© А.С. Гладких, Р.В. Кондратенко, К.Б. Назаренко, составление, 2014

© Издательско-полиграфический комплекс «Гангут», 2014

Эскадренный броненосец «Орел» – единственный корабль типа «Бородино», уцелевший в Цусимском сражении. Остальные погибли почти со всем личным составом (кроме списанных до боя): спаслись только юнкер Максимов и полтора десятка нижних чинов команды «Князя Суворова», принятые миноносцем «Буйный», а также матрос С.С. Ющин с «Бородино». Это существенно ограничивает круг материалов, позволяющих судить о том, что происходило на новейших броненосцах российского флота под огнем противника.

В нашем распоряжении, кроме воспоминаний офицеров и нижних чинов «Орла», только рапорты и показания в Следственной комиссии командующего эскадрой, вице-адмирала З.П. Рожественского и нескольких чинов его штаба: флаг-капитана, капитана 1 ранга К. К. Клапье де Колонга, флагманского штурмана полковника В.И. Филипповского, капитана 2 ранга В.И. Семенова, флагманского минного офицера лейтенанта Е.А. Леонтьева, флаг-офицера лейтенанта Н.Л. Кржижановского, младшего флаг-офицера мичмана В.Н. Демчинского. Однако в силу своего служебного положения большинство из них находилось в боевой рубке и центральном посту «Князя Суворова».

Между тем, мы располагаем как официальными рапортами и показаниями старшего офицера «Орла» капитана 2 ранга К.Л. Шведе, старшего артиллерийского офицера лейтенанта Ф.П. Шамшева, старшего судового механика полковника И.И. Парфенова, младшего артиллерийского офицера лейтенанта Г.М. Рюмина, младшего штурманского офицера лейтенанта Л.В. Ларионова, вахтенных начальников лейтенантов К.П. Славинского и С.Я. Павлинова, вахтенных офицеров мичманов князя Я.К. Туманова, О.А. Щербачева, трюмного механика поручика Н.М. Румса, корабельного инженера, младшего помощника судостроителя В.П. Костенко, так и письмами командира корабля, капитана 1 ранга Н.В. Юнга, дневниками и записками Л.В. Ларионова, мичмана князя Я.К. Туманова, сигнальщика В.П. Зефирова, а также артиллерийского кондуктора К.М. Торчкова, предположительно машинного квартирмейстера 1-й статьи И. А. Тарутина, рулевого Ф. Соколова. В совокупности они дают достаточно полную картину пережитого личным составом броненосца в походе и бою.

Большая часть этих документов увидела свет на страницах сборников донесений и показаний моряков 2-й эскадры флота Тихого океана «Русско-японская война 1904–1905 гг. Действия флота. Документы. Отдел IV», публиковавшихся с 1907 по 1914 год, но некоторые до недавнего времени оставались неопубликованными.

При более близком знакомстве со всеми теми материалами, которые дошли до нас, можно убедиться, что печатались наиболее информативные, в своей совокупности рисующие картину боя достаточно полно и всесторонне. Не вошедшие в их состав лишь вторят первым, хотя и не лишены некоторых интересных деталей. Однако как первые, так и вторые нуждаются в должной критике, без которой оценить степень достоверности и полноты сообщаемых сведений невозможно.

Надо сказать, что от излишнего доверия к данным, фигурирующим в упомянутых материалах, остерегает довольно заметный разнобой в цифрах, который можно проиллюстрировать на нескольких примерах, в частности, касающихся запасов угля. К сожалению, сколько-нибудь точными данными об остатках топлива на броненосце к началу боя 14 мая исследователи не располагают. Казалось бы, можно принять в расчет опубликованные показания старшего офицера, капитана 2 ранга К.Л. Шведе, будто утром этого дня на корабле находилось 1090 т угля, и корабельного инженера В.П. Костенко, что эти же запасы достигали 1100 т[1]. Однако другие источники показывают, что упомянутые цифры не отражают действительного положения.

