— Так что ты собираешься делать, когда Адам вернется?

Я хмурюсь в свою пустую рюмку и сдвигаю ее к краю бара, чтобы Зандер мог дать мне другую. Она подняла вопрос, которого я пыталась избежать.

— Не уверена. Думаю у меня два варианта, — говорю я, и поднимаю один палец. — Я могу быть недовольна, что он лгал мне и пытался скрывать что-то важное от меня, — поднимаю вверх второй палец и киваю в благодарность Зандеру за новый шот. — Или я могу понять, что наши отношения, как он и сказал, не такие, как были раньше.

Ликер образует комок в горле при моем собственном разочаровании в понимании этого. Келси широко улыбается и шевелит бровями.

— Это тебя расстраивает.

Я ненавижу, что давняя дружба с кем-то означает, что они могут читать вас лучше, чем вы сами. И я ненавижу, что она, похоже, в восторге от моего разочарования.

— Это означает, что независимо от всего остального я забочусь о нем.

— Ты лю-юбишь его, — поет она, и становится ясно, что у нас было слишком много шотов, когда Келси закрывает рот и начинает хихикать.

Я моргаю и качаю головой.

— Нет. Но в последнее время, я думаю, видела проблески того, почему я когда-то это сделала. И, может быть, я не так боюсь его, как думала.

Я неловко смотрю на рюмку в руке и задаюсь вопросом, добавил ли Зандер в нее специальную сыворотку правды.

Я не боюсь Адама.

Я прокручиваю эту мысль в голове, а Келси мягко улыбается мне.

Я не боюсь Адама. Не боюсь. Я знаю это с уверенностью.

И с осознанием, я чувствую, как груз с моих плеч, о котором до этого не знала, исчезает. Я любезно беру бутылку пива, которую Зандер подает мне, хоть я и не просила. Он кивает головой в мою сторону и наблюдает за мной, ожидая чего-то.

— Итак, что тебя удерживает? — спрашивает Келси, пробираясь сквозь туман в моей голове.

— Я не знаю, — пожимаю плечами и сдираю бумажную этикетку с бутылки.

Мой язык чувствует себя тяжелее, чем должен, а щеки горят. По-моему, я явно слишком много выпила, поэтому отталкиваю пиво от себя.

— Может быть, это просто незнание.

— Незнание чего?

Я смотрю через плечо на толпу позади нее. Это вечер вторника и столы не полностью заполнены, но есть небольшая группа ребят, которая играет на задней части комнаты в бильярд. Парни хлопают друг друга по спинам с легкими улыбками на лицах. Девушка стоит между коленей парня, который сидит на барном стуле. Одной рукой он держит кий, а другой бутылку пива, и обе его руки упираются в бедра девушки. Она счастливо улыбается мужчине, которого явно любит.

Он запрокидывает голову и смеется, запечатлев поцелуй на ее лбу, прежде чем встает и идет, чтобы сделать свой удар.

— Незнание, на что это похоже, влюбиться в него в первую очередь.

Я поворачиваюсь обратно к Келси, чьи губы морщатся от своих мыслей.

— Я думаю, мы должны пойти завтра к скалам.

Я хмурюсь, смущенная изменением темы.

— Это будет весело, — говорит она и хлопает в ладоши. — Мы можем взять обед и спастись от похмелья, которым мы будем страдать. Где еще ты когда-нибудь сможешь почувствовать себя более спокойно, что поможет мыслить более ясно?

— Келси, я не уверен, что это хорошая идея.

Я поворачиваюсь на глубокий голос Зандера со стороны бара.

— Почему нет? — спрашиваю я.

Он смотрит мимо нас, неопределенно и, возможно, раздражено.

— Почему идти к скалам неправильно.

— Потому что ты не достаточно поправилась, чтобы идти так далеко.

Даже он не верит в собственное оправдание. Мои гипсы были сняты несколько недель назад, и это только три мили после того, как мы припаркуем автомобиль.

— Она будет в порядке, — Келси говорит так, будто только что отругала ребенка.

Он качает головой, но это делает меня еще более решительной, чтобы пойти.

— Звучит отлично, — говорю я с улыбкой.

19 глава

— Ты ведешь себя странно, — говорю я Келси, наблюдая, как она дергает пальцами.

