- В чем дело? - спросила я.

- Надо поговорить, - ответил он, и мы поднялись на этаж.

То, что я увидела, зайдя в квартиру, лишило меня дара речи. Такое ощущение, что по комнатам прошелся ураган. Все вещи в беспорядке валялись на полу, кое-что было разорвано и разбито.

- Здесь что-то искали, - отметил Глеб, оглядываясь.

- И я даже догадываюсь, что.

- Кинжал.

- Но в квартире его точно не было. Если бы он находился здесь, то я бы об этом знала.

- А не мог Савелий Матвеевич спрятать его где-то в квартире без твоего ведома? В каком-то укромном уголке?

Укромный уголок, укромный уголок...Как-то отец упоминал эти слова. Я схватила Глеба за руку и потащила из квартиры наверх по лестнице. Люк на чердак был закрыт, но, на счастье, не заперт. Бывший вопросов не задавал, уже поняв, что я о чем-то догадалась. Только сказал:

- Подожди, я пойду первым.

Он быстро преодолел скобы, ведущие к люку, и скрылся в темноте. Через минуту я услышала его голос:

- Поднимайся.

На чердаке ничего не изменилось с тех пор, как я здесь была в последний раз. Только пыли стало больше. Видимо, никто сюда не заходит. Помещение было почти пустым - только пара ящиков в углу, накрытых старыми тряпками. Рассмотреть их я смогла только потому, что в тот угол падал тусклый свет с улицы. Остальная часть чердака тонула в кромешной тьме.

- Фонарик бы не помешал, - сказала я.

- У тебя на телефоне нет? Сейчас включу, - Глеб достал смартфон, и через минуту обзор стал лучше, хоть и не намного. Я подошла к маленькому чердачному окну, провела руками по раме, посмотрела под ноги. Ничего. Я присела на корточки, продолжив исследовать стену рядом с окном.

- Почему именно здесь? - спросил Глеб за моей спиной.

- Когда я была маленькой, мы с отцом иногда приходили сюда смотреть на звезды именно через это маленькое окошко. И когда ты сегодня сказал фразу «укромное место», то детские воспоминания всплыли в голове. Я вспомнила, как отец говорил, что это наше укромное местечко, где его не достанет работа, потому что телефон он никогда не брал с собой.

- Саша, но это лишь предположение.

- Возможно, но... Стоп! - заорала я. - Посвети сюда, под нижнюю раму.

Я увидела едва заметную, выцарапанную надпись.

- Что там написано?

- Peccatum, - прочитала я, - это слово означает «грех» на латыни.

Глеб отдал мне телефон и сам начал исследовать место возле надписи. Запустив пальцы под раму, он дернул на себя кусок дерева. Нам открылась узкая щель под окном. Глеб запустил туда руку и сказал:

- Что-то есть, - а в следующий момент достал на свет сверток из плотной бумаги. - Уходим отсюда. Откроем в квартире.

Мы спустились вниз, Глеб еще раз осмотрелся и только потом выложил сверток на кухонный стол. Я нетерпеливо начала его разворачивать, уже зная, что там увижу. Так и есть! Кинжал. Прямое тонкое лезвие, зауженное к концу, прямая рукоятка вся была исписана латынью, к низу она закруглялась, и в этом небольшом круге было выгравировано яблоко.

- Можешь перевести надписи? - спросил Глеб.

- Слишком мелко написано, да и время потрепало буквы. Только если что-то отдельное. Но символ яблока уже навел на меня на кое-какие мысли.

- Какие?

- Семь смертных грехов и восемь кинжалов. Почему восемь? Потому что самый главный грех всего человечества появился намного раньше, чем другие грехи. И именно яблоко стало его символом.

- Ты говоришь о первородном грехе? - догадался Глеб.

- Именно. И если это какие-то ритуальные убийства, а так оно, скорее всего, и есть, то без последнего кинжала ритуал завершить нельзя.

- Но десять лет назад убийств было семь. Падение символизировало наказание за гордыню, как и Люцифер был наказан падением с небес. Выколотые глаза - зависть, отрезанный язык - гнев, удушение - жадность, кастрация - похоть, перерезанные сухожилия - лень и затолканная в глотку еда - чревоугодие. Но первородный грех... разве за него можно как-то заказать? Насколько я помню, Адам и Ева и так были наказаны изгнанием из эдема.

