Зюкина громко аплодирует.

ШКОЛЬНИКОВ. А теперь, если вопросов больше нет, давайте попьем чаю и приступим. Выпустить хороший спектакль к открытию третьей городской олимпиады искусств – в этом все мы должны быть заинтересованы.

ЗЮКИНА. Петр Федорович, а вы что с этого будете иметь?

ШКОЛЬНИКОВ. Я? Да ничего. Для меня это – отдых. После службы у нас кто в карты, кто (щелкает по горлу), а я вот с вами… (Разливает чай в кружки.)

Тотчас же, по неистребимой лагерной привычке, перед ним выстраивается очередь.

ЗЮКИНА. Ну разве так это делается? Зона! А на раздаче опер! К столу, коллеги, прошу к столу! (Рассаживает всех за столом, берет у Школьникова кружки, ставит перед участниками спектакля. Школьникову.) Вот как нужно в хорошем доме! А на мне будет крахмальный фартучек и кокошничек. Угощайтесь, гости дорогие: вот сахар… (С удивлением смотрит на пустой кулек.)

ШКОЛЬНИКОВ. Я же вроде брал… полкило.

СПИВАК. Это я, простите великодушно. Понервничал. А когда я нервничаю… Дурная привычка, незаметно и сгрыз.

ЗЮКИНА. Полкило.

ШКОЛЬНИКОВ. Ничего, попьем с сушками…

Участники спектакля берут сушки, стараясь сохранять деликатность.

СПИВАК. Мне хотелось бы кое-что прояснить до конца. Мы берем «Без вины виноватые». Почему? Как, по-вашему, Николай Евдокимович?

ЖУК. А больше нечего. Усе усё поставили. Все всё. В каждом лаготделении театр, да городской для вольняшек. По пятьдесят премьер в год. За что ни хватись, ан уже поставили. (Показывает на афиши.)

СПИВАК. Да, когда-нибудь искусствоведы назовут наше время расцветом театрального искусства. А вы что скажете, Иван Тихонович, про пьесу?

БОНДАРЬ. Хорошо разойдется. То, что нам надо.

СПИВАК. Профессиональный подход. Петр Федорович?

ШКОЛЬНИКОВ. Я же сам предложил эту пьесу. В Москве перед войной шел спектакль. Я ходил на него восемь раз. Забьюсь на галерку и плачу, честное слово, платок мокрый. Кручинину там играла поразительная актриса, в Москве ее до этого почти никто и не знал. Лариса Юрьевна…

ЗЮКИНА. Тоже Лариса Юрьевна?

ШКОЛЬНИКОВ. Тоже? (Мельком взглянул на Фролову.) А, да. Лариса Юрьевна Рейн. Ей не было и тридцати, но Кручинина у нее была… вот уж веришь, что купец Мухобоев мог запить от восторга с первого акта!.. Ее мало где видели. После спектакля ее ждал черный «зис», она садилась и уезжала. У моего отчима был такой же «зис»…

ЗЮКИНА. У отчима?

ШКОЛЬНИКОВ. Да, мать развелась с отцом очень давно. Вот тогда, после одного из спектаклей, я и понял, что стану актером.

ЗЮКИНА. Почему же не стали?

ШКОЛЬНИКОВ. Так вышло.

СПИВАК. Спасибо за откровенность, но ответа я не получил. Попробую объяснить, почему мы берем Островского. Как это понимаю я. Роли у всех есть? Читаем. По очереди. С любого места, неважно – начало, конец. Не играем, просто читаем. Задание понятно? (Фроловой.) Вы пока отдыхайте. Начали. Серафима Андреевна.

ЗЮКИНА. «Ну, уж и бесподобное!.. Нет, вот я вчера к портнихе за выкройкой для воротничка ходила, так видела платье… вот то, так уж действительно бесподобное. Таисе Ильиничне подвенечное шьют…»

СПИВАК. Николай Евдокимович.

ЖУК. «Что ж делать… Виновато во всем мое воспитание; я человек забитый, загнанный. Извини меня, – ну, я просто боялся…»

СПИВАК (читает многотиражку). «В трудовом соревновании в честь 27-й годовщины Красной Армии значительных успехов добился котлопункт 10-го лаготделения…» Шмага.

БОНДАРЬ. «Я подозреваю, что у вас есть намерение угостить нас, первых сюжетов, завтраком; по этому случаю вы дадите денег; а я уж, так и быть, услужу вам: схожу, куплю пирогов, колбаски, икорки и прочего…»

СПИВАК (читает). «Сурово наказывать промотчиков вещдовольствия». Незнамов.

ШКОЛЬНИКОВ. «Актриса! актриса! Так и играй на сцене. Там за хорошее притворство деньги платят. А играть в жизни над простыми, доверчивыми сердцами, которым игра не нужна, которые правды просят… за это казнить надо… нам обмана не нужно, нам подавай правду, чистую правду!..»

СПИВАК. Дудукин.

ЖУК. «Да ведь надо же вам чем-нибудь питаться; гостиницы у нас в плохом состоянии. А что такое эти безделки: чай, да икра, да и все наши букеты и лавры. Об них и говорить-то не стоит…»

БОНДАРЬ. Как говорят! Господи, как они говорят!

