— И? — в голосе Пала было лишь холодное недоумение, от которого Ноака прямо-таки передергивало.

— Вроде как ты должен готовиться… нет? Ну, ладно…

— Ноак, — Пал положил свою руку на кисть сникшего парня, задерживая ее движение, — если тебе так уж это важно, пусть. Не делай, а я буду… Но я-то думал, что мы оба… проведем все необходимые процедуры, попробуем так и сяк, поймем, что кому нравится, а там уж решим как будет дальше.

— А! Тогда ладно! — Ноак просиял, схватил предметы, упихал в небольшую суму, висевшую на плече, и ткнулся носом в щеку Пала.

— Жаль, что еще столько дней ждать… — прошептал Ноак, краснея ушами.

— Ничего, дни пролетят быстро. Особенно, если заполнить их делами! — бодро сказал Пал.

— Все равно не понимаю — зачем чего-то ждать! — упрямо пробормотал Ноак.

Пал вздохнул. Они об этом уже говорили — в племени луле не было принято хранить себя до брака… если ты мужчина. Для женщин же все было иначе. И горе той несчастной, что не сумеет убедить мужа в своей чистоте! Впрочем, Пал, в силу своего положения, совершенно точно знал: это правило повсеместно нарушалось — и с ведома супруга и без оного. Перед свадьбой к нему частенько забегала будущая жена за особой настойкой для мужа. Стоит добавить немного в питье и наутро он уже не сможет ясно вспомнить, что было ночью. Налить же на постель немного свежей крови — дело нехитрое. Некоторые обходились и своими силами. Случалось и такое, что молодые уже вкусили друг друга до брака, но все равно оба после ночи усиленно делали вид, что все произошедшее за дверями дома — впервые.

У них, конечно, ситуация иная — к однополым парам таких требований не предъявляли, но все равно считалось полезным хотя бы несколько дней до бракосочетания не делить постель. Горячий Ноак каждый вечер пытался прорвать оборону Пала и остаться на ночь в его комнате, но неумолимый Пал ежевечерне выставлял его, отправляя спать к мальчишкам и Дагеру. Ноак вздыхал и, потоптавшись немного под дверью, обязательно сообщал Палу, что это смешно и глупо. К тому же у саамов другие традиции. Пал строго отвечал из-за преграды, что это его «женский каприз» и лучше бы Ноаку уже лечь — вставать рано…

Этот ритуал продолжался из вечера в вечер до самого дня свадьбы.

Пал, конечно, был рад искреннему нетерпению Ноака, но сам он совершенно не горел желанием сочетаться браком немедленно. Прежде всего потому, что был достаточно восприимчив к боли и не собирался лишний раз ее испытывать. Слава предкам — ни у луле, ни у саамов посвящение в мужчины не было таким же жестоким и кровавым как в некоторых племенах. Пал встречал мужчин, иссеченных выпуклыми бляшками шрамов, мужчин с прорезями в ушах, губе, с массивными украшениями в носу. Как-то раз к нему обратился мужчина из другого племени, так как его собственный хранитель был далеко, а к вождю с таким вопросом не подойдешь — по его словам, мужское достоинство начало жутко чесаться, а раньше подобного не было.

Каков же был ужас Пала, когда он узрел рассеченную от самого корня и до навершия плоть. Разрез явно был старый. Ничего не кровило, никаких корок, это ужасное действие было произведено давно. Какое же преступление карается столь жестоко? На недоуменный вопрос воин пожал плечами — таков обычай племени. Рассечение мужского достоинства — часть посвящения в мужчины. Чесотку Пал конечно же вылечил — были у него пригодные для этого отвары, но изуродованный орган долго еще потом виделся в кошмарах.

В некоторых племенах считали, что мужчина — это прежде всего тот, кто хорошо переносит боль. Пал был очень рад, что не родился в таком племени, потому что в этом случае он наверняка был бы не жилец.

