Я замерла и смотрела на тень, которая не шевелилась. Время шло, а тень оставалась без движения, и не было слышно ни единого звука. Я уже было подумала, что он отключился снаружи, но как только я вылезла из кровати проверить его, то услышала громкий удар о стену. Я поспешила обратно в кровать, будто напуганный котенок. Он выругался перед тем, как захлопнуть дверь в свою спальню. В квартире воцарилась тишина.

Когда я проснулась, на стене не хватало куска, а на ковре были видны красные точки.

Все это только подтвердило мои опасения, которые беспокоили меня всю неделю, с того самого сна. Наши отношения были обречены с самого начала. Все, что я видела во снах, все, что я чувствовала, всегда вело меня к этому заключению. Страх, неуверенность, ревность — ни разу я не видела или ощущала от кого-либо из нас чувств, компенсирующих эти, с самого начала наших отношений. Мы пробуждаем друг в друге исключительно худшие качества.

6 глава

— Что думаешь? — я кручусь, разглядывая себя в зеркале со всех сторон. Келси смотрит на меня и смеется. — Что, так плохо?

Она морщит нос.

— Давненько я уже не видела тебя в платье.

Я хмурюсь. Подруга разглядывает меня так, будто я надела не длинное белое платье, а у меня отросла вторая голова.

— Выглядит странно.

— Мне нравится, — положив руки на бедра, говорю я убеждая себя, что стоит его купить. Келси сомневается. — Что не так с платьем?

— Ничего. Просто... — начинает она, затем вздыхает, проводя рукой по своим длинным темным волосам. — Ты клялась, что больше никогда не будешь носить платья.

Я сжимаю зубы вместе, пока не становится больно. Она вела себя так последние три часа. Келси отвела меня в больницу на прием к врачу, и как только мне сняли гипс, я уговорила ее пройтись по магазинам. Она выглядит так, будто жалеет об этом, с тех пор как я надела первое платье.

Черт возьми, я жалею, что взяла ее с собой.

— Ну, я не помню этого, — срываюсь я на нее и задвигаю штору в примерочную.

Минутой позже, когда на мне лишь нижнее белье, заходит Келси. Она не говорит ни слова, но на ее лице виноватое выражение. Я игнорирую ее, пока надеваю свои джинсы.

— Ты не можешь продолжать кидаться на меня и вести себя так из-за всякой чуши.

— Я знаю, — мямлит она. — Помнишь, когда тебе было четырнадцать и ты перестала ходить на балет, чтобы начать заниматься лакроссом?

— Да.

Лакросс казался мне забавным и дал повод бросить балет, на котором я была вынуждена часами репетировать, хоть и не любила танцевать. Моя мать тогда не разговаривала со мной месяц, а когда вновь заговорила, ее первыми словами были: «Ты выглядишь как мальчишка с такими мускулами».

— С платьями подобная ситуация. Ты перестала их носить той зимой, когда вы с Адамом сошлись.

Я нахмурилась.

— Я изменилась ради него?

Ужасная мысль. Неужели я превратилась в ту девушку, которая настолько в себе не уверена, что готова полностью измениться ради парня? Не могу представить, что делаю что-то подобное. Хотя, откуда же мне знать?

— Нет, — говорит она печально, улыбаясь. Я смотрю на нее через зеркало, поправляя кофту. — Больше похоже на то, что ты стала той, кем всегда хотела быть, и Адам тебе в этом помог. Ты будто вернулась назад во времени.

— Так почему я изменилась? И как я превратилась в девушку, которая носит только майки с рок-концертов, джинсы и джинсовые юбки?

Она закатывает глаза, и я еле сдерживаюсь, чтоб не шлепнуть ее.

— Дело не в одежде, Эми. Ты это знаешь. Тебе никогда не нравилось то, что из тебя пытались вылепить родители. Адам просто поддержал тебя, пока ты боролась с этим и нашла себя. Вот и все.

Ее бледно-голубые глаза смягчаются, моля меня ей поверить. Но я не могу. Я помню себя совсем другой, нежели той, в которую я превратилась в отношениях с Адамом. И никто не может дать мне прямой ответ, как я умудрилась так кардинально измениться.

Я беру это платье вместе с теми, что бросила в примерочной, но так и не померила.

— Я покупаю их.