- Вот этого я не знаю, но знаю, кто может помочь, - сказала я, набирая Катин номер.

- Дай трубку своей бабушке, - заорала я в телефон, как только она сняла трубку.

- Слушаю тебя, Сашенька, - через минуту услышала я голос Елены Степановны.

- Скажите, пожалуйста, кто может быть наказан за первородный грех?

- Мы все за него наказаны,- ответила она, - еще от рождения. И очищение от первородного греха происходит через таинство крещения.

Глеб прекрасно слышал наш разговор и после того, как я закончила разговор, спросил:

- То есть любой некрещеный человек несет за собой первородный грех?

- Получается, что так.

- И в итоге... Мы нашли кинжал, но не нашли ответы. И завтра должен появиться пятый труп.

- Глеб, а места преступления сейчас и десять лет назад те же?

- Они рядом. Буквально в радиусе километра. Некоторые и того ближе.

- Поэтому именно ты и нашел труп возле больницы?

- Да. И второй труп нашел тоже я. На заброшенной стройке. Там и повредил руку, напоровшись на какой-то штырь в стене. Катя меня зашивала.

- Да, - кивнула я, - она говорила.

В кухне повисло неловкое молчание. Я не знала, что еще сказать, и Глеб молчал.

- Саша, - спустя несколько минут услышала я его голос, - сегодняшняя сцена с утра возле больницы...Я был не прав.

- Ты был не прав.

- Просто, когда я увидел тебя с этим парнем под ручку, мне кровь в голову ударила. Наговорил много лишнего.

- Наговорил, - эхом отзывалась я, не зная, что еще сказать.

- Саш, - он положил свою руку на мое запястье, - я не спал с ней.

- Глеб, это уже не важно.

- Нет! - вспылил он. - Это важно. Тебе присылают какие-то фальсифицированные фотографии, и ты, не говоря ни слова, выставляешь меня за дверь. Причем, моим словам ты не веришь. Я мог отдать эти фото любому криминалисту, и он бы без труда определил подделку.

- Знаешь, - вскочила я со стула, понимая, что у нас назревает скандал, - ты даже не пытался меня убедить в обратном. И как я могу верить ТВОИМ криминалистам? Они подтвердят все, что ты им наплетешь.

- Убедить? Я тебе сказал один раз, что это фальсификация. А оправдываться за то, чего не делал, я не собирался. Но ты мне не поверила, потому что я не ползал у тебя в ногах, вымаливая прощение. И то, как ты на меня потом начала смотреть... Этот взгляд никто бы не перенес... Такое отвращение. Такое недоверие. Лучше бы ты скандалила, чем так на меня смотрела.

- Пошел вон! - заорала я.

- Как это удобно! Ты хоть минуту за весь период брака меня любила? - спросил он, запустив стул в стену.

- А ты меня? Мы же жили, как соседи. Постоянная работа, никакого совместного времяпрепровождения.

- Ого! Уже и претензии пошли. Что ж ты раньше молчала?

- Все! Хватит! - попыталась я успокоить нас обоих. - Этот разговор все равно ни к чему не приведет. Глеб, пожалуйста, уходи.

-Нет, - тоже вполне спокойно сказал он.

-Нет?

Мой вопрос остался без ответа. Глеб легко закинул меня на плечо, принес в комнату и, бросив на диван, навалился сверху.

- Вот и наступит сейчас примирение после нашего первого скандала.

- Не надо...- прошептала я.

Разговоры он посчитал оконченными, потому что с неистовством впился в мои губы. Я пыталась сопротивляться, молотила по его рукам и спине кулаками, но он, кажется, ничего не чувствовал, увлекаясь все больше и больше. Когда наша одежда полетела на пол, я уже и сама вошла во вкус. Видимо, длительное воздержание давало о себе знать. Орала я в ту ночь так, что удивительно, как это соседи еще полицию не вызвали.

Но утро принесло только боль во всем теле и чувство стыда. Глеба рядом не было, что меня обрадовало. Сказать что-то друг другу еще мы вряд ли могли, осталась бы между нами только неловкость. Кинжал так и лежал на кухонном столе. Я-то думала, что Глеб заберет его, но, видимо, очень торопился покинуть квартиру. Завернув вчерашнюю находку в ту же бумагу, я положила кинжал в сумку и отправилась на работу.