- Да не жмись ты, у нас ещё есть пачка. И завтра купим, если нужно. Давай, рассказывай дальше.
- Угу. Так вот, - Артур вытащил печеньку из пачки, рассеянно помешал ложкой чай в своей кружке, машинально отдал печеньку страдающей от жуткого голода Хрюше и продолжил. - В конце концов зажали их, партизан тех. В лесу каком-то зажали. Так-то они раньше уходили всегда, но не в этот раз. В этот раз не ушли, приняли открытый бой. И бой был жарким, дело дошло до того, что наши даже танки и артиллерию на подмогу вызвали, без танков тяжело было. Особенно там пулемётчик один у фашистов отличился, много наших положил. Явно опытный боец, умел воевать. Но, конечно, в конце концов задавили фашистов, хоть те даже пару танков наших поджечь смогли. Всё равно силы были слишком неравные, задавили. И потом поняли, почему в этот раз немцы приняли бой, не ушли. Они не могли уйти, у них там в лесу госпиталь был, раненые. И ещё... Ещё...
- Что "ещё"?
- Там, в том отряде, почти все были мальчишками совсем. Ну, не как мы, постарше, лет по шестнадцать-семнадцать, но не взрослые. Взрослые тоже были, но немного, с десяток всего. А так мальчишки. Гилерюгенд.
- Это зачем они?
- А ты не понимаешь? Такие как раз самые упёртые и непримиримые. Вот представь, кто-то, допустим Люксембург, победил СССР в войне и оккупировал страну. Вражеские солдаты свободно гуляют по Москве. Твои действия?
- Эээ... Люксембург?
- Ну, допустим.
- Да у нас дивизий больше, чем у них солдат! Это как они нас оккупируют?
- Пётр, предположим, им это удалось. Не важно как. Ты вот что делать станешь?
- Эээ...
- Ну, подумай.
- Тогда я... не знаю... в партизаны уйду, наверное.
- Вот! Именно! И эти самые парни из гитлерюгенда такие же были. Они тоже в партизаны ушли, тоже!
- Там что, весь отряд из таких мальчишек был, что ли?
- Не весь, я же говорил, командовали ими взрослые. И там не только мальчишки, девчонки тоже имелись такого же возраста.
- И девчонки? Они-то что там делали?
- Говорю же, госпиталь там был у них в лесу тайный, вот там девчонки и работали. И они тоже были упёртые нацисты, как и парни их. Когда наши всё же ворвались в этот госпиталь, так в одну из землянок пара бойцов влезла, а там всё и взорвалось сразу. Раскопали потом и поняли, что случилось. Одна из таких девчонок противотанковую гранату взорвала. Понятно, что всех в клочья. И её, и раненых и наших обоих. Наших-то потом собрали кое-как да похоронили, а немцев и собирать не стали, так обратно эту землянку и засыпали, она им братской могилой стала.
- Ладно, а это-то откуда всё же? - кивает головой на лежащий на столе перед нами клинок Пашка.
- Это? Трофей это, не понятно разве? Этот, который пулемётчик, он у немцев командиром был. Вот с него и сняли. Тот фашист несколько ранений получил пулевых, ногу ему ниже колена оторвало снарядом, а всё равно стрелял, пока кровью не истёк и сознание не потерял, стрелял. Мой прапрадед первым около него оказался и добил в упор. Наверное, можно было бы и в плен взять, но кому он нафиг нужен? Тем более, злые все наши были на фашистов, что те уже через год после Победы такой бой устроили, с танками. Вот так и оказался у нас в семье этот кинжал. Не знаю уж, как прапрадед смог его заныкать и домой потом привезти, но как-то смог. Причём кинжал-то не простой это.
- Не простой?
- Не простой. Смотрите, видите, тут дубовые листья. А вот здесь веточка. Раньше это ещё и позолочено было всё, но позолота почти стёрлась. Хотя вот тут и тут ещё можно её следы заметить. Это наградной кинжал, не рядовой. Тот командир у немцев явно не простой был, из старых бойцов.
- Всё равно фашист.
- Фашист, я же и не спорю. Но что бы он там ни сделал раньше, погиб он всё равно как герой, защищая раненых и мальчишек своих. Хотя один или с небольшой группой наверняка уйти бы смог. Не ушёл, остался, принял безнадёжный бой.
- Наверное, ему просто надоело по лесам прятаться.
- Возможно. Но факт есть факт, он не сбежал. И мне совсем не стыдно носить его кинжал. Может, конечно, у него руки по плечи в крови были, но... Но я не знаю, что он сделал и за что получил этот кинжал. А вот про его последний бой, когда он с пулемётом против танков, вот про это я знаю. Потому и ношу. Вот.
Мы все как-то надолго замолчали, обдумывая рассказ Артура. Да, эсесовец. Да, палач. И в то же время герой. Как это состыкуется? Может ли палач быть героем? Получается, что иногда может. Прямо-таки "небывалое бывает".
Как и все окружающие, я задумчиво смотрю на середину стола. Подошла Хрюша, боднула меня головой под локоть и тоже с умным видом уставилась на стол. А на столе... На столе лежат потёртые чёрные ножны и кинжал с серебряным орлом на чёрной деревянной рукоятке. Хищно блестящее же лезвие клинка украшает надпись готическими буквами:
Meine Ehre heißt Treue
Глава 13
"Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!"
Всё-таки Артур - хитрый малый. Вот никто из нас не додумался до такого, а он смог. И теперь он единственный из всей нашей компании щеголяет в тщательно отглаженном пионерском галстуке. Мой же галстук на тряпку похож больше, весь жёваный какой-то. Неудобно даже перед окружающими. Справа от меня мальчишка незнакомый стоит, тоже в отглаженном галстуке, а я... свинья свиньёй. Очень неудобно.
Да, рано светает сейчас. Ещё четырёх часов нет, а уже совсем светло. Самая короткая ночь в году сегодня. Ну, для северного полушария самая короткая, понятно. Немного прохладно, туман над травой от реки тянется. Валерка зябко кутается в свою кофточку и отчаянно завет, рискуя вывихнуть челюсть. Но оставаться на плоту и спать дальше он не захотел. Ему тоже обязательно сегодня нужно быть здесь, с нами.
Много народу тут, на площади. Вроде, и село-то небольшое, но как-то всё равно людно. Или это мне так кажется от того, что сама площадь перед сельсоветом не такая уж и большая? Ребят много. Мы к какому-то отряду прибились, нас даже и не спросили ни о чём, молча просто подвинулись, позволив стать рядом.
Сейчас, вот сейчас...
Радио "Маяк" начинает вещание в шесть часов утра. Каждый день, без выходных. Круглый год. И только один день в году вещание начинается не в шесть утра, а в четыре. Один день в году. И только в этот единственный день вещание начинается не как обычно, гимном, а... тоже гимном, но старым.
На деревянном столбе укреплён радиорупор. Такой знакомый мне по кинохроникам. Наверняка это не настоящий, подделка. Да и сигнал принимается не древними, а вполне себе современными приёмниками. Может, даже и по кабелю. Но всё равно все стоят, смотрят на этот древний угловатый рупор. Вот он зашипел и...
Страны небывалой свободные дети,
Сегодня мы гордую песню поём
О партии самой могучей на свете,
О самом большом человеке своём.
Один день, один день в году вещание начинается с этого старинного гимна.
