Немецкий язык Николай Арефьевич знал не очень хорошо, но, чтобы учить детей французскому и русскому хватало. Маленьких хозяев забавлял его акцент, они веселились от души, и все схватывали на лету, особенно Франц и Клаус.

Жена намного быстрее освоилась, но Роза знала идиш, и многие слова понимала сразу. Эту работу после долгих месяцев мытарств нашла именно она. Богатому торговцу недвижимостью Зальдеру захотелось иметь в своем доме в качестве прислуги и гувернантки настоящих русских дворян.

Ордынцев благоразумно не стал объяснять разницу между потомственным и личным титулом, и вот теперь они жили как у Христа за пазухой, особенно, если сравнивать с румынскими и польскими годами их жизни.

Иван, их сын, довольно красивый молодой человек, быстро нашел себе работу механика в одном из гаражей, и жил отдельно, впрочем, часто видясь с родителями в свободное время.

Кстати, насчет свободного времени, – у Розы его практически не было, ведь вести домашнее хозяйство – дело хлопотное. Дом большой, шесть комнат, две ванные, холл и все такое прочее. Да еще и кухня.

Правда, была еще кухарка, она готовила, но за ней надо было тоже прибирать, да еще и помогать ей.

Иногда хозяевам хотелось чего-то из русской кухни, и тогда к плите становилась Роза и готовила все, что умела: борщ, какие-то салаты, жарила мясо или рыбу. Гефилте фиш, то есть фаршированная рыба тоже проходила как русское блюдо, о чем не без ехидства Роза сообщила как-то мужу. Ну да ладно, какая разница, собственно, главное, чтобы вкусно было.

А вот у Николая Арефьевича досуга было побольше: поучил детей часика два утром и немного меньше вечером – и свободен.

Иногда они ходили с Иваном в гештеты, пили пиво, кальвадос или еще какой-то шнапс, и разговаривали. Темы бесед были разнообразными, но заканчивали они почти всегда воспоминаниями о родной стране и обсуждениями ее возможного будущего. Ну да здесь они не были оригиналами: все их знакомые эмигранты проводили изрядную часть своего досуга в подобных разговорах.

Вот и сегодня Ордынцев-старший после утренних занятий решил пройтись по городу и заглянуть в мастерскую к сыну, и если он не занят, а работы сейчас немного, то пойти с ним прогуляться – зайти куда-нибудь, перекусить чего-то, сосисок с картофельным пюре, например, выпить по стопочке-другой, или пивка, ну и поговорить.

Иван стал интересным собеседником, и Николай Арефьевич с удовольствием отмечал, что сыну тоже с ним не скучно. Никаких тебе тургеневских конфликтов отцов и детей.

Накрапывал мелкий дождик, и Ордынцев пожалел, что не взял зонта. Вот и мастерская. Из ворот выезжает "Жестянка Лиззи", Форд модели «Т». За рулем – Иван, он в потертой кожаной куртке и кепке, на щеке – темное масляное пятно, рядом с ним – какой-то «герр», – господин средних лет в тройке, видимо хозяин авто.

Сын подал рукой отцу знак – подожди, мол, я сейчас. Машина свернула за угол, а через пару минут выехала из-за дома с противоположной стороны. По лицу автовладельца было понятно – работой механика он доволен. И вправду, мотор работает тихо, скорости переключаются без скрежета. И уверенность – не набили в коробку передач опилок с маслом, как в некоторых других авторемонтных мастерских, чтобы уменьшить шумы, а честно все перебрали и заменили изношенные детали.

Такая репутация достигнута за год, и это – заслуга Ваньки, его сынули!

Клиент раскрыл портмоне, вытащил пачку тысячемарковых банкнот, потом подумал, и добавил еще пару бумажек, засунув их в нагрудный карман кожанки: "данке!"

Иван, исполненный достоинства, даже не скосил вниз глаза, прощаясь с клиентом, лишь вежливо пожелал удачи в пути. Затем, глянув в сторону поджидавшего его отца, зашел в ворота мастерской, на которых крупными буквами было выведено: "АВТОМАСТЕРСКАЯ КАРЛА ГРОССЕРА. РЕМОНТ АВТО ВСЕВОЗМОЖНЫХ МАРОК", держа в правой руке пачку ассигнаций. Через минуты две-три вышел, засовывая в тот же нагрудный карман еще несколько бумажек, в компании самого Карла, хозяина. Тот уважительно похлопывал Ивана по плечу, попыхивая толстой сигарой.

