- Не, я от тебя теперь никуда не уйду! – заявил он с жаром, - Разве что ты выйдешь замуж или сам попаду за Грань.

И у меня сорвалось с губ, что думала, как и прежде, её в детстве, когда мы свободно говорили обо всём:

- Подлец, только оказался живым – и уже засматривается на Грань!

Он серьёзно посмотрел на меня и тихо сказал:

- Постараюсь пожить, пока не найду тебе другого защитника.

Чуть помолчав, робко спросила:

- А сам?..

- До того буду с тобой, сопля.

Эх, давненько мы с ним не ругались…

Притворяюсь сердитой:

- А у меня имя есть! Другое!

Он поймал меня за конец косы:

- Знаю, козявка моя прекрасная!

Безуспешно пыталась отобрать косу, а негодяй громко хохотал и лишь крепче сжимал пальцы. Показавшиеся путники растерянно посмотрели на нас и молча прошли мимо. Вообще, жизнь, в которой есть хотя бы один человек, которому небезразлично твоё состояние – очень ценный дар.

- Но таки ты меня теперь накормишь? – ухмыльнулся он опять, - По-честному?

Друга дорогого, который столько сделал для меня, я не могла не накормить!

И уже с радостью сидела рядом и смотрела, как он уничтожает мои припасы. Век бы сидела и смотрела, как он ест…

Впрочем, мужчина практичный всё поедать не стал. Со вздохом сумку отложил. Смахнул крошки с бороды. Опять взглянул на меня серьёзно. Сказал грустно:

- Но… я думал, что ты тогда сгорела… я ещё долго не мог спать по ночам: мне снился твой крик или то, как ты падаешь, задохнувшись от дыма. Снилось, как тяжёлые горящие балки падают на тебя… - он вдруг сдвинулся ко мне, сжал меня в объятиях, крепко-крепко, ноя уже не сопротивлялась – ему я верила, - Значит, ты выбралась… ты смогла тогда выбраться! Как же я рад!

Шмыгнула носом. Накрыла его ладони своими.

- Тогда, осенью, я вылезла через окно, едва до моей каморки долетел запах дыма

- Выходит, ты не осталась в загоревшемся доме? Какое счастье!

Ещё недавно думала, будто наша встреча невозможна, но мой единственный друг теперь сидит рядом со мной! Прижалась к нему лицом. Как когда-то в детстве, когда мы рядом сидели, усталые или счастливые, что раздобыли себе еду.

- Ромка, я так рада, что ты живой!

О, только бы наша встреча не оказалось сном! Так много снов радовали меня, а с рассветом исчезали, оставляя только горечь.

- Куда же ты ушла, Алинка? – спросил Роман хрипло, крепко прижимая меня к себе, - Я спрашивал у людей, прибежавших с водой, у хозяина дома, куда ты могла пойти, но никто ничего не знал о тебе. Это было так страшно!

- Я искала тебя среди людей, столпившихся у дома. Они не обращали на меня внимания, отмахивались. Не найдя, побежала в лавку, куда тебя посылали. Лавочник сказал, что ты уже был у него.

- Мне велели зайти к портному и ещё отнести дюжину писем, поэтому я поздно вернулся. Как же ненавидел те письма, графа!

- А я так счастлива, что тебе дали столько поручений! Ты из-за них задержался!

- Какое счастье, если мы на десять с половиной лет разошлись?! – проворчал мой друг. - Могли и вовсе никогда не встретиться. Меня могли убить в какой-то в битве.

- Теперь мне уже наплевать и на пожар, и на битвы, и на все года, когда мы бродили по Светополью! Если мы встретились не во сне, а наяву, то ничто во всей Мирионе не способно меня огорчить, отобрать у меня мою радость!

Роман неожиданно отстранился, виновато взглянул на меня.

- Признаюсь, что есть кое-что, о чём я умолчал. Очень важное.

- Так скажи! Или… не хочешь? Тогда молчи, ни о чём не буду спрашивать.

- Скажу, - он куснул губу, - Не было ни дня после пожара, когда бы я не жалел о своём молчании! Ты меня не простишь, но ты должна об этом знать.

- Не прощу? Ромка, как ты можешь так говорить? Я прощу тебе всё!

Собиралась взять его за руку, но мужчина отодвинулся от меня.

- Ты думаешь так, потому что понятия не имеешь, чего я от тебя скрывал.

