Мои руки нервно теребят край рубашки, и я разглаживаю морщины на штанах. Хотя, на мне джинсы, а они не морщатся. Я чувствую себя плохо...

Мое сердце готово вырваться из груди, оно стучит все быстрее и громче с каждым шагом, который я делаю по коридору к его комнате.

Я замираю возле его гостиничного номера и стучу в дверь три, затем четыре раза. Мои глаза широко открыты, я оглядываю коридор, ожидая, шагая взад и вперед, когда он подойдет к двери.

Но Адам не открывает.

Что, если его тут нет?

Я поднимаю руку, чтобы снова постучать, но останавливаюсь и достаю мобильный телефон из сумки. Может быть, я сначала позвоню ему. Он, вероятно, спит и не слышит, что я стучу, но с ним, всегда, его мобильный телефон. Я отхожу от двери и набираю его номер. Держу телефон возле уха и жду, но Адам не поднимает трубку. Я слышу, звон в его комнате. Не могу поверить, что он проигнорировал мой телефонный звонок.

Засунув свой телефон в задний карман, я поднимаю руку и опять стучу в дверь. На этот раз громче, но он все равно не отвечает. Ничто не приветствует меня на другой стороне двери, кроме полной тишины, и я не знаю, что теперь делать.

Где он может быть в полночь?

Я опускаюсь на пол и прислоняю голову к стене рядом с его дверью. Мой адреналин, должно быть, исчез, потому что я внезапно чувствую себя опустошенной. Я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться и понять, что делать дальше.

Я всегда могу снять себе номер. Могу подождать до завтра, чтобы увидеть его или вернуться позже, и посмотреть, вернулся ли он уже.

Мои глаза горят от слез, а коробочка с кольцом как будто обжигает в кармане. Я не понимаю, где он может быть ночью, накануне допроса, где впервые в жизни расскажет кому-нибудь историю о том, что произошло ночью, когда умерла его мама.

Внезапно я осознаю, где он может находиться.

Я беру сумку и бросаю ее через плечо. Уже так не нервничая, направляюсь в бар отеля. Сейчас я понимаю Адама лучше всех.

Вероятно, он находится в баре. Его локти наверняка лежат на барной стойке, и пальцами, скорее всего, срывает этикетку на пивной бутылке «Сэма Адама». Теперь я знаю, он так делает, когда нервничает или сердится.

Я улыбаюсь пока еду в лифте, и моя улыбка не исчезает, даже когда я снова выхожу из него. Я пытаюсь представить себе нахмуренную морщинку между глазами Адама, которая появляется, когда он думает о том, что должен сделать и что должен сказать.

С уверенностью, которая каким-то образом возникла в лифте, я прохожу через вестибюль и вхожу в бар расправив плечи. Здесь только пол-дюжины мужчин и женщин, которые решили посетить небольшой и темный бар, но у бара сидит только один человек.

Я почти смеюсь, когда вижу его на стуле в конце бара, с локтями лежащими на стойке, точно так же, как я себе представляла.

Я его знаю.

Медленно, я приближаюсь к нему и сажусь рядом. Он не смотрит на меня, пока не слышит, шум сумки, опускающейся на пол.

Адам смотрит на сумку, а затем на меня, прежде чем отвернуться на долю секунды. Затем его голова возвращается ко мне. Его глаза расширяются, и рот открывается от удивления.

— Привет, — говорю я, мягко, но уверенно.

В его глазах шок.

— Что? — он качает головой, как будто не может поверить, что я действительно здесь. Вероятно, Адам не может поверить, что я сделала это для него. — Ты в порядке? Что ты здесь делаешь?

Я глубоко вздыхаю.

Речь, которую я репетировала снова и снова в течение последних шести часов, сразу забывается, и я произношу:

— Ты позволил мне купить дерьмовую мебель, потому что мне всегда казалось, что я живу в музее.

Слеза бежит по моей щеке, но я не смахиваю ее. Я хочу, чтобы он увидел, насколько дорог для меня. Он хмурится в растерянности и тянется ко мне.

— Я не понимаю.