Ордынцев знал эту марку – скручены они были из буковых листьев, пропитанных никотином, аромат еще тот… Что делать – всеобщая бедность, и хозяевам сейчас несладко. А вот Ваньку он ценит и уважает. Золотые руки, золотая голова! "Иди, Иван, иди, отдохни с отцом. Ты славно поработал. В двух автомастерских за этот рыдван даже не стали браться!"

– Привет, папа! – сын протянул руку.

– Здоров, сынуля! Ну что, пошли, прошвырнемся? Я угощаю!

– Не, пап, сегодня плачу я! Видал, заработок есть. Даже и сверху кое-что выгорело, – понизил голос Ваня, хотя герр Гроссер по-русски и не понимал.

– Куда пойдем? Ты только икру не мечи, сегодня пришло, а завтра…

– А ну его к лешему, папа, сегодня есть, и ладно. Будет день – будет пища.

– Слушай, а пошли в "Лесную тишину"! Там вполне прилично, а еще мой приятель работает, он там вроде как вышибала. Буров, помнишь? – Ордынцев все думал, как избавить сына от чрезмерных трат, он его знал, – только денежки заведутся, тут же и щедрость без границ. А потом – зубы не полку… А Вася давно приглашал его зайти, и обещал, что все будет стоить дешевле, – как для него.

– Дядя Вася? Да я с радостью его увижу! Пошли сейчас же!

И отец с сыном, как два закадычных приятеля, ускорив шаг, направились в сторону гостиницы "Лесная тишина".

"Дядю Васю" они застали в момент выполнения им своих самых непосредственных служебных обязанностей. Правой рукой он держал за воротник одного из посетителей, а левой деликатно, но настойчиво отпихивал другого. Все это происходило у дверей фойе, спор не утихал, несмотря на все усилия Бурова, старавшегося развести противоборствующие стороны на расстояние, возможное для его рук.

Увидев своего друга-соотечественника, да еще и в компании с сыном, он от радости несколько ослабил хватку, чем и воспользовался удерживаемый им за воротник посетитель. В полемическом запале он нанес своему оппоненту удар кулаком, сверху вниз, в переднюю часть черепа выше лба. Василий, утратив терпенье, столкнул обоих со ступенек, добавив известное русское выражение из трех слов, средним из которых было "вашу".

– Заходите, милости прошу, – обратился он к Ордынцевым, переводя дух и раскрывая двери, – здравствуйте. Рад видеть. Наконец собрались. Сейчас будем обедать. Я уже устал от политических баталий. Видали?

Не, вы видали? Тот, что был у меня в правой руке – социал-демократ, а в левой – национальный социалист. И оба очень переживают за народ. Еще и коммунисты есть. Те тоже очень озабочены, но мы уже с вами знаем, чем.

А еще тут гембель на нашу голову, – убийство какого-то странного чмура. Шел с портфелем, а его – шариком из трубки! Знаешь, Коляша, что за шарик? Тут местные националистические социалисты придумали: в трубке длиной вершков шесть резинками привязывают засверленные шарики. Взмахнул – и голова вдребезги. Почище кистеня будет. Ну, он портфель, ясное дело, отпустил, так и не нашли потом. Не знаю, что внутри было, но уж видно что-то стоящее. Полиция забегала, да что они в этом нынешнем гармидере могут?

Николай отметил, что и здесь, в Германии, Вася не может обойтись без одесских словечек. Впрочем, языком Шиллера он владеет отменно, в университете хорошо учил, да и покойный Баум натаскивал. Они временами целыми днями говорили между собой по-немецки. Во время германской кто-то даже возмутился такой непатриотичностью, на что Генрих со свойственной ему рассудительностью ответил, что настоящие кайзеровские шпионы не стали бы так себя выдавать, и что он – русский поболе, чем иные крикливые патриоты.

– Вот что, товарищ Нарыжная. Партия ставит перед нами задачу.

Человек, давно знакомый Анастасии по партийной кличке "Иванов" носил теперь другое имя, металлическое, впрочем, тоже славянское. Тот же акцент, но в движениях стало больше мягкости, а неприметный костюм сменил неброский серый полувоенный френч. Сапоги по-прежнему любит мягкие, и трубка такая же, или та же самая. Говорить стал больше, а может просто сейчас нужно подробнее объяснить план налета, чем тогда, давно, в Ростове. Больше, но ненамного, так что слушать надо внимательно. Лишнего слова не скажет.