Вор чем-то одурманил его разум и с легкостью взял тело, но Оли вовсе не жалел об этом, увидев в неожиданном приключении перст судьбы и предвкушая те сладкие минуты мести, когда лекарь осмотрит его и доложит отцу о потере целомудрия. Папаша будет в ярости, но что он сделает родному сыну? Прикажет выпороть и отослать в монахи? Это гораздо лучше, чем каждую ночь спать с Фиртом, принимать в себя его семя и без конца таскаться с большим животом, вынашивая очередного младенца. Слушая старого наставника, Оливьер был убежден, что удовольствие от телесной близости получает только альфа, омеге же отведена роль жалкого страдальца, вынужденного терпеть грубое проникновение в свое тело детородного органа мужа, и это еще не считая предстоящих испытаний беременностью и страданий во время родов!
Однако близость с незнакомцем удивила юношу и вогнала в трепет. Возможно, все дело было в дурмане, которым альфа легко подчинил себе его разум и тело, но Оливьер совсем не боялся и почти не почувствовал боли. Внутри резко кольнуло и он тихо простонал, и тут же теплое блаженство затопило целиком, и он стонал теперь совсем не потому, что ему было неприятно. Напротив, с каждым новым толчком альфы новые ощущения все больше нравились ему, подводя к какой-то доселе неведомой грани удовольствия. Не замечая, что царапает ногтями плечи парня, Оливьер что-то бормотал, негромко вскрикивал и раскрывался все бесстыднее, стремясь скорей достичь того, чего так жаждало сейчас его измученное первой страстью молодое тело…
Когда все кончилось, и он лежал без сил, с трудом приходя в себя после пережитого чувственного экстаза, ему отчаянно захотелось увидеть лицо человека, подарившего ему столь драгоценное откровение, узнать его имя и пронести в размякшем от благодарной нежности сердце через всю будущую монашескую жизнь.
Однако парень не открыл ему лица. Все, что Оливьер смог увидеть в тусклом свете ночника - татуировка на правой руке альфы, повыше локтя. Две двухголовые змеи переплелись в смертельной схватке, разинутые пасти, острые языки - альфа двигал рукой, и змеи двигались тоже, отчего казались живыми. Словно завороженный, Оливьер наблюдал за игрой теней, млея и дрожа от охвативших его безумных эмоций. Ему казалось - он влюблен в него, этого сумасшедшего вора, очарован мягкими движениями длинного тела, изгибами бедер и плоского живота, по которым бегали блики ночника, придавая свершавшемуся действу загадочность и смысл…
Проснувшись утром, Оли ожидал, что действие дурмана прекратилось, а значит, и иллюзия влюбленности ушла, но отчего-то мысли и мечты о незнакомце никуда не делись. Но как же так, разве он мог влюбиться в маску, в быстротечную иллюзию, в фантом? В развратного бессовестного человека, который взял его лишь в силу мимолетного каприза и похотливой сущности? Он даже не скрывал, что просто захотел развлечься, воспользовался приворотным зельем, который сделал из него, Оливьера Влюзера Мартиса, седьмого сына графа Рю, безвольную послушную марионетку!
- Наверно, я порочен от природы, - оглядывая следы ночного беспредела, пробормотал Оли, - иначе вместо глупых мыслей о влюбленности сейчас испытывал бы бурный гнев. Мною попользовался проходимец, словно последней блудной швалью из борделя, а я, вместо того, чтобы негодовать, скучаю по нему и жажду повторения… А вдруг я забеременею после этой ночи? Нет, этого не стоит опасаться, сейчас же у меня не цикл, в конце концов. Скоро отец пришлет за мной, до свадьбы меньше месяца, и вот тогда…
Что будет с ним, Оливьер даже думать не хотел, однако мстительные мысли пересиливали страх. Планы отца грозили рухнуть, а многообещающая свадьба развалиться, все зависело от того, насколько щепетильна семья маркизов Бузелей в отношении чистоты брака…
***
- Мой господин! - к пруду бежал слуга альфа и Оливьер заранее поморщился - утром от него особенно сильно воняло перегаром. - За вами прислан экипаж! Быстрее, господин, мой муж уже пакует ваши вещи!
