– Она собирается читать по бумажке! – доносится из задних рядов. – Издевательство какое-то!

– Вернемся в католическую школу Святой Марии, – лепечу я, едва шевеля дрожащими губами.

По залу проносится стон.

– Надоела со своей школой!

Руки у меня так трясутся, что я с трудом удерживаю карточки с записями.

– Это была не просто католическая школа, это была школа для девочек. Точнее, то была настоящая камера пыток, где год идет за два.

Публика раздраженно гудит. Глаза мои застилают слезы, мешая разобрать, что написано на карточках. Господи Боже, помоги мне! Люди, не скрывая скуки, начинают громко переговариваться. Многие встают со своих мест и отправляются в бар или в туалет. Пьяный за ближайшим столиком сжимает в пухлой лапе горлышко бутылки.

– Следующий! – орет он, указывая на сцену.

Жесть! Кажется, пора сматывать удочки. Поворачиваюсь, чтобы спастись бегством, и вижу, что у ступенек, ведущих на сцену, стоит Брэд.

– Плевать на них всех, Б. Б.! – перекрикивает он шум голосов. – Продолжай!

О как сильно я люблю Брэда в этот миг! Мне хочется спрыгнуть со сцены и сжать его в объятиях. Неплохо бы при этом его задушить. Ведь это по его милости – и по милости мамы – я выставила себя идиоткой.

– Держись! Осталось немного!

Совершив над собой героическое усилие, я поворачиваюсь к публике. На сцену уже никто не смотрит. Похоже, эти кретины решили, что наступил антракт.

– Монахини… Они делали все, чтобы мы, девочки, сохранили чистоту… и не пачкали своих головок мыслями…

Никто не слушает, даже моя группа поддержки. Меган оживленно болтает с парнем за соседним столиком, Шелли набирает сообщение. У меня остался один верный зритель – Брэд. Я ловлю его взгляд, он кивает.

– В нашей классной комнате, разумеется, висело большое распятие. Так вот, сестра Роуз… – я тру пальцами горло, в котором начинает саднить, – сестра Роуз надела на Христа штаны. Решила, что набедренной повязки ему недостаточно.

– Надо продержаться еще двадцать секунд, Б. Б.! – кричит Брэд.

– В результате, когда моя подруга Кейси выросла и вышла замуж, она крепко зажмуривала глаза, меняя подгузники своему маленькому сынишке.

– Садись на место, леди! – кричат из зала. – Ты нас достала!

Брэд начинает обратный отсчет:

– Семь, шесть, пять…

Наконец раздается: «Ноль!» Я закрепляю микрофон на штативе и очертя голову мчусь со сцены. Брэд восторженно вопит и ловит меня в объятия. Но я, всхлипывая, вырываюсь и бросаюсь к выходу.

Прохладный ночной воздух обжигает легкие. Заливаясь слезами, я мечусь по стоянке в поисках своей машины, а найдя ее, опираюсь лбом о крышу и рыдаю в голос.

Минуту спустя на плечо мое ложится чья-то рука.

– Не плачь, Б. Б.! Ты это сделала. Теперь все позади. – Брэд ласково гладит меня по спине.

– Какой позор, какой жуткий позор! – лепечу я, колотя кулаками по крыше ни в чем не повинной машины, затем резко поворачиваюсь к Брэду. – Я же говорила, ничего не получится.

Брэд обнимает меня. Я не сопротивляюсь.

– Черт бы побрал мамино завещание! – шепчу я, уткнувшись носом в его пиджак, а Брэд тихонько покачивает меня, прижав к себе. – Зачем мама это придумала? Из-за нее я выставила себя на посмешище. Хотя нет, я себе льщу! Как раз рассмешить мне никого не удалось!

Брэд делает шаг назад и достает из кармана розовый конверт:

– Давай дадим Элизабет возможность высказаться в свое оправдание!

Я вытираю нос тыльной стороной ладони:

– Ты принес мне еще одно мамино письмо?

Он улыбается и смахивает слезу с моей щеки:

– Да. Надеюсь, оно тебя утешит.

Мы садимся в машину, я включаю отопление. Брэд, устроившись на сиденье рядом со мной, вскрывает конверт под номером восемнадцать и начинает читать:

– «Моя дорогая девочка! Ты расстроена из-за провала? Какая ерунда…»

– Что? – переспрашиваю я, ушам своим не веря. – Откуда она…

Брэд продолжает читать, не дав мне договорить:

– «Не надо быть провидицей, чтобы догадаться, что твое выступление прошло без особого успеха. С годами ты потеряла кураж и утратила уверенность в себе. Веселая маленькая девочка, которая любила танцевать, петь и рассказывать смешные истории, стала застенчивой и робкой».