Она была спокойнее, чем обычно, с тех пор, как мы пришли в мою квартиру сегодня утром, после ночевки на ее диване прошлой ночью. Подруга подождала, пока я приняла душ и оделась для похода. Моя голова раскалывалась от выпитого ликера, которым мы чрезмерно заполнили наши желудки. Даже солнцезащитные очки не помогают моим глазам смотреть без чувства, будто в них забивают зубочистки.

Похмелье убивает меня.

— У меня болит голова, — стонет она, и я почти верю ей. Но потом Келси рассеянно кусает ноготь на большом пальце, и я знаю, что она что-то скрывает.

Я пожимаю плечами и следую за ней, когда она поворачивает на последнюю тропинку, через еоторую нужно пройти, чтобы попасть к моим любимым скалам. Она ужасно узкая, но нам придется пройти по ней, встречая на своем пути заросли мха, которые заполняют горы. Это вообще не путь, а просто истоптанная несколькими туристами почва. Такими же людьми, как мы, кто любит сходить с главной тропы и исследовать лес своим собственным путем.

Келси и я нашли этот участок, когда нам было по шестнадцать. Это всегда был наш личный путь. Наше безопасное убежище.

Я делаю глубокий вдох, когда мы проходим сквозь последние деревья к открытой местности. Воздух свежий, чистый и прохладный, хотя это разгар лета. Но мы настолько высоко, что только наши трикотажные кофты способны согреть нас.

На другой стороне моих любимых утесов есть область, которая выглядит, как будто там взорвалась бомба. Там открывается широкое, круглое пространство с выступами, которое заканчивается, по крайней мере, на двадцать пять фунтов ниже нас, в нем есть углубление, образующее великолепный водопад.

Я улыбаюсь, когда вспоминаю, ребят, с которыми мы с Келси были друзьями в школе. Они любили показать свою мужественность, спрыгнув со скал и приземлившись в теплый водоем.

Мы с Келси никогда не были настолько глупыми, или настолько храбрыми, чтобы следовать за ними.

Я не понимаю, что стою на самом краю поляны, очарована звуком воды, которая течет из водопада, очень похожим на мое собственное сердцебиение, пока Келси не издает страдальческий вздох и не сжимает мою руку.

Я смотрю на наши руки, что она крепко сжимает, а затем на край скал.

Они уничтожены.

Наше любимое место выглядит так, как будто оно было смыто в забвение ниже. Пышная зеленая трава и скалистый край теперь выглядят как растаявшая лужа грязи. Край скал стал, по крайней мере, на двадцать фунтов ближе к нам, чем должен быть.

— О нет, — шепчу я, опечаленная тем, что мое любимое место во всем мире, просто... исчезло.

Я смотрю на Келси. В ее глазах печаль, и она отпускает мою руку, потирая свои одну о другую.

Я делаю несколько шагов вперед, грусть и опасения пронизывают меня.

— Что случилось? — спрашиваю я Келси. Мой вопрос встречается с тишиной, и я поворачиваюсь к ней. Она с любопытством наблюдает за мной.

И тогда ее лицо морщится в что-то нечитаемое.

— Здесь тебе причинили боль.

— Что? — я поворачиваю голову к краю.

Должно быть, это была грязевая горка. Это единственное, что имеет смысл, и они не редкость во время весны в горах с тающим снегом и дождем.

Я смотрю на край, приближаюсь ближе, словно тянусь, чтобы посмотреть, что со мной произошло. Чувство боли пробирается сквозь меня, и я останавливаюсь.

И я слышу его.

Адам.

«Я никогда никого не любил, как люблю тебя, Эми. Я никогда не хотел никого любить».

Мои глаза нервно ищут чего-то. Я смотрю на деревья, поворачиваясь в медленном круге, как будто ожидаю, что он появится прямо передо мной, здесь на солнце.

Я хмурюсь. Его нет даже в округе. Он в Айове. Я знаю это, и все же, внезапно чувствую, что он рядом со мной и держит мою руку, которая кажется слишком теплой, чтобы не быть закрытой в чужой.

Смотрю на свою левую руку. Я переворачиваю ее ладонью вверх и потираю, пытаясь понять, откуда исходит тепло, в то же время понимая, что моя ладонь не должна ощущаться иначе, чем любая другая часть меня.