Следует оговориться, что в опубликованных показаниях В.П. Костенко есть разночтение: на одной странице (с. 288) автор говорит о 1100 т, а на другой (с. 289) приводит перечень мест хранения угля, из которого следует, что общее его количество достигало всего 1080 т. Если же обратиться к подлиннику показаний В.П. Костенко от 5 сентября 1906 года, а они записывались допрашиваемыми собственноручно, то можно увидеть, что он указал иное количество топлива, хранившегося «на спардеке в коечных сетках» – 25 т, но затем кто-то, явно спустя некоторое время и другими чернилами, зачеркнул в этом числе двойку, оставив только 5 т, отчего и общий запас понизился с 1100 до 1080 т. Едва ли эта правка произведена самим В.П. Костенко, так как в своих позднейших воспоминаниях «На “Орле” в Цусиме» он и вовсе писал о запасе в 1200 т, который мог сохраниться на броненосце ко входу в Корейский пролив. Между тем, 5 т в коечных сетках фигурируют в показаниях К.Л. Шведе[2]. Можно предположить, что, за исключением этой, остальные цифры заимствованы В.П. Костенко из данных старшего офицера.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что в первом случае В.П. Костенко приводит не точные, а расчетные данные. Известно, что 15 апреля он сильно порезал левую ступню, был переведен на госпитальное судно «Орел» и вернулся на броненосец только 5 мая, причем, по словам младшего судового врача, А.П. Авророва, к началу боя «нога его находилась еще в лубке (гипсе. – Р.К.), он у нас и находился в перевязочном пункте»[3]. Разумеется, не будучи в состоянии передвигаться по кораблю самостоятельно, В.П. Костенко не мог следить за изменением запасов топлива и ориентировался на чужие сведения и оценки.

Между тем, согласно «тетради», в которую по приказанию старшего офицера крейсера «Алмаз», капитана 2 ранга А.П. Дьячкова сигнальщики каждое утро заносили «утренние рапорты», в данном случае флажные сигналы о наличии угля на кораблях эскадры, к 8 часам утра 13 мая запасы топлива на «Орле» составляли 1095 т[4]. Разумеется, спустя сутки, при расходе, как можно судить по таблице, около 113 т (в источниках фигурирует и другая величина – согласно В.П. Костенко, а также флагманскому минному офицеру лейтенанту Е.А. Леонтьеву с «Князя Суворова», расход достигал 125 т в сутки[5]), должно было оставаться около 982–987 т.

Старший механик «Орла», полковник И.И. Парфенов, по какой-то причине воздержался от оценки запасов топлива по состоянию на утро 14 мая и указал только приблизительную емкость угольных ям (в нижних и верхних ямах примерно по 600 т)[6]. Однако сохранились его показания в Следственной комиссии по делу о сдаче 15 мая 1905 года эскадренных броненосцев «Орел» и «Император Николай I», броненосцев береговой обороны «Генерал-Адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», от 8 февраля 1906 года. Тогда И.И. Парфенов заявил: «В момент сдачи оставалось около 600 тонн угля. До Владивостока дойти хватило бы. Суточный расход в день сдачи для 14-узлового хода был бы в пределах от 200 до 300 тонн»[7].

Если учесть, что в бою «Орел» двигался со скоростями, не превышавшими 11 уз, а ночью после боя и утром 15 мая – едва ли быстрее 11,5–12 уз, то за прошедшие с начала боя (13 ч 49 мин 14 мая) часы он едва ли сжег указанные И. И. Парфеновым 200–300 т. Отсюда легко заключить, что утром 14 мая в ямах броненосца могло оставаться менее 900 т, спустя же несколько часов запас еще сократился. Примечательно, что в воспоминаниях В.П. Костенко указывается, что утром 15 мая «Орел» сохранял еще 750 т угля, то есть, исходя из приводимых старшим механиком цифр расхода, за сутки до этого мог иметь его в пределах 950–1050 т[8].