– Мама, таким способом, как сегодня, я вряд ли вылечусь от застенчивости, – беззвучно шепчу я.

– «Сегодня ты, моя маленькая артистка, жила во всю силу, как раньше, и я очень этому рада. Уверена, любые эмоции, даже волнение и страх, намного лучше, чем тоскливая обыденность. Надеюсь, твое сегодняшнее выступление, пусть и не слишком удачное, поможет тебе вспомнить, какой ты можешь быть решительной, стойкой и храброй. Когда на тебя снова нападет страх, просто схвати его за шиворот и отбрось прочь. Теперь ты знаешь, что умеешь быть смелой. А я знала это всегда. Элеонора Рузвельт как-то сказала: „Каждый день нужно делать то, чего ты боишься“. Постарайся следовать этому совету, дорогая. Заставляй себя делать то, что внушает тебе страх. Иди на риск и будь готова принять любой результат. Наша жизнь – это путешествие, и лишь для того, кто способен рисковать, оно становится интересным и захватывающим. – Брэд делает паузу и заканчивает: – Люблю тебя. Горжусь тобой. Мама».

Я выхватываю письмо у него из рук и жадно перечитываю, прикасаясь пальцами к строчкам, написанным мамой. Так что же все-таки она от меня хочет? Я вспоминаю об Эндрю, работе учительницей и Кэрри и невольно вздрагиваю. Страшно подумать, как приступать ко всему этому.

Но есть одна мысль, которая пугает меня больше всего. Конечно, мой неудачный дебют доказал, что даже сокрушительный провал – это не смертельно. И все же повторить подобный опыт я не готова.

Одетая в свой любимый костюм от знаменитого «Марка Джейкобса», я сижу в «Буржуазной свинье» и потягиваю латте. В полдень появляется Меган.

– Опять разгадываешь кроссворд! – вопит она, вырывает у меня газету и бросает на соседний стул ярко-красную сумку от «Дольче и Габбана».

– Я начинаю догадываться, зачем твоя мама придумала эту канитель с завещанием. Выступила ты, спору нет, классно, но после этого целую неделю валяла дурака! Мамочка хотела, чтобы ты осуществляла свои мечты, а ты вместо этого прохлаждаешься на скамейке в парке. – Меган наставляет на меня указующий перст. – Ты даже с Эндрю не соизволила поговорить. – Потом она с отвращением отбрасывает газету и достает из моей сумки ноутбук. – Сегодня мы отыщем твою школьную подругу.

– Не могу я вот так сразу взять и написать Кэрри. Сначала надо все продумать. – Я отодвигаю компьютер в сторону и потираю виски. – Говорю тебе, этот чертов список разрушит мою жизнь.

Меган хмурится и буравит меня взглядом:

– Ох, Бретт, ну до чего ты странная особа! Сама не знаешь, что тебе нужно для счастья. Похоже, девчонкой ты понимала это куда лучше. Знаешь, я привыкла доверять интуиции. А она подсказывает мне: все эти цели просто необходимо достичь. И еще. Ты боишься разрушить не свою жизнь, а жизнь Эндрю.

Прозорливость Меган повергает меня в оторопь.

– Может, ты и права. Но в любом случае я останусь в проигрыше. Потеряю мужчину, с которым мы вместе уже несколько лет. И все равно не смогу за год выполнить все эти дурацкие пункты.

Меган, не обращая внимания на мое нытье, откидывается на спинку стула и сообщает:

– Чувствую, без хорошей дозы кофеина мне не обойтись. Пойду принесу кофе, а ты пока выходи в «Фейсбук».

Меган отправляется к стойке, а я послушно открываю «Фейсбук». Однако не спешу искать Кэрри. Пальцы мои сами собой набирают в поисковой строке «Брэд Мидар». Не сразу узнаю его на маленькой фотографии, где он изображен в профиль. Смотрю на эту фотографию, и губы мои расплываются в улыбке. Может, попроситься к нему в друзья? Но вдруг он решит, что это выходит за рамки деловых отношений? Хотя его эсэмэски и объятия вроде как тоже… превышают профессиональные обязанности. Тут я вспоминаю, что у меня есть свои обязанности – по отношению к Эндрю. Что он подумает, узнав, что я завела интернет-дружбу с другим парнем и держу это от него в секрете?