Мы поворачиваем к кинотеатру. Нас встречает удивительное место: посреди широкого луга стоит оборудование для кинопоказа; неподалеку разбиты палатки с напитками и едой, а в центре стоят машины. Пока мы покупаем минералку, подъезжают новые зрители.

– Я никогда не слышала об этом месте.

– Недавно узнал и подумал, что надо побывать тут с тобой, – отвечает Тарас, не глядя на меня. Стесняется?

Я беру его за руку и прижимаюсь щекой к плечу. Я едва достаю ему до груди. Мне нравится прятаться в его объятиях. Видимо, про это и говорят «как за каменной стеной».

Мимо проходит парочка с кольцами на руках. Они похожи на молодоженов – слишком счастливые и улыбчивые для тех, кто женат больше года. На их футболках я замечаю надписи: «Он – мой» и «Она – моя».

– Тарас, – спрашиваю я, – может, тоже купим парные футболки?

– Зачем? Мне хватает костюма.

– Нельзя все время ходить в одном и том же, – упрекаю я его, хмурясь.

– Почему это? – Тарас не улыбается, но его глаза насмешливо прищуриваются.

– Потому что… в общем, нельзя и все.

– Ладно. Если сама мне что-нибудь сошьешь, тогда подумаю. – Он ведет меня обратно к машине.

В детстве бабушка пыталась привить мне любовь к шитью, но мне не хватало усидчивости. Тарас об этом знает. Вредина!

– Ладно, – говорю я, – сошью как-нибудь. Все равно не приму отказа.

Тарас кивает.

– Залезем? – Он кивает на крышу «шестерки».

– Да ты у нас любитель экстрима, – фыркаю я, но идея мне нравится. Мы забираемся на крышу. Чтобы не столкнуть друг друга на землю, нам приходится лечь на бок.

Тарас обнимает меня и привлекает к себе. Рядом с ним всегда тепло и уютно. Я расслабляюсь, вдыхая запах табака, исходящий от его рубашки.

– Не очень удобно, да? – говорит он. – В следующий раз возьму с собой пледы.

– Плевать на плед, у меня есть ты. – Я закрываю глаза, утыкаясь лицом ему в грудь.

Если бы в школе узнали о том, кто мой парень, они бы раскаялись? Нет, не нужно его в это втягивать. Легко решать проблемы, сваливая их на кого-то другого. Того, кто сильнее тебя. Я так не хочу. Если все дается легко, то оно теряет всякий смысл.

– Не засни только, нам еще фильм смотреть, – напоминает Тарас.

Его голос успокаивает, и я засыпаю. Он будит меня, когда начинается фильм.

Оказывается, мы приехали на фестиваль американских молодежных триллеров. Тарас говорит, что выбрал «интересный, судя по описанию». Но я-то знаю, что на самом деле он фанат Стивена Кинга, хоть и пытается прикрыться чтением дамских романов.

«Телекинез» заставляет меня задуматься. Тарас везет меня домой, а я прокручиваю события, показанные в фильме. Иногда искусство приходит в нашу жизнь, помогая пережить тяжелый период или переосмыслить его.

– Ты когда-нибудь составлял список? – спрашиваю я.

– Чего?

– Предметов, людей… не знаю.

– Все мои списки хранятся в голове. – Тарас смотрит на меня и снова переключается на дорогу. – Ты что-то планируешь?

– Пока не знаю. – Я покусываю губу, разглядывая мелькающие в боковом зеркале пейзажи.

– Хочешь еще куда-нибудь съездить?

Я накрываю руку Тараса своей. Не хочу, чтобы он забивал себе голову моими размышлениями о мести.

– А ты свозишь меня туда, куда захочу? – Лучше отвлечь его сейчас, пока он ни о чем не догадался.

– Конечно.

– Прямо в любое место?

– В любое.

Что меня привлекает в Тарасе, так это его прямолинейность. Если ему что-то не нравится, он сразу говорит об этом; если нравится – дает понять словами и действиями. И все же… мне хочется услышать от него, чего он ждет от наших отношений. Это для него что-то особенное или я просто временная подружка?

Как бы мне ни хотелось, я не могу спросить его сейчас, потому что сама не понимаю, будет ли между нами что-то серьезное.

– А если я хочу, чтобы ты увез меня из этого города, увезешь?

– А как же бабушка? – Тарас едва заметно хмурится. На его переносице проявляются морщинки.