* *

Я нахожусь на кухне, делая себе горячий бутерброд, когда Адам, впервые за день, выползает из своей комнаты. Щетина на его лице длиннее, чем я когда-либо видела, темные волосы местами спутаны и торчат. На правую руку наложена повязка, а сквозь нее на костяшках пальцев видны пятнышки крови. Глаза налиты кровью. Он не смотрит на меня, направляясь к кофеварке. Я чувствую, как напряжение между нами нарастает, и, инстинктивно, выпрямляю спину. Я ощущаю, как он пожирает глазами каждый дюйм моего тела, непокрытого одеждой.

— Милое платье, — по его тону можно понять, что оно ему не понравилось.

Я не шевелюсь. Я держу руки на столешнице, смотря, как мой бутерброд жарится на сковороде и сжимаю губы.

Я не реагирую на насмешку Адама, но смотрю, как он садится за кухонный стол, обхватив голову руками. Пар от его кофе поднимается вверх и исчезает в его руках.

Наконец, он грубо проводит руками по лицу и делает первый глоток.

— Просто расскажи мне о проклятом сне, Эми. Я хочу знать, какой по-твоему мудак я сейчас?

Он морщит нос. Сквозь шипящую сковороду, я слышу, как он скрежещет зубами. Он не смотрит на меня. Адам ни на что не смотрит, просто сидит уставившись на телевизор, висящий на дальней стене, абсолютно пустыми темными глазами.

Запах подгоревшего хлеба возвращает меня обратно к готовке, и могу поклясться, что выбросила сандвич в раковину еще до того, как отключила плиту.

Как объяснить ему, что я чувствовала, наблюдая, как он целует другую девушку, а затем сама засунула свой язык в глотку какому-то придурку, просто потому что была в бешенстве?

Я ревновала.

Я была на взводе.

В моей жизни никогда не было ситуаций, когда мои эмоции брали верх над моими действиями.

Меня ужаснуло не то, что произошло во сне. Проиграв ту сцену у себя в голове десяток раз, я поняла, что, скорее всего, он не хотел целовать Бритни. Мои ответные действия — вот что меня потрясло.

То, как я себя ощущала при этом. Обезумевшей. Словно сумасшедшая, в поисках средства, чтобы утолить свою боль.

Меня пугает то, что я этого не понимаю. Это была не я. Девушка, которая сюда въехала совсем отличается от той, какой я себя помню.

Она — мой злой двойник, управляемый исключительно эмоциями. Я вижу это. Глубоко в душе я чувствую, как изменилась.

— Расскажи мне, пожалуйста.

Он поворачивается и смотрит на меня умоляющим взглядом, и я понимаю, что только что пялилась на него. Или сквозь него, потому что я ничего не видела. В его голосе отчаяние, в его глазах — мольба.

Я не могу устоять.

— Мы были на приеме в честь твоего братства. Я застала тебя, целующимся с Бритни в коридоре, и убежала.

Я медленно сглотнула. Картина промелькнула у меня перед глазами, и на меня нахлынули борющиеся между собой чувства гордости и боли, пока я выбегала из зала.

— И поцеловалась с Брэнданом, — закончил он за меня. Его голос холоден, а челюсть напряжена. Здоровой рукой он хватает свою кружку так сильно, что пальцы белеют.

— Я ушла с ним и изменила тебе, — поясняю. Я точно не знаю, как закончился сон, но могу себе представить. Учитывая наплыв гормонов и эмоций, взявших верх надо мной тем вечером, я не сомневаюсь, что уехала с Брэнданом и позволила ему сделать со мной что угодно, просто потому, что была в бешенстве.

Адам смеется и качает головой.

— Ты не изменила мне. Хотя, я бы не смог винить тебя в этом после того, как ты застала меня с Бритни.

Он перевел взгляд от меня к окну. Уже не первый раз я вижу, как Адам проигрывает у себя в голове ту ситуацию, что мне приснилась. Он делает глубокий вздох, напрягает челюсть, а на лице появляется одновременно гнев и печаль. Каждая эмоция, что я испытала, появляется на его лице, пока я безмолвно наблюдаю за ним.

— Не в этом дело.

Я даже не думаю, что дело в том, был ли у меня секс с Брэнданом, но сама мысль об этом заставляет меня содрогнуться и ненавидеть себя.