– Я не хочу снова быть человеком, я хочу быть вурдалаком, как и ты! – нетерпеливо вскричала Ружана, заламывая нервно руки, – но для этого мне нужно стать снова человеком.

– Я знаю, тихо, тихо, не переживай, – он подошел к ней и снова стал гладить ее по голове. – Чернек не придумывал это, я уверен, у него спрятаны где-то эти свертки с заклинаниями. После окончания войны он может вспомнить о своих обещаниях.

– А если не вспомнит? – она упала на кровать, совсем изнеможённая от бесконечных сомнений, – Если не захочет раздавать такие заклинания направо и налево? А если война будет длиться целую вечность? У нас большое войска, но враждебных земель так много, и каковы наши шансы на успех? Один к десяти? Один к ста? Я не вижу конца всему этому, просто не вижу.

Зоран сел на край кровати рядом с ее воздушным телом, уронил лицо в ладони, тяжело вздохнул, и комната погрузилась в безнадежное молчание. Сейвина затаила дыхание и боялась выдать себя малейшим шорохом или вздохом: все в ней было напряжено от волнения. Так тянулись, казалось бесконечные минуты, пока Ружана не приподнялась на кровати и не прервала слишком долгое молчание.

– Ты не представляешь, как я устала. Все во мне устало, все до последней клетки. – Она нервно хохотнула, – как это странно я говорю: ведь во мне ничего и нет! Что я? Не материя, не ткань, лишь вытьянка, то, чего нет, и попробуй докажи, что все наоборот. Временами я и сама сомневаюсь, что я есть. Если бы я действительно была, разве могла бы я ничего не ощущать, ничего не чувствовать? Я дотрагиваюсь до этой великолепной ткани покрывала, но я не ощущаю ее, словно она призрак. Я дотрагиваюсь до тебя, самого прекрасного мужчины на земле, моя любовь, но что я чувствую? Ничего, словно ты призрак. Я смотрю в зеркало, и что я вижу? Бледная бескровная тень, жалкая тень от меня былой, с румяными щеками, зелеными глазами, завидными формами. Ничего этого не осталось. Словно во мне одна бесконечная пустота, и нет ничего, кроме нее, и никогда не было.

– Ружана, пожалуйста, – застонал Зоран, будто ее слова приносили ему самые настоящие физические муки. – Остановись. – но он не чувствовал в себе сил возражать и останавливать ее дальше.

– Сколько лет уже прошло? – говорила она, ничего не замечая, – Первые двадцать, тридцать лет я была полна надежды, он дурил нам голову, говорил, что все возможно, что верный труд будет вознагражден. И что теперь? Сколько смертей на моих руках? Скольких я превратила в вытьянок? Скольких уничтожила? Разве не я ли верно служила ему все эти десятилетия? Но он и не помышляет о том, чтобы держать свое слово, он и не помышляет остановиться, ему нужно все больше: сначала нам нужен был клочок земли и дом, мы отвоевали это место и стали жить снова, как господа. Но ему нужны были новые земли, больше земель, а теперь ему нужны целые государства, мировое господство. Он безумен, ему всего мало.

– Он безумен и всегда им был, но и невероятно одарен. Чернек – наша основная надежда, милая. А если он забудет о своих обещаниях, то на этот счет у нас с тобой свой план: я ведь ни на секунду не перестаю искать способ сделать тебя человеком. В конце концов, если бы не Чернек, мы бы с тобой никогда не встретились. Ты бы умерла от болезни юной девушкой, а я бы никогда не стал вурдалаком и просто погиб в бою. Меня он сделал таким, каков я есть, не спрашивая моего разрешения, но я все равно был рад: уж лучше так, чем смерть.

– Он мог сделать и меня вурдалаком, но он предпочел предложить мне совсем другое, он обещал, что я буду намного могущественнее и прекраснее, чем вурдалак, а я, глупая, наивная, ничтожная девчонка, поверила, и что со мною сталось? Вытьянка! – она с таким отвращением произнесла последнее слово, словно все ей было чуждо в нем.

– Он не соврал, когда говорил, что ты будешь могущественнее, чем вурдалак. Ты способна за мгновение пронестись сквозь людей и убить их.

