Революцию как мировоззренческую и концептуальную проблему пермских крестьян отражают документы Пермского Губернского Земельного Комитета. После передачи дел из Землеустроительных Комиссий в Земельные Комитеты многие чины столыпинского землеустройства перешли на работу в Земельные Комитеты. Именно Земельные Комитеты в Пермской губернии обладали всей полнотой власти до октябрьского переворота. Последняя (четвертая) сессия Губернского Земельного Комитета состоялась 10 декабря 1917 г. Авторы документа «Из истории Земельных Комитетов в Пермской губернии» сообщают о проведении четвертой последней сессии: «Особенно ярко во всех докладах с мест подчеркивался рост большевистской агитации, исходящей из среды отдельных небольших групп людей, в большинстве случаев, посторонних, приезжавших со стороны, к которым примыкали незначительные группы и местных жителей из среды возвратившихся с фронта солдат. Все эти люди делали свое дело не столько словами, сколько действиями с оружием в руках. Они заставляли население национализировать мельницы, выгоняя арендаторов, отнимали квартиры и мебель у служащих лесничеств, увольняли лесничих и проч. В течение декабря месяца таковым движением охвачены были прилежащие к г. Перми и железнодорожным линиям, отдельные части уездов Пермского, Оханского, Соликамского, Красноуфимского и отдельные районы Екатеринбургского уезда» [1, с. 34].
Документ описывает большевиков как «посторонних, приезжавших со стороны» с оружием в руках. Таким образом, новая власть была автократичной по своей природе и игнорировала все демократические процедуры. Именно они заставляли местных крестьян национализировать мельницы, выгонять лесничих с квартир. Также обратим внимание на то, что подобные факты наблюдались на территориях близких к железным дорогам в пяти уездах губернии и территориях близлежащих к губернскому городу.
Далее документ сообщает о жалобах на данные факты: «В Губернскую Земельную Управу стали стекаться со всей губернии дела с жалобами. Приезжали депутации от заводовладельцев, лесовладельцев, арендаторы мельниц и проч. приезжали, часто из далеких мест, и сами крестьяне. Последние старались узнать «по закону ли поступали они», взяв себе, под давлением и угрозами большевиков, мельницу. Некоторые из них просили отменить постановление большевиков «и выдать им на руки бумагу». Другие представители волостей приезжали вместе с изгнанными арендаторами мельниц и уверяли Управу, что своего арендатора они давно знают и не считают его «спекулятором» [1, с. 34–35].
Как видим, крестьяне пытаются узнать законы, по которым действуют большевики. При этом, они не признают их власть и требуют выдать им документы, отменяющие действия большевиков. Таким образом, крестьянам не были притягательны идеологические формы большевиков.
Картина декабря 1917 г. в документе описана так: «От последней сессии Губернского Земельного Комитета создавалось такое впечатление. Казалось, что на карту было поставлено все. Атмосфера в губернии сгущалась, словно перед какой-то ужасной грозой. Сыплются, как из рога изобилия, советские декреты о земле, молчаливо остающиеся на наших столах без движения. Правительства нет. Главный Земельный Комитет распущен. Губернская Земельная Управа оставалась в губернии единственным учреждением. Сюда были обращены все взоры. Сюда обращались все учреждения, работающие в губернии по земельному вопросу, сюда шли все должностные и частные лица, владельцы, представители крестьянских обществ и друг. Земельная Управа являлась самым влиятельным органом в губернии. Не покладая рук, Губернская Управа продолжала интенсивно работать, вступая в открытую борьбу с большевистским невежеством. В местных газетах печатались постановления IV сессии Губернского Земельного Комитета, по уездам рассылались циркуляры по отдельным вопросам текущей земельной политики, идущие в разрез с действиями большевиков» [1, с. 39].
Как видим, декрет большевиков о земле оставался без движения по причине большевистского «невежества». Большевистское «невежество» в данном случае достаточно аккуратное понятие, которое оценивает действия большевиков. Но за ним стоит отказ принятия большевиками законных интересов собственников, среди которых были в первую очередь крестьяне. Добавим, Пермская губерния многоземельная. Местные крестьяне и до столыпинской реформы владели большими земельными участками от 15 до 40 дес. В период столыпинской реформы, в Оханском уезде, например, на банковских землях крестьяне – хуторяне