- Мне всё равно, что ты от меня скрывал! Главное, что ты живой, и я снова вижу тебя, снова могу сидеть рядом с тобой!

Друг перебил меня:

- Из-за ненависти к твоему отцу утаил от тебя самое главное.

Он… был знаком с моим отцом? Значит, ему хоть что-то известно о моей семье? И я смогу услышать что-то о моих родных?.. О, снова чудо мне преподнес этот день!

И молча с надеждой ждала, чего он скажет.

Вздохнув, мужчина добавил:

- Да и мама отругала бы меня, если бы узнала.

Расскажи хоть что-нибудь о моей семье, Ромка! Верю, твой рассказ не причинит мне боли. Ты никогда не обижал меня, всегда заботился обо мне. Но… что такого страшного ты мог утаить от меня?..

Мужчина опустил глаза и сказал то, чего никогда не ожидала от него услышать:

- У нас одна мать.

- То есть, ты – мой родной брат?

- Да.

- И… из-за моего отца ты ничего мне не сказал? Почему? Отчего ты его ненавидел?

- Твой отец не из Светополья.

- Что?!

Роман тяжело вздохнул и продолжил:

- Твой отец – новодальец. Мне-то было видно, как он порой посматривал на всех наших людей – такой ненависти, такого презренья в глазах своих быть не могло.

Оказалось, может быть ещё больнее, чем раньше, намного больнее! Я… я ещё и дочка врага. И… и Ромка…

Отодвинувшись, с горечью спрашиваю:

- Так… ты ненавидел меня, да?

Брат ответил, не смотря на меня:

- Вначале, когда только узнал о тебе, ненавидел и тебя, и его.

Вцепилась в его руку:

- Вначале? А что же потом? Ведь я его дочь, дочь твоего врага!

Он смотрел на меня так долго, молча. Мне стало страшно, невыносимо страшно услышать от него слова призрения. От него, от единственного дорогого мне человека! И я поспешно отвернулась, хотя уже было поздно и он уже увидел мои слёзы.

Ромка… Роман… Он был для меня самым дорогим, самым любимым. И… он ненавидел меня в душе?! Он ведь не мог любить девчонку, связанную с ворогами! И… уж лучше бы бросил, оставил где-то, когда была младенцем, чем теперь рассказывал мне о своих чувствах!

Мужчина вдруг схватил меня за косу – я испуганно сжалась – подтянул к себе и… осторожно обнял. Погладил по голове. Замерла в его объятиях. Бить вроде не будет.

А он грустно стал рассказывать, не выпуская меня из объятий:

- Мой отец не вернулся с битвы. Мать очень страдала. Я молчал. Единственный мужчина в семье, даже если он мальчишка, не должен плакать, должен стать опорой для матери. Потом появился твой отец. Так и не понял, отчего он остался в нашей стране, в нашем городе. Впрочем, нет, вру самому себе: он остался из-за нашей матери. На неё единственную смотрел не так, как на остальных. Да и… он появился у нашего колодца на второй день, как вороги взяли осаждённый город. Наверное, хотел напиться воды… - Роман вздохнул, взъерошил мои выбившиеся на лоб пряди, - Меня мучила жажда, ещё с утра. И мать решилась выбраться из подвала, где мы прятались – и пойти за водой. Всё, что было в нашей кладовой, мы уже выпили. Домой они пришли вдвоём. Он нёс её ведро. Она стала стучать, готовя обед. Я тогда удивился, что кто-то пришёл, и что она так просто ходит по дому в захваченном городе. Наверное, он предложил ей временную защиту от своих в обмен на еду. На меня он мрачно посмотрел, когда я вошёл на кухню. А мать – испуганно. Но уже было поздно меня прятать. Я тогда не понял, почему она так долго и с такой мольбой смотрела на него. Понял потом. А тогда он просто велел мне сесть на лавку у противоположной стороны стола. И мать с облегчением вздохнула. И в первый раз улыбнулась ему.

Роман долго молчал, то ли пытаясь справиться с волнением, то ли думая, не укрыть ли какие-то детали. Впрочем, я, кажется, поняла, что он хотел умолчать. Может, мама не только едой пыталась расплатиться, чтоб новодальец не тронул её сына. Тем более, что подросток уже мог быть опасным для вражеского мужчины. Если внезапно нападёт. Младенцев щадили чаще, чем парнишек и мальчишек-подростков. Хотя и не всегда. Ходила поговорка, что с убийц младенцев и женщин на сносях мир спросит втройне.