Снова вышел вперёд глашатай и своим могучим голосом протрубил:

«За оказанную Тимоном, сыном Фокрита, неоценимую услугу Ольвии и её гражданам в деле разоблачения антигосударственного заговора Хармота городской совет Ольвии постановляет: упомянутому Тимону, сыну Фокрита, предоставить гражданство города Ольвии со всеми присущими ольвийскому гражданину правами и обязанностями. Права ольвийского гражданства он получает также для своих потомков. Настоящее постановление городского совета Ольвии никем не может быть отменено или изменено. Текст постановления будет выбит на каменной плите, а плита установлена в Теменосе. Десятый день второй декады месяца боэдромиона в год архонства Гиппарха Филотидоса. Город Ольвия».

Когда глашатай кончил читать, архонт-басилевс предложил собранию:

– Кто поддерживает такое постановление, пусть поднимет руку! – и сам же первым поднял свою.

Тотчас вверх взметнулись руки всех, кто находился на Агоре. Один Эвклес, сделав вид, что ему крайне необходимо поправить расстегнувшуюся на плече фибулу[105] хитона, не поднял руки.

– Спасибо за единодушную поддержку постановления городского совета! – произнёс архонт. – Кроме того, что зачитанный текст постановления будет выбит на каменной плите, а плита установлена в Теменосе, настоящее постановление в письменном виде выдаётся как документ, подтверждающий настоящее постановление совета, Тимону Фокритосу на руки. Получи Тимон! Береги этот документ и гордись тем, что ты гражданин свободной Ольвии, – сказал архонт-басилевс, протягивая папирус Тимону. Затем повернулся к Агоре. – На этом повестка дня народного собрания исчерпана! Городской совет и лично я благодарим всех вас за участие в нём!

Домой Фокрит и Тимон возвращались в приподнятом настроении. Особенно не мог нарадоваться такому неожиданному повороту в своей жизни Тимон. Теперь у него была настоящая семья. И, что главное, перед ним открывалась дорога в Олимпию!

Дома их с нетерпением поджидала Мелисса. Едва увидев её, Тимон с порога закричал:

– Тёту… – но тут же осёкся и поспешил исправиться: – Матушка Мелисса! Мама, поздравь меня! Я – гражданин Ольвии!

Прошло пять месяцев. Всё это время Тимон по-прежнему помогал своему отцу Фокриту в торговле и усиленно тренировался под руководством Феокла. Зимой – тоже. По настоянию старшего архонта гимнасиарх Сириск скрепя сердце разрешил Тимону и Феоклу заниматься в зале гимнасия, благодаря чему тренировки проводились теперь регулярно, независимо от времени года и состояния погоды. Занимался Тимон много и усердно, старательно выполняя все наставления своего педотриба.

А ещё Тимон нетерпеливо, с тайной надеждой, ждал прибытия в город спондофора. Он не переставал надеяться, что ему всё-таки удастся попасть на Олимпийские игры, хотя и не совсем отчётливо представлял, как это может произойти в действительности. Ведь для этого нужны деньги…

Утром третьего дня первой декады месяца артемисиона к причалу Ольвийского порта пришвартовалось торговое судно из Эллады. Судно доставило партию художественной мебели из Афин для ольвиополитов, керамическую посуду из Митилены[106] для перепродажи скифам и, кроме того, спондофора – священного посланца из Олимпии.

Это был пожилой сухощавый жилистый мужчина с голым черепом, мохнатыми белыми бровями, такой же белой острой бородой и большим тонким носом. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что это немощный старец, который только и знает, что без конца жаловаться на своё здоровье. На самом деле спондофор оказался на удивление подвижным и бодрым старичком. Он проворно, без чьей-либо помощи, сошёл на берег, расспросил встретившихся ему людей, где найти городскую управу и, закинув за плечи свою котомку, резво зашагал, опираясь на высокий посох, в город.

А ближе к вечеру, когда ольвийская Агора бывает особенно многолюдной, заморский гость, сопровождаемый высоким городским начальством, торжественно взошёл на ступени Стои. На сей раз он предстал перед ольвиополитами во всём величии «священного посланника» Зевса Громовержца: облачённым в длинный, до пят, белый хитон, с оливковым венком на голове, с длинным посохом в одной руке и пальмовой ветвью в другой. Городской трубач проиграл сигнал сбора, люди на Агоре зашумели, зашевелились, и в скором времени перед Стоей гудела огромная толпа народа.

Выйдя вперёд, спондофор поднял правую руку с пальмовой ветвью и хорошо поставленным голосом отчётливо произнёс:

– Граждане свободной Ольвии! Я прибыл в ваш город из далёкой Элиды по поручению Олимпийского совета. Мне поручено сообщить вам, что в этом году состоятся очередные, восемьдесят шестые, Олимпийские игры. Начнутся Игры в первый день второй декады месяца парфения по элидскому календарю, гекатомбеона по аттическому, панемоса по вашему, милетскому, календарю. Программа состязаний будет такой: дромос[107], диаулос[108], долихос[109], кулачный бой, борьба, панкратион[110], пентатлон[111], состоящий из дромоса, прыжков в длину, метания диска, метания копья и борьбы. Восьмым видом Игр будут гонки на колесницах-квадригах[112].

На Игры приглашаются все мужчины и юноши – жители Ольвии как атлеты, для участия в состязаниях, так и мужчины и юноши как зрители. Атлеты, которые намерены принять участие в Играх, должны прибыть в город Элиду самое малое за тридцать два дня до начала Олимпиады. Этот месяц они будут проходить необходимую подготовку под руководством опытных педотрибов в местных гимнасиях и палестрах[113]. Каждый день пребывания атлета и его педотриба в Элиде будет обходиться им в два обола[114]. И запомните: с дисциплиной у нас строго – опоздавшие на тренировки в Элиду к Играм допущены не будут.

Спрашиваете, кто может стать участником Игр? К участию в Играх приглашаются все свободные эллины, граждане своих полисов, не запятнавшие себя кровью невинно убитого человека и ничем не провинившиеся перед богами и своими согражданами. И, конечно же, эти эллины должны быть превосходными, даже выдающимися атлетами. Иначе на Олимпийском стадиуме им делать будет нечего.

Кроме того, мне поручено именем всемогущего Зевса Громовержца провозгласить на время проведения Игр экихейрию – священное перемирие во всех эллинских полисах. Продолжительность экихейрии – сто дней: два месяца до начала Игр и месяц после их окончания. Экихейрия начнётся в двенадцатый день месяца фаргелиона по аттическому календарю. Все граждане, направляющиеся в эти дни в Олимпию или возвращающиеся из Олимпии, считаются гостями Зевса Громовержца. Поэтому проклятие и штраф ожидает каждого, кто посягнёт на путника, идущего на Игры или возвращающегося с Игр. В дни экихейрии во всём эллинском мире должен царить мир. Ни один полис ни под каким предлогом не имеет права пойти с оружием против другого полиса. Полис, нарушивший перемирие, ожидает штраф в две мины[115] за каждого воина, принимавшего участие в нападении!

Последние слова спондофора вызвали гул одобрения на Агоре. Ольвиополиты были народом мирным, на собственном опыте хорошо знавшим, что от войны ничего хорошего ожидать не приходится.

Заметив неподалёку в толпе горящие глаза Тимона, Гиппарх Филотидос взмахом руки подозвал его к себе.

– Ну, как? В Олимпию собираешься? – кивнув в сторону спондофора, загадочно усмехнулся архонт-басилевс.

– Я бы рад… Да только… – неопределённо пожал плечами Тимон.