– Значит, нет?

– Я не могу так поступить со Снежаной Валерьевной.

Я убираю руку и прислоняюсь лбом к стеклу. Машина прибавляет ход.

Тарас останавливается у подъезда, чтобы я не ходила по темноте.

– Иди, – говорит он, – бабушка ждет.

Вина кусает комариком. Она одна дома, хоть мы с Тарасом и были вместе не больше четырех часов.

– Да… ждет. – Я кашляю, скрывая неловкость, и тянусь к дверной ручке.

– Подожди. – Тарас трогает меня за плечо. Я поворачиваюсь, и наши взгляды встречаются. – Прости, что так долго не появлялся, – тихо говорит он и… целует меня.

Закрыв глаза, я неумело отвечаю ему. Подумать только – наш первый поцелуй за все это время!

Щеки вспыхивают, сердце ускоренно бьется. От волнения мне не хватает воздуха, и я разрываю поцелуй, боясь задохнуться.

Тарас улыбается, открывая мне дверь:

– Спокойной ночи, Тина. – Он легонько подталкивает меня в спину, чтобы я не приросла к креслу.

Я выскакиваю из машины, хватаю с заднего сиденья рюкзак и, не оборачиваясь, убегаю в подъезд. Все внутри трепещет и требует большего. Я счастливо улыбаюсь, глядя на свое отражение: глупая улыбка, блестящие от радости глаза.

Стыдливо прикрыв горящие щеки руками, я иду в ванную, чтобы охладиться. О первом поцелуе всегда фантазируешь, но никогда не предугадаешь, как это будет на самом деле.

– Долохова, – зовет пожилой охранник. Я вздрагиваю от неожиданности и подхожу к нему. – Сверху велели передать, чтобы сразу шла к психологу.

– Зачем?

– Я тебе что, информатор? Иди давай, не заставляй меня лично провожать тебя до кабинета. – Охранник привстает со стула.

– Что вы. – Я качаю головой и торопливо иду к лестнице.

Только громилы-охранника мне под боком не хватает для новых сплетен. Да и что за чушь? Психолог? Если из-за слухов, то почему они вызывают меня, а не одноклассников, которые их распространяют?

Я подхожу к кабинету. Живот скручивает, хочется в туалет. Нервы всегда сдают не вовремя. Я изучаю табличку на двери: «Психолог Крючков Геннадий Петрович». Почему именно полное имя? Неужели психологов тоже нужно «уважать», как и всех учителей?

Я берусь за ручку и стою так минуты три, затем нерешительно опускаю ее и приоткрываю дверь. Гляну одним глазком и сбегу. Мои планы нарушает щелчок.

Мужчина с залысинами, в очках в позолоченной оправе и тонкими пальцами смотрит на меня.

– Долохова Юстиния Олеговна? – Я киваю, застыв в проходе. – Проходи, присаживайся.

Пока я устраиваюсь в кресле, он достает блокнот и раскрывает его. От шороха бумаги меня передергивает. Звук такой, будто кто-то хрустит костяшками пальцев прямо над ухом.

– Тебе шестнадцать лет, в эту школу перешла в прошлом году, живешь с бабушкой? – У психолога спокойный, приятный голос. Волнение отступает, я выпрямляюсь.

– Да.

– Тебе не хватает денег?

– Простите?

– Расскажи, что заставило тебя стать проституткой?

Я недоверчиво смотрю на Геннадия Петровича. Разве психологи не должны быть более деликатными в разговорах с детьми? Что, если у меня нежная, ранимая психика и я сойду с ума? Похоже, его голову такие мысли не посещают.

– Вы о чем? – спрашиваю я.

– Я знаю, что у тебя из родственников только больная бабушка. Поэтому из-за слухов, что ходят по школе, мы должны убедиться, что ты, наша ученица, не занимаешься чем-то аморальным.

– И как вы собираетесь это проверять?

– Сначала задам несколько вопросов, потом ты пройдешь пару тестов, и я сопровожу тебя на медицинское освидетельствование.

– Что вы имеете в виду? Какое еще…

– Потребуется проверка гинеколога. – Психолог смотрит на меня не моргая.

– А разве это в вашей компетенции? – спрашиваю я. – Вы не можете лезть в мою личную жизнь, на то она и личная. Как там говорится в конституции? О неприкосновенности частной жизни, да?