Сейвина улыбнулась.
– Ты боишься за меня? Не ты ли попросила меня бросить все и ради людей? И потом, если не с Темного замка, то откуда начать мне свой путь? Мы обе знаем, что мой путь не имел бы никакого смысла, если только не через Велибора. Он ровно в таком безысходном положении сейчас, чтобы выслушать меня и поверить мне. Потому как выбора у него нет.
– Ты как всегда рассудительна.
– Если бы Чернек был самым грозным существом на свете, – добавила Сейвина немного грустно, – то я бы могла навсегда распрощаться со страхом. Не его я боюсь, не его.
Сейвина взглянула на настоятельницу, безмолвно смотревшую на нее теперь. Она уже хорошо знала, что Деяна не говорила ей и половину того, что думала. Вот и сейчас ее молчание что-то значило, но что, знать Сейвина не могла.
В темницу не проникал ни единый луч света, и все-таки глаза Велибора стали привыкать, и он уже различал окружающие предметы, благо их было не так много: дубовая дверь с длинными, почти до пола решетками, скамья, на которой он и сидел, да коридор, на который он смотрел, будто ждал кого-то. Смешно это было, ведь ждать ему было совершенно некого, и вызволить его никто не придет. Надеяться можно было лишь на себя, но и это было бессмысленно. Как невероятный, жуткий сон вспоминался ему давешний день; такого резкого поворота событий не мог предположить никто, даже Велибор, который должен был видеть все наперед. Он всегда недооценивал чернокнижников, и теперь поплатился за это. Слишком поздно он увидел, как выросла их мощь.
В тот день Велибор по какой-то непонятной причине согласился выслушать старика. Однако как только он сказал незнакомцу, что не примет его предложение, старик ухмыльнулся чему-то, затем возвел резко руки вверх, и Велибору показалось, будто он провалился сквозь землю, да стал долго падать вниз, пока не упал, наконец, на твердый каменный пол. Несмотря на то, что удар был силен, он тут же вскочил на ноги и выхватил свой меч, озираясь по сторонам; вскочил и старик, который упал близ него. Но только старик и не думал обороняться, он лишь хохотнул зловеще, совсем не так, как смеялся давеча: заискивающе и дружелюбно.
– Не думаю, что тебе послужит твой меч, – промолвил он совсем не старым голосом, смахнул с себя бороду, длинные седые волосы, сбросил лохмотья, и предстал перед Велибором в своем истинном виде. И хотя Велибор никогда прежде не встречал некроманта, сомнений у него не было: то был князь Чернек. Его кожа отдавала зеленоватым неприятным оттенком, злобно горели глаза, и он был уже совсем не похож на человека. Он взмахнул рукой, и меч Велибора какой-то незримой силой вырвало у него из рук и бросило далеко от него. Тогда Велибор кинулся на Чернека голыми руками, замахиваясь для удара, но и тут чернокнижник опередил его: от одного взмаха его кисти Велибора бросило на каменный пол, словно кто-то невероятно сильный ударил его. – Взять его, повязать и бросить в темницу! – закричал Чернек.
Тут же откуда ни возьмись на Велибора набросились вурдалаки, враз выкрутившие ему руки. Они схватили его и уволокли в темницу. Так он и оказался в Темном Замке: Чернек с помощью своих чар проник в стан радийцев, притворяясь старцем, а затем перенес его в свой замок.
На следующий день, продержав его в темнице без еды и питья целые сутки, вурдалаки повели Велибора к Чернеку. Некромант стоял около длинного окна и смотрел в черную даль, рассеченную острыми ветками мертвых деревьев. Волибор стоял, ожидая, что же будет дальше. Вдруг Чернек обернулся, глянул с усмешкой на пленника, подошел к столу, взял кусок пергамента с пером и чернилами и положил их напротив Велибора. Кивком головы он предложил ему сесть за стол.
– Есть задание для тебя, – насмешливо произнес Чернек, – писать ведь умеешь?
– Что я должен написать? – спросил сухо Волибор, не шелохнувшись, слишком хорошо понимая, что он не захочет выполнять задание чернокнижника.
– Это послание доставят твоим советникам в Родограде. Потому садись и умоляй так, как только умеешь, чтобы они не бросили тебя на милость врага, чтобы поступились твоими пока еще южными землями ради твоей же жизни. Сообщи им, что тебя ждет не обычная казнь, а участь похуже пытки. – Тут Чернек замолчал, чтобы растянуть удовольствие, а затем почти ласково сказал, – мы обратим тебя в вурдалака, если они не внимут твоим мольбам.