К Палу постоянно шли люди со своими проблемами, частенько эти самые проблемы касались близости, и юный хранитель поневоле узнал множество подробностей об интимной жизни, хотя сам еще ни разу не сливался с другим существом в акте любви. Во всяком случае, Пал не считал, что ласки ртом, которыми некоторые женщины оплачивали его услуги, можно считать полноценным сношением.

Мужчины также не гнушались воспользоваться помощью хранителя, и благодаря этому Пал был прекрасно осведомлен о неприятностях, которые может принести неосторожное вторжение, а также о том, как этого избежать.

Ноак, несмотря на то, что его племя было значительно больше, почти никогда не сталкивался с такими просьбами, ибо знания его были весьма ограниченны. Палу даже пришлось весьма подробно объяснить парню, что нужно делать с мазью и как готовить вход в собственное тело. Ноак мучительно краснел, покрывался испариной и старался прикрыть пах сумой, чтобы вздыбившееся естество не было так заметно.

Наконец, наступил знаменательный день. Пал с утра обретался в женском доме, куда его торжественно зазвали блестящие глазами женщины. Там же обнаружился Лудде и, как ни странно, Йерк. Вождь сидел в самом темном уголке, его с первого взгляда даже и видно-то не было.

— Будь весел, вождь! — поприветствовал его Пал.

— Тсс! Меня тут нет! — сообщил Йерк покачнувшись.

— Наклюкался, — хохотнул Лудде.

Женщины вели себя совершенно невозмутимо, будто вождь постоянно тут обретается. Все пили, ели, в очаге дымились особые травы, дурманящие мысли. Пал задумчиво наблюдал за прижимающимся к Лудде Йерком. Надышавшийся дымом вождь расслабленно улыбался и что-то вещал Лудде на ухо, тот одобрительно улыбался.

На следующий день женщины снова собрались в женском доме, на этот раз для того, чтобы приготовить праздничные блюда. Ближе к вечеру, когда все что нужно было сделано, Лудде помог Палу нанести рисунок на лицо и руки, накинул тяжелую, расшитую разноцветными бусинами, одежду, уложил на грудь многочисленные ряды бус — все это богатство хранилось в женском доме и выдавалось на время той счастливице, что выходит замуж. Лудде в данном случае исполнял роль старшей сестры. Это было забавно.

Женщины пели и танцевали. Палу нравились саамки, они были гораздо мягче и приветливей женщин луле. Вот и сейчас — никаких грубых шуток и обидных советов, хотя без некоторого почти ритуального подшучивания не обошлось, но в словах не было привычного для Пала ожесточения, он еще раз утвердился в мысли, что поступает верно.

На улице свою будущую «жену» встретил взволнованный Ноак. Парень краснел, прикусывал губу и казался невероятно юным и испуганным. Пал даже улучил момент и подсунул ему чашу с успокоительным.

Сама свадьба прошла как в тумане: танцы, пение женщин, хлопки в ладоши, вой труб, грохот барабанов, гул голосов… Пал постарался ускользнуть с шумного празднования, как только это стало возможным.

Вот, они одни, и… это неловко. Оба понимают, что сейчас должно произойти, и эта обязательность сбивает весь настрой.

— Поможешь мне раздеться? — прервал молчание Пал. — Если что-нибудь помнется или, не допусти предки, порвется, с меня голову снимут!

— Хорошо.

Тщательно сложив наряд в специально притащенный для этого ларь, Пал принялся смывать краску с лица и рук — он не считал ее полезной для кожи. Ноак нерешительно топтался рядом. Наконец ему, видимо, это надоело, и Пал ощутил на своем голом животе влажные от волнения ладони. Пал продолжил стирать узор — раз уж начал, надо же закончить? Ноак нетерпеливо прижался сзади, вызывая у Пала легкую улыбку.

— Пал… а давай сначала ты «женой» побудешь?—- прошептал Ноак, подталкивая Пала в сторону постели.