— Я знаю, — говорю ему и беру его за руку, лежащую на его колене. — Я знаю, — повторяю я уверенно. — Я знаю, что я отправилась на первое свидание с тобой, потому что ты выиграл наше пари и получил «А» по экзамену по статистике. Я знаю, что ты позволил мне плакать на твоем плече, когда я рассказала тебе все о моей маме и о том, что я никогда не буду достаточно хороша для нее. Знаю, что ты выгнал меня из своего дома в ночь, когда Тина запрыгнула на твои руки, и мы гуляли по кампусу в течение двух часов той ночью, потому что я не хотела возвращаться на вечеринку, а ты не хотел говорить мне «спокойной ночи». Я знаю, ты называешь меня Эймс, потому что это город, где выросла твоя мама.

Вытерев слезу я продолжаю:

— Я знаю, что ты купил мне камеру на Рождество, потому что знал, что это мое хобби, и ты хотел, чтобы я показала всем остальным свет, как ты сказал, который показала тебе... и вывела тебя из темноты. Я знаю, что мои родители не отпугнули тебя, даже когда нас выгнали из их дома во время обеда в честь Дня Благодарения, — я глубоко вздыхаю. — Я знаю, что единственная причина, по которой я была достаточно смелой, чтобы оставить работу, предложенную мне в старой фирме моего отца, состояла в том, что ты дал мне силы быть той, кем я хотела быть.

— Эми, — произносит он и наклоняется вперед, вытирая слезы с моих щек, а одна сторона его губ приподнимается в усмешке. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Я смеюсь сквозь слезы.

— Сегодня утром я отправилась на прогулку к скалам с Келси.

Его глаза расширяются.

— К скалам?

Кивнув я закрываю глаза.

— Я вспомнила. Грязевой поток. Все.

Я достаю с кармана светло-голубую коробочку. Он смотрит на мою руку, и самый долгий и шумный вздох вырывается из его груди. Я кладу коробочку на барную стойку и подталкиваю к нему, но он не прикасается к ней.

— Я не открывала ее. Я нашла ее в коробке в шкафу со всеми нашими фотографиями. Я все помню, Адам. Не знаю, как это произошло, но сегодня все просто всплыло в моей памяти, и как только это случилось, я поняла, что обязана приехать сюда. И быть с тобой.

Его губы оказываются на моих, прежде чем я успеваю моргнуть. Он не углубляет поцелуй. Адам просто притягивает меня к себе, прижимаясь к моим губам, и своей рукой крепко удерживая меня за шею.

Отстранившись, он делает глубокий вдох, но я удерживаю его близко к себе. Наши губы мягко соприкасаются.

— Я люблю тебя, Адам, — тихо шепчу ему.

Его пальцы сильнее впиваются в мои кожу, а глаза плотно закрываются. Когда он открывает их, они полны слёз.

— Я уже начал думать, что не услышу, как ты говоришь мне эти слова снова.

— Знаю, — задыхаюсь я. Я полностью потеряла контроль над собой. — Но это правда. Теперь, когда я все знаю и ясно вижу... мне очень жаль, что я сомневалась в тебе. Сомневалась в нас.

— Не надо, — ругает Адам меня, выглядя серьезно. Его взгляд перемещается на коробку с кольцом на стойке, затем обратно на меня. — Не извиняйся. Возможно, мне надо было все рассказать тебе с самого начала. Я просто не знал, как сдлеать все правильно, — рукой Адам проводит по моей руке, затем берет коробочку со стойки.

Мой пульс ускоряется, и я нервно улыбаюсь.

— Значит, ты не смотрела? — я качаю головой и он хмурит брови. — Разве ты не хочешь...

— О, я хочу, — перебиваю его. Я кусаю нижнюю губу, глядя на коробку. — Я просто подумала, что ты должен мне ее дать.

Языком Адам медленно облизывает свою губу. Медленно и соблазнительно.

Внезапно во мне вспыхивает желание притянуть его к себе и целовать до тех пор, пока наши губы не онемеют. Но мы в общественном месте, поэтому я сдерживаюсь. Еле-еле.

— Понятно, — говорит он, держа коробку.

Адам смотрит на нее, но не пытается открыть. Мне становится интересно, почему он не возвращает кольцо мне, еще раз спрашивая, выйду ли я за него.

Адам прячет коробочку в карман и слезает с барного табурета. Положив на стойку двадцать долларов, он кивает бармену, затем протягивает одну руку мне, а другой хватает мою сумку.

Я позволяю ему оттащить меня от бара, но мои глаза все еще на коробке, теперь уже спрятанной в его кармане.