Пауза.

СПИВАК. Остались вопросы?

ШКОЛЬНИКОВ. Я знаю вас второй год, а все не привыкну. Почему бы вам просто не сказать то, что вы сказали всем этим?

СПИВАК. А что я сказал – всем этим?

ШКОЛЬНИКОВ. Что мы берем пьесу, потому что она написана хорошим русским языком.

СПИВАК. Эти заметки тоже написаны не по-немецки. Вещдовольствие, промотчик, разблюдовка, литраж.

ЗЮКИНА. Пайка, зона, параша, кум.

СПИВАК. Вражеское нашествие всегда приносит в язык народа новые слова. Соцсоревнование, доходяга, фитиль, придурок.

БОНДАРЬ. Млеко-яйко, ахтунг, аусвайс, хенде хох.

СПИВАК. Ликбез, продразверстка, лишенец, нэп.

ЖУК (поспешно). Ксива, сявка, филон, баланда, клифт.

СПИВАК. Социально близкий, социально чуждый, враг народа, колхоз.

ФРОЛОВА. Хватит!

СПИВАК. И у нас есть только один союзник в борьбе против этого нашествия. Только один. «А коли спрашивать станут, скажи: здесь, мол, где-то!..» Если вопросов больше нет, пойдемте на сцену.

ЗЮКИНА. Переодеваться не будем?

СПИВАК. Завтра. Костюмы нужно еще подогнать.

ЖУК. Тогда под замок надо усё. Стырят. И на портянки пустят, тут же бархат!

БОНДАРЬ. Точно – сопрут. (Школьникову.) В столярке чуланчик есть. С замком. Если бы ключ…

ШКОЛЬНИКОВ. Так и сделаем. Берите костюмы.

Жук, Бондарь и Спивак уносят одежду. Школьников выходит вслед за ними. В гримуборной остаются Зюкина и Фролова.

ЗЮКИНА. Ты что ж нас, падла, позоришь? А ну выкладывай сахар! Я кому, тварь, сказала!

Приподнявшись, Фролова хватает ее за волосы, резко пригибает, почти бьет лицом о свои колени.

ФРОЛОВА (вполголоса). Вякнешь еще – задавлю. На тебя у меня сил хватит. (Заметила, что в гримерку заглянул ШКОЛЬНИКОВ. Без перехода.) «Помешаешь ей! Да кто ж на ее капитал не польстится, какая бы она ни была. Нет, таким-то всегда счастье; а хорошие барышни жди да пожди. (Гладит Зюкину, поправляет ей волосы.) Вот вы, скоро ль дождетесь хорошего жениха! Другой бы, может, и взял… да приданого нету…»

Школьников с интересом наблюдает за происходящим. Зюкина тоже замечает его.

ЗЮКИНА. «Так ты думаешь, что только за тем и дело стало?»

ФРОЛОВА. «А то за чем же? Нынче народ-то какой? Только денег и ищут; а не хотят того понимать, что коли у вас приданого нету, вы зато из хорошего роду, образование имеете, всякое дело знаете. А что ваши родители померли да вам ничего не оставили, так кто ж этому виноват!»

ЗЮКИНА (поднимаясь с колен и отходя в сторону). «Так, так, отлично ты рассуждаешь. А вот погоди, и я разбогатею, так замуж выйду…» (Фролова молчит.) Ну? (Подсказывает реплику.) «А что ж мудреного вам разбогатеть!..»

ФРОЛОВА. Нет… Дальше не помню.

ШКОЛЬНИКОВ. Очень интересно. (Фроловой.) Вы – Аннушка? Но она же молодая.

ФРОЛОВА. В лицах сказано: горничная Отрадиной. Может быть и старая дева.

ШКОЛЬНИКОВ. Но Отрадина говорит… как там?

ЗЮКИНА. «А ты девушка молоденькая ты не все говори, что слышишь».

ФРОЛОВА. Шутит.

ШКОЛЬНИКОВ. А почему такая мизансцена? Отрадина на коленях – перед горничной!

ФРОЛОВА. Она же утешения ищет. Предчувствует беду. И плакать может…

Возвращаются СПИВАК, ЖУК и БОНДАРЬ. Спивак отдает Школьникову ключ от чулана.

ШКОЛЬНИКОВ. Удивительно. Лариса Юрьевна умеет объяснять необъяснимое точно так же, как вы.

СПИВАК. В театре все можно объяснить. В отличие от жизни.

ШКОЛЬНИКОВ. А в жизни – не все?

СПИВАК. А по-вашему – все?

ЖУК. Ефим Григорьевич, вы сказали – на сцену.

СПИВАК. Да-да, давайте походим, начнем осваивать площадку.

Спивак, Школьников, Жук и Бондарь проходят на сцену.

ЗЮКИНА (Фроловой). Как ты это сделала? Как ты э т о сделала? Ты – жалела меня! Как сестра! Ты – ты заставила меня плакать! Как ты это сделала?!