– Думается мне, что писать я все-таки не умею. – Сказал в ответ Велибор, – в глазах заплясали веселые огоньки. – Во всяком случае, так точно не умею.
– Пиши как можешь, дурень! – фыркнул Чернек злобно, – тебя никто спрашивать не будет! Если напишешь послание, – уже спокойнее продолжил он, – я пощажу тебя и при любом исходе дарую тебе честную смерть. Не напишешь, случится то, чего ты боишься больше всего: превратишься в нелюдя.
– Хорошо, – пожал плечами Велибор, – будь по-твоему.
Он сел за стол и принялся невероятно медленно и аккуратно выводить буквы. Чернек ходил вдоль окон в нервном ожидании. Вурдалаки на входе начали переступать с ноги на ноги, дивясь, сколь неграмотен был правитель Радии, раз писал так долго. Но вот наконец он закончил и протянул письмо Чернеку. Тот схватил послание и стал быстро читать.
– Это что еще такое? – взревел Чернек, – ты над кем насмехаться вздумал? Ты целый час писал всего две строки, и что же написал?! «Ни при каком условии не вступайте в переговоры с Чернеком. Ваш правитель Велибор.»
Пленник лишь пожал плечами в ответ; в глазах его вновь заиграли насмешливые огоньки. Чернек скомкал кусок пергамента и вцепился своими длинными пальцами с когтями Велибору в горло.
– Добро пожаловать в вечное Царство тьмы, болван! – прошипел он и через какое-то время ослабил хватку.
Велибор упал на колени, хрипя и судорожно глотая воздух. Он инстинктивно хватился руками за горло. Вурдалаки по знаку Чернека подскочили к нему, схватили и поволокли обратно в подземелье.
Ранним утром, задолго до восхода солнца, Сейвина проснулась: сквозь темноту окна еще желтел полумесяц, было зябко, и немного не по себе. Тысячи лет прошли с тех пор, как она стала супругой Духовлада. Когда-то, на той самой скале, прячась в меха от холода, она дала себе слово, что навсегда забудет обо всем, что было до той минуты.
Но вот сегодня ей приснился сон, от которого она проснулась с потом на лице, на шее, на спине. Это было воспоминание о тех днях, когда баллины еще не спустились на землю. Сейвина бродила по зеленым долинам, едва касаясь руками до колосьев, словно поглаживая их. Затем она лежала в тени старого широкого дуба, который помнила еще молодым подростком, и слушала шепот его причудливых узорчатых листьев. На душе было так легко, словно она сама качалась на ветвистых руках древа, ловя переливы золотых лучей солнца сквозь пушистые листья. Как они смеялись весне и грядущему лету, как беспечно толкались и прыгали, раскачиваясь на ветру; временами дуб тянулся всеми ветками к ней, пытаясь слегка дотронуться до нее причудливыми листьями. Он говорил ей, как скучал по ней, и как давно не видел, спрашивал, где же она была столько времени. А Сейвина не могла понять, как могли они долго не видеться, ведь она так часто захаживала в эту долину. Но он говорил, что так давно не видел ее, что почти забыл сами ее очертания, не то что узоры ее глаз и губ. Он просил ее не покидать эту землю более, а она смеялась, говорила, что ветер спутал его мысли своими порывами: она была не далее, чем на прошлой неделе здесь. Тогда он сказал ей строго: – «Очнись, уже прошли тысячи лет». И она вдруг увидела, как невероятно стар и толст был дуб, и как глубоки были морщинистые борозды на его иссохшей коже, будто простоял он уже тысячи лет на одном месте в ожидании. Именно тогда она и проснулась в липком поту, разгоряченная и взволнованная. Нужно было отправляться в путь.
Сейвина быстро переоделась в теплые вещи, подхватила дорожную сумку с запасами, спрятала под плащ-платье ножны с клинком и спустилась вниз, где стояло несколько послушниц монастыря и Деяна. Они завороженно смотрели на молодого жеребца с мощным мускулистым корпусом по имени Гром. Увидев Сейвину, он вскочил на задние ноги, необыкновенно сухие и сильные, и радостно заржал, изогнутая спина его засияла черным блеском. В полусонных лицах послушниц она заметила тревогу и недоумение. Даже Деяна была не совсем спокойна.
