-- Спасибо, меня, конечно, тоже встретят, -- сказал Нестеров. -- Ну, бывай, Гасану привет, когда увидишь. А вообще вернемся оба, надо как-нибудь у нас в Переделкине в баньке попариться.

-- Отлично. А вообще, Коль, я тебе по секрету скажу, Гасан серьезно говорил, чтобы ты кончал с государевой службой и шел к нам в адвокатуру, так что не тяни...

Спускаясь по трапу, Нестеров призадумался. А может, и впрямь? Пришло, быть может, время. Зимоненке можно доверять: в конце концов он сам недавно совершил подобный кульбит. Сидел в Министерстве юстиции, носил на погонах генеральские звезды, но ушел, ушел подальше от государства, которое часто глупит и подличает и к тому же не умеет просить прощения за свои свинства...

-- А что, у вас в адвокатуре нет проблем?

-- Ну как это нет? Крутые приходят, адвокатами работают. Один отморозок, у него где-то в ваших кругах контакты, организовал "Сообщество" -- ни одного юриста в команде, слыхал? И зарегистрировали. Мы их гоняем, представление написали в Генпрокуратуру... Сейчас Минюст судится с прокуратурой, а народ недоволен... В общем, поболтаем на воле. Но главное, -- тут Володя понизил голос, -- ты что, думаешь, я работаю адвокатом из-за денег? Вовсе нет. Я работаю адвокатом из-за кучи денег. Ну, бывай, не едешь?

Нестеров ничего не понял, попрощался с Володей и его спутником. Серый туманный день охватил его и Наташу порывом мокрого ветра, словно они вышли на морской утес. Нестеров оглядел площадь: ни возле трапа, ни возле здания аэропорта признаков встречающих его машин не было.

-- Позвольте вашу сумку, Наташа, -- как можно более театрально произнес он и предложил ей свободную руку. -- Я -- верный и сильный -- fidelis et fortis.

Они сошли на землю.

-- Куда вы направляетесь, если не секрет? -- спросил Нестеров и добавил: -- Холодно, не простудитесь, набросьте на голову шарф.

Наташа не послушалась спутника, лишь слабым движением подняла воротник шубки. Ответила односложно:

-- Наверное, в гостиницу, таксисты подскажут.

-- В таком случае я с вами, можно? Я ведь тоже города не знаю.

Наташа улыбнулась, обрадовалась. Неизвестно, что здесь за люди, с таким спутником как-то спокойнее. Они прошли через здание аэропорта и вышли на площадь, где на них набросились десятка два водителей с традиционным: куда подвезти? такси до города не желаете?

Въехав на территорию аэропорта, Полковский сразу увидел трап, едущий по летному полю.

-- За ним давай, уже время посадки, -- скомандовал Полковский водителю.

Машина Нахрапова, нагонявшая первую "Волгу" уже на летном поле, последовала ее примеру: так они и подъехали к самолету, подруливавшему к месту остановки, -- с одной стороны следователь УВД, с другой -- следователь прокуратуры. Оба вышли из своих машин, когда первый пассажир показался за спиной стюардессы. Раскланялись друг с другом издали. Молча.

...Когда последний пассажир сошел с трапа и устремился к автобусу, Полковский, уже начавший покрываться инеем в своем замороженном, колом вставшем пиджаке, догадался спросить стюардессу:

-- Это московский рейс?

-- Что вы, московские рейсы в той стороне обычно паркуются, а мы из Ташкента, -- улыбнулась та и прошмыгнула в салон самолета.

-- Когда же начнется город? -- второй раз в нетерпении спросила Наталья Николаевна.

На сей раз водитель обернулся и, простодушно улыбнувшись золотыми зубами, кивнул:

-- Уже десять минут по городу едем.

-- Но это же поле, -- удивилась Наташа, -- а где центр?

-- Наверное, за комбинатом, не знаю, -- пожал плечами водитель.

-- Вы хотите сказать, что как такового центра в городе не имеется? -помог Нестеров.

-- Вот именно, если не считать Дома правительства.

Они подъехали к панельному пятиэтажному зданию с огромным козырьком над парадной с отбитыми ступеньками. Нестеров щедро расплатился с частником и повесил обе сумки на плечо.

Они вошли в скромный, окрашенный в бордовый цвет холл и направились к стойке администратора. Нестеров назвал свою фамилию и

получил в ответ подобострастную улыбку пятидесятилетней администраторши и ключ с тяжеленным набалдашником в качестве брелка: чтобы не уносили с собой из гостиницы -- тяжело ведь.