– Результат его опыта! – горько усмехнулась Ружана, – ты же знаешь, сколько умерло людей, прежде чем он сделал это со мной. Я тоже могла погибнуть, как и все остальные.

– Но ты не погибла. И благодаря тебе не умерло несколько других людей, которых он обратил в вытьянок. В конце концов, ты была так безнадежно больна, что он не мог обратить тебя ни в кого другого, кроме вытьянки. Тебе ведь оставались считанные часы, когда ты появилась здесь в поисках Чернека. У него не было времени на то, чтобы обратить тебя в вурдалака. Он пошел на это ради тебя: так у тебя был шанс выжить.

– Да, – она горько усмехнулась, – эта мысль утешает меня долгими бессонными ночами… Но порой другая дума гложет меня, как голодная собака свою кость, думка о том, что все это лишь оправдание, придуманное Чернеком, чтобы не терять моего доверия. Можно ли положиться на его слова?

Он не отвечал, будто она разговаривала сама с собой.

– Мне пора идти на Совет, Ружана. Постарайся отдохнуть и не терзаться бесплодными мыслями, которые не принесут тебе ни решения, ни успокоения. Что бы ни случилось, я позабочусь о тебе, думай только об этом.

Зоран поднялся и пошел прочь, Сейвина неслышно побрела за ним, дивясь тому, что никто больше не чувствовал ее присутствия. В большом каменном зале, где собирался Совет, уже сидели за длинным столом другие вурдалаки, члены Совета. Каменный зал не пестрел убранством: несколько старых линялых гобеленов висело на одной стене, а другая стена тремя высокими узкими окнами выходила на умерший сад, где высохшие деревья, как покойники, навсегда застыли в обожжённой стойке. Вурдалаков-советников было трое: все они были бледными и молодыми, при неярком свете их даже можно было принять за людей, болезненных и хмурых. Худощавый вурдалак с тонкой бородкой, Лесьяр, был очень скрытным, и взгляд его пытался спрятать то, что творилось у него на уме, потому он сразу особенно не понравился Сейвине. Ростих, внешне несколько старше остальных, имел грубоватые, ожесточившиеся от времени черты лица. Он производил впечатление существа, в свое свободное время с огромным удовольствием причиняющего боль другим без какой-либо на то причины. Все трое с недоверием взирали друг на друга исподлобья.

И вот в зал вошел сам великий некромант, князь Чернек. Сейвина ужаснулась: если вурдалаки были почти неотличимы от людей при этом тусклом свете, то Чернек был явно мертвым, кожа его имела болотный оттенок, худые щеки ввалились, веки были темными, словно он очень давно не спал. Он был очень худым, и все же выглядел так, словно много десятилетий назад перестал подвергаться процессам гниения, по всей видимости, произошло это, когда силы его колдовства окрепли, и он нашел потерянные заклинания некромантов.

– Я только что получил известие о том, что войска Радии снова были разбиты чудью, остатки бежали в разные стороны – они разбросаны. Чудь уже через неделю будет в Родограде, если только не произойдет чудо, а значит, и вся Радия скоро будет покорена.

– Нам нельзя медлить, мы должны сию минуту выдвигаться в путь, – почти закричал Ростих повелительно.

– Разумеется. – Вторил ему с хитрой улыбкой Лесьяр очень спокойным голосом, – но позволь спросить, если это тебя не затруднит, зачем именно?

– Как зачем? – раздраженно отвечал Ростих, – горные прииски на юге Радии прямо перед нами – наконец-то мы сможем завладеть самыми необходимыми ресурсами. Если мы помедлим сейчас, то их захватит Чудь уже через неделю-две. А с ними мы воевать не собирались, сколько я помню.

– Нет, не собирались, – утвердительно покачал головой Чернек, который все это время внимательно слушал своих советников.

– Вот именно, – продолжал Ростих, приободренный словами правителя, – нам мешают наши договоренности с ними, и мы не готовы сейчас к войне со столь могущественным противником. Радия – вот наша цель с самого начала. Но с Волибором эта цель была невозможна что для нас, что для Чуди, сейчас же, когда самого сильного полководца у Радии нет, земля эта вся на ладони перед нами. Если мы не захватим южные прииски, они достанутся Чуди, а это лишь упрочит их положение, что нам совершенно не нужно: они и без того укрепятся сейчас, после захвата северной Радии.