“Ну вот, как кстати, - усмехнулся Оли про себя. - Сейчас от меня за версту разит чужим самцом, да и проход наверняка еще растянут, так что лекарю даже не придется осматривать меня, чтобы сделать убийственный для папаши вывод…”
Отец что-нибудь наплетет семье маркиза Бузеля, все успокоится, потом его по-тихому отправят в монастырь. Но вот хотел ли сам Оливьер стать монахом? Еще вчера он точно знал ответ, теперь уверенность поколебалась.
- Я в самом деле оказался грязен и порочен, - бормотал он, неторопливо направляясь к дому, - я грязен изнутри, но до сих пор не знал об этом сам. Я больше не хочу быть праведником и молиться в храме, мне хочется найти того вора, кто влез ко мне сегодня ночью и снова разделить его греховное желание…
Омега знал, что это лишь бесплодные мечты. Искать того, чье имя он не знал, чьего лица не видел? Не будешь же болтаться по столице и спрашивать у всех подряд про парня с татуировкой на руке? И кто его отпустит так вот запросто болтаться где попало?
Как юный граф и ожидал, сразу же по прибытию в столицу его немедленно потащили к лекарю. Осмотр не занял много времени. Лицо у пожилого беты вытянулось от страха и изумления, он побледнел и опустил глаза. Отец, конечно же, немедленно заметил эти явные признаки неприятных новостей и призвал ученого к ответу.
- Что с ним не так, Буше? Оливьер чем-то болен?
- Нет, Ваша Милость, он здоров, но… как бы вам сказать…
- Как есть, так и скажи! Чего ты мнешься?
- Простите, г-господин… ваш юный сын… утратил непорочность… Мне очень жаль вам это говорит-ть…
- ЧТО ОН УТРАТИЛ? - загремел граф Рю. - Да как ты смеешь врать? На дыбу захотел?
- Я не посмею обмануть вас, господин… Все признаки… телесной близости… - пролепетал лекарь, не смея поднять глаз на грозного вельможу, - это произ-зошло, скорей всего, совсем недавно, возможно, даже прошлой ночью. Извольте посмотреть… царапинки на половом отверстии, с-синяк от губ и запах альфы…
- Я чувствовал, что ты порочен, мелкий пакостник! - разъяренный граф подскочил к сыну и отвесил ему увесистую оплеуху. - Я видел, как горели твои наглые глаза при виде альф! Не зря сослал из города, но ты и там сумел раздвинуть перед кем-то ноги! Кто это был? Кто поимел тебя? Неужто наш слуга, никчемный пьяница, последний из плебеев? Ты завалился под него, распутная скотина?
- Что вы такое говорите? - равнодушно натягивая штаны, отозвался Оливьер. - Я не настолько развращен, как вы считаете, отец. А взял меня какой-то незнакомец. Он влез в наш дом, чтобы ограбить…
- Ты не мели мне ерунды! - взорвался старый граф. - Вор лезет воровать, а не насиловать омег! Да и чего там можно взять, кроме потрескавшейся мебели и паутины? С кем умудрился спутаться, Оливьер, отвечай отцу! С каким-то скотником или вонючим пастухом? И это накануне свадьбы! Что я теперь скажу маркизу Бузелю, мерзавец?!
Филлип кругами бегал возле лекаря и сына, размахивал руками и шипел проклятия. Резко остановившись, размахнулся и ударил снова. Омега вытерпел, даже не покривился.
- Щенок, ты даже не раскаиваешься в своем проступке! - спокойное лицо Оли выбесило отца еще больше. - И что с тобой теперь прикажешь делать, а?
- Отправьте в монастырь, отец, - смиренно прошептал юноша, - замаливать грехи. Я не хотел вас огорчать, это случайно вышло и помимо моей воли…
- Ты хочешь в монастырь? - схватив сына за шиворот, выплюнул слова граф. - Нет, ты не сможешь помешать моим планам, негодяй. Эй, лекарь, убери немедленно паскудный запах мерзкого сношения из этого засранца! Я слышал, что есть способ это сделать!
- Помилуйте, мой господин, я честный лекарь, а не шарлатан, и никогда не преступал закон! - Буше, как сноп, повалился графу в ноги. - Такие действия наказываются огромным штрафом или поркой, после чего виновный навсегда лишается возможности лечить больных…
- Не ной! - с досадой бросил Филлип. - Я справлюсь без тебя и знаю где спросить про нужного мне человека. А с этого… - брезгливо ткнул он пальцем в сына, - глаз не спускать ни днем, ни ночью!