-- Вот это отель, сюда бы владельцев отелей с Кипра на обучение, -засмеялась Наташа. -- Извините, я только что с отдыха, такой контраст!

-- Понимаю, -- засмеялся и Нестеров, -- держитесь, как бы не было психического расстройства. Он повернулся к администраторше: -- Это у вас в городе, наверное, лучшая гостиница?

-- Несомненно, "Запах газа" -- лучшая гостиница, во всяком случае, лучше "Нефтяной струи", -- с гордостью ответила та и поспешила добавить: -Но только у вас номер одноместный согласно броне. Других номеров нет.

-- Понимаю, -- кивнул Нестеров с еле скрываемой улыбкой. -- Наташенька, вы посидите на скамеечке, отдохните.

Наташа послушно села возле немытых окон на скамейку, какие раньше стояли на московских бульварах, -- огромную, сколоченную из длинных реек, изогнутую, как арфа.

Нестеров, проводив Наташу взглядом, поставил наконец сумки на пол и облокотился на стойку.

-- Простите, а кто мой номер бронировал? Написано у вас там?

Женщина отыскала запись и внимательно прочла. Реакция ее была неадекватной.

-- Покажите ваши документы, -- требовательно призвала она Нестерова.

Он достал свое удостоверение, протянул вниз.

-- Уважаемая, любезная... простите, как ваше имя?

-- Вольва Пижоевна, -- администраторша растерялась и от должности, и от звания в удостоверении, и от обращения.

-- ...ваше императорское величество, -- понизив тон, произнес Нестеров, -- с этой минуты вы врач, а моя должность -- это заболевание, которое вы должны хранить в секрете. И капризы больного исполнять во имя оздоровления общества: вот этой женщине нужен отдельный номер -- только и всего.

Еще через десять минут Нестеров, поменявшись с Наташей местами и дождавшись, сидя на скамейке, пока та оформит проживание, провожал ее в номер. Комната оказалась как раз напротив. На вечер, который, кажется, уже начинался, было назначено еще одно испытание ненавязчивым уренгойским сервисом -- ужин в ресторане. Нестеров решил посвятить этот день следственным экспериментам.

11

Леня Веселый потерялся в этой жизни в пятнадцать лет, когда умерла мама. Остались они вдвоем с братом в двухкомнатной квартире на Нарвской. Окна выходили в колодец обычного петербургского двора, но поскольку жили они под самой крышей, пейзаж за окном был не самым удручающим, все-таки рукой можно было коснуться неба.

Они с братом выросли в этой квартире, отсюда уводили или уносили представителей четырех поколений Веселых: кого на кладбище, кого в Кресты. И все, о ком рассказывала им мать, работали в издательстве "Советская энциклопедия".

Родственники братьев, да и сама мама работали корректорами. Только об их отце мама никогда ничего не говорила сыновьям. Усталая, тихая, мягкая, она сразу замолкала, когда младший -- Ленечка -- начинал выспрашивать, задавать свои детские вопросы: а где наш папа?

Отец бросил их пятнадцать лет назад, бросил и исчез навсегда. Ушел или увели? И вскоре мама заболела. Болела два года. Сыновья дежурили у ее постели.

Она просила старшего никогда не бросать Ленечку. Она заклинала Сашу, словно предвидела нечто ужасное. И в голосе ее была безнадежность; скажет, а сама головой покачивает...

Не знала умирающая женщина: потеряются оба. Так бывает в лесу, в пустыне, в море. Заплываешь подчас, а потом не знаешь, в какую сторону двигаться, не видно, где жизнь, а где нежизнь.

Саша, проработав два года корректором, бросил работу. Леня тоже сидел дома. Вскоре деньги кончились. Тогда-то Леня и принес домой свою первую добычу: барахло, украденное им у зевак-продавцов на блошином рынке, и фотоаппарат. Саша покрутил пальцем у виска, но товар продал, купил поесть.

Спустя несколько месяцев, которые они провели на рынке, где стали завсегдатаями, а иногда и торговали чужим товаром за плату, они поняли, что больше не в состоянии жить в этой квартире. Возвращаться туда, в этот серый дом за Нарвскими воротами возле трамвайного круга, в этот двор с продуктовыми ящиками и разнорабочими, куролесящими у черного входа ресторана, было мучительно, невозможно -- мама ведь уже больше никогда не вернется туда.