– Я бы не советовал, – вдруг оторвал от созерцания сухой голос моего спутника. – Вас могут заметить.

Вот ведь…

Пришлось задернуть шторку и, поджав губы, уставиться на багровые угли, тлеющие в жаровне.

И шагу ведь не даст в сторону ступить. Тиран хренов! Бывают же такие… И как-то уже слабо верится, что мы найдем общий язык. Скорее так и будем играть в молчанку, что сейчас, что оставшиеся две недели. Не помереть бы со скуки…

Из-под ресниц покосилась на своего спутника. Тот, вальяжно развалившись на сиденье, скрестил руки на груди и глаза даже прикрыл. Никак решил подремать? Интересно, долго еще ехать?

И, будто в ответ на мои мысли, экипаж начал замедляться, а через десяток метров и вовсе остановился.

Рейнар резко ожил и, отворив дверцу, возвестил:

– Приехали.

Дом был огромен. Темная махина на фоне прозрачного светлого неба и засыпанных снегом дорожек. Вместо забора – плотная каменная стена и кованые ворота, покрытые изморозью. А за воротами виден полудикий сад и одинокое кривое деревце, будто скрючившееся на морозе.

Айна, первая выскочившая из повозки, метнулась к воротам, пролезла под кованой оградой и побежала по узкой тропинке к крыльцу. Уселась на верхнюю ступеньку, нетерпеливо молотя хвостом по земле.

Рейнар распахнул передо мной створку, скрипнувшую проржавевшими петлями, и пропустил вперед. Мне пришлось подобрать юбки и полы пальто, дабы ненароком не увязнуть в сугробах утонувшего в снегу сада, – слишком узкой оказалась протоптанная дорожка, и она уж точно не была рассчитана на пышное женское платье.

Пока пробиралась к дому, с интересом рассматривала свое временное жилище.

Первый этаж его сложен из бурого, местами плохо отесанного камня. На окнах стоят решетки, и большая часть этих окон покрыта изморозью, явно свидетельствуя о том, что в комнатах не топят. Второй этаж, в отличие от первого, деревянный. Темное, местами пошедшее трещинами дерево, резные наличники, некогда крашенные, но краска уж давно слезла, облупилась, оставив белесые следы на стыках и неровностях древесины.

Крыльцо высокое, и пришлось схватиться за холодные перила, чтобы ненароком не навернуться. Капитан Фрей несколько раз провернул ключ в замке, и мы прошли в полутемный холл. И пусть в доме было и теплее, чем на улице, но раздеваться желания не было ни малейшего.

– Вы что, не топите? – не смогла сдержать негодования и, приблизив руки к губам, дыхнула на замерзшие ладони. Изо рта вырвалось облачко пара и растаяло в полумраке.

– Топлю, просто… Я со вчерашнего утра дома не появлялся. А прислуга всего раз в неделю приходит.

Рейнар стянул перчатки и запалил фитиль масляной лампы. В помещении сразу стало светлее и как будто бы даже теплее. Из полумрака выступили богато отделанные стенные панели, низкий диванчик и пара тумб, явно служивших для переодевания. На вешалке сиротливо болтался плащ, а у стенки притулились валенки с резиновыми мысами – самая та обувь для подобной погоды.

– Не раздевайтесь, – угадал мои мысли хозяин дома. – Проходите так, я разожгу камин в гостиной.

Айна деловито процокала в темноту дверного проема, я направилась следом. Мужчина обогнал меня на полдороге и первым вошел в гостиную. Стянул с себя пальто и бросил в первое попавшееся кресло. В нем же грудой бесформенного тряпья валялся какой-то свитер, а рядом на полу нашли свое пристанище теплые вязаные носки и погрызенная газета, явно облюбованная псиной.

Я с любопытством осмотрелась вокруг – в отличие от полутемного холла, здесь было светло. Холодный утренний свет лился сквозь огромные арочные окна в обрамлении тяжелых гардин, подвязанных кручеными шнурами с пушистыми кисточками на концах. Гостиная эта, пожалуй, была уютной. Мягкие диваны, обитые темной матовой кожей, шерстяной ковер с причудливым цветочным орнаментом, дупло камина, нутро которого уже успел осветить робкий огонек. Правда вот, решетка не чищена. И сажа на полу. Рейнар заступил в нее сапогом и разнес по паркету. Потом, спохватившись, бросил под ноги всю ту же газету, ругнулся себе под нос и тщательно вытер подошву.

– Проклятье! Вы уж извините… Тут слегка не убрано.

Мужчина скомкал газету и швырнул ее в огонь, подхватил с пола носки и принялся собирать какие-то мелочи с низкого столика. Кажется, там обретался недоеденный сэндвич и пара немытых кружек. Хорошо хоть не бутылок. Вся посуда не поместилась в руках, и капитан плюнул на это дело.

Да, мужское жилище чистотой и опрятностью никогда не отличалось. Особенно если в доме нет постоянной прислуги.

– Вы один живете? – сам собой сорвался вопрос, а взгляд скользнул по запылившимся плафонам ламп, по высокому торшеру, вставшему между кресел. И кожа на одном из этих кресел стерта. Лишь на одном, а значит…

– Да, – подтвердил мою догадку мужчина.

Неудивительно… Вот только этот дом слишком велик для одного. Интересно, это вообще его особняк? Хозяин бы за жилищем следил, а тут… Впрочем, возможно, у него просто не хватает времени или средств. Кто знает?

При внимательном рассмотрении в ковре обнаружились редкие проплешины, а на стенах – следы прежде висевших картин: обои слегка выцвели, а там, где были рамки, они по-прежнему яркие.

– А куда делись картины? – не знаю, зачем, спросила я. Наверное, просто устала стоять в тишине и безмолвно наблюдать, как ингирвайзер тщетно пытается навести порядок в собственном жилище.

– Сняли, – неохотно ответил Фрей. – Там были портреты… старых хозяев.

Значит, все-таки не его… По крайней мере, был. И, честно говоря, я и думать боюсь, каким образом или за какие заслуги ему этот дом достался. Глядя на его раны, предположения возникают не самые приятные.

– Почему вы не повесите новые? – спросила дружелюбно, пытаясь отвлечься от неуместных ассоциаций.

– У меня нет родственников. А собственное лицо не столь привлекательно, чтобы развешивать его по стенам!

О, вот тут я с ним полностью согласна. И, как погляжу, господин ингирвайзер не склонен к самообману. Это радует. А вот то, что запустил все так… стыдно должно быть, право слово. Хотя его, похоже, все устраивает. И кто я такая, чтобы лезть?

Ох, мы только-только пришли, а я уже хочу отсюда сбежать…

– Пойдемте, я покажу вашу комнату, – вторгся в мои мысли сухой мужской голос, и я обрадовалась возможности отвлечься.

Остальной дом, как оказалось, находился в еще более неприглядном состоянии, чем гостиная. И чем дальше, тем все сильнее навевал скуку. Устаревший рисунок на стенах, ковры, лишенные яркости цветов, затертые перила… Сколько рук коснулось их за все время? И комната, которая должна стать моей. Затхлая, пыльная, кажется, сюда сто лет никто не заглядывал.

Рейнар недовольно поморщился, вздохнул и, пройдя к окну, нараспашку открыл створки, впуская в помещение колючий морозный воздух.

– Я… Тут… У меня редко бывают гости. – Он не знает, что сказать. И еще ему неловко. И эта неловкость ему совершенно не идет. Не вяжется с суровым каменным лицом, отчего мне на мгновение становится смешно. Но выражение лица быстро сменяется раздражением и даже злостью, и хозяин заканчивает уже совершенно иным тоном: – Пусть проветрится пока, я потом тут… в общем, я займусь этим вопросом.

А я вдруг поняла, что его так раздражает. Точнее, не «что», а «кто»! Я!

Вторглась, понимаешь ли, в его личное пространство, нарушила привычный уклад жизни. Порядок тут наводить заставила. Как будто мне это надо!

Помнится, я не просила со мной возиться!

– Не утруждайтесь. Я не настолько беспомощна, как вам мнится. И вполне способна самостоятельно вытряхнуть покрывало.

Капитан Фрей удивленно вскинул бровь – да, именно бровь, одну, что смотрелось тоже весьма… специфично, – и, скрестив руки на груди, язвительно отозвался:

– Вообще-то, я планировал пригласить кого-нибудь из конторы. Но если многоуважаемая анья горит желанием закатать рукава и немного потрудиться, я не буду препятствовать.

Вот ведь… нахал!

Решил, что я совсем белоручка? Не спорю, живя в Общине, нам не приходится заниматься уборкой. Но это вовсе не значит, что я не способна привести свое жилище в порядок! В отличие от некоторых!