему таскалась с ней на съемки, как в детстве. Дома поджидали неоконченный ремонт, неподтвержденный диплом медсестры и муж в перманентном федеральном розыске, но что поделать - забрезжил на горизонте очередной идиотический сериал, и парочка Кирневичей, мать и дочь, отбыли на съемки. Сериал "Ланская", байопик жены Пушкина, с Лилит Кирневич в главной роли - разве можем мы такое пропустить?
На балконе зашуршал муслин и звонкий голос окликнул по-хозяйски:
- Мооом! - так зовут маму пятилетние дети и Эрик Картман из "Южного Парка".
Бася вскинула голову:
- Да, ребенок.
Лилит стояла на балконе, вся в образе, с конским шиньоном на макушке и нарисованным поверх собственного лицом Натальи Николавны:
- Мооом, ты не видела, там шаурмятня открылась?
Фотограф снимал уже Литу - кружил, как коршун, поминутно откидываясь назад.
- Не видела, - призналась Бася, - хочешь, сходим посмотрим?
- Мы спускаемся. Юго, за мной!
Юго был этот самый Дантес-кавалергард. Он не знал русского от слова "совсем", и Лита по доброте душевной взяла над ним шефство. В гостинице беднягу Юго непрерывно одолевали какие-то негодяи и проходимцы, и пришлось приютить несчастного на собственной съемной квартире, на диване в гостиной, и этот Юго на диване в гостиной раздражал Басю бесконечно. При нем невозможно было ходить в шортах, без лифчика и с гнездом на голове, не говоря уже о том, чтоб рыгнуть или пукнуть. Этот Юго, эфирный красавец амплуа "инженю-кокетт", всем своим видом напоминал миру о его несовершенстве, и даже когда он просто валялся на диване с французской книжкой, Басе хотелось умереть, задохнувшись в своем целлюлите.
Они спустились втроем, фотограф тоже увязался. Лита и Юго устремились вперед по аллее, как молодые кони, а Бася с фотографом степенно последовали за ними.
- Вот постоянно муссируют вопрос - дала она Дантесу или не дала? - начал фотограф светскую беседу, - Вы только посмотрите на этих двоих. Мне кажется - вот он, ответ.
- Они не пара, - напомнила Бася, - насколько я помню, Юго спит с Либерманом.
Либерман был продюсером сериала, он и раскопал красавца Юго где-то на просторах Репербан.
- Так вот вам и ответ, - поднял брови фотограф и нацелился на Басю объективом, - Вам уже говорили, что вы вылитый Дэвид Боуи? - щелчок затвора, Бася закрылась книжкой, - Не стесняйтесь, я же вас не ем.
- Вы крадете мою душу.
- Это троглодиты выдумали, - фотограф присел на корточки с сделал фото снизу - Бася сжала колени, - У вас даже глаза разные. Вы же как Дэвид Боуи в клипе "Лэтс дэнс", только в дурацкой шляпе...
- Да знаю я! - в отчаянии воскликнула Бася, - Забыли сказать - с животом и сиськами!
- Блин, да, - согласился фотограф.
Юго и Лита стояли у палатки и шаурмист - или шаурмэн - уже крутил для них шаурму. За ними в очередь успел пристроиться высокий толстый негр, и Бася постеснялась пролезать перед ним. А фотограф - нет, подбежал, принялся снимать.
- Послушай, Юго, какое красивое слово "шаварма", - по-французски говорила Лита, и Юго отвечал ей со своим мучительным прононсом - был уговор, что для тренировки он будет пытаться говорить по-русски:
- Шаварма... У нас она - доннер.
- Бась, ты что там встала, - позвала Лита, - Бась! Земля вызывает Басю!
Бася словно очнулась - все смотрели на нее, и даже толстый негр повернулся. У негра были татуировки на лице и борода, выбритая, как зебра.
- Базиль? - воскликнул негр, и Бася его узнала.
- Солдат? Има Собо?
Негр шагнул к ней - пахло от него благовониями и отчего-то ладаном - и заключил в объятия. Подбородок его дрожал.
- Базиль, Базиль...
- Лита, Юго, познакомьтесь, - Бася не знала, как зовут фотографа, - это Има Собо, мой друг.
- Старый друг, - сокрушенно подтвердил негр. Вместо "негр" правильно говорить, кажется, "афроамериканец", но Има Собо не имел отношения ни к Африке, ни к Америке, подданный Франции, он родился на Гаити и до шестнадцати лет вызревал под тамошним солнцем.
- Има, это Лита, дочь моя, и друг ее Юго, и...
- Валера, - представился фотограф скромно и с достоинством.
- Очень приятно, - Има, не выпуская Басю из своих рук, отошел от палатки. Бася покорно переступала за ним. Има склонился к ней, заглянул в разноцветные глаза - его, Имины, глаза были черные, как бусы или пуговицы. Грустные бусы или грустные пуговицы.
- Как ты, Базиль? Кто ты теперь?
- То же что и было, медсестра. Только диплом нужно подтверждать. Дома, в Словении. Мы теперь там живем. А ты?
- А я здесь. Продавец воздуха.
- Это как?
- Скучно. Эксперт, консультант. Тебе будет неинтересно. Короче, никто, - Има жалко улыбнулся, - А еду я, представляешь, в Склифосовский морг.
Има кивнул в сторону синей спортивной машины, припаркованной возле палатки. На заднем сиденье машины клубился лиловый муар.
- Я везу вещи. Туда, в Склифосовский морг.
- Кто у тебя там? - спросила Бася.
- Моя девушка. Ты не знаешь.
- Конечно, не знаю. Мы с тобой не виделись двадцать лет.
- Двадцать три, если быть точным.
- Има, хочешь, я поеду с тобой? В таких местах все веселее с товарищем, - Бася взглянула в грустные пуговицы Иминых глаз и ободряюще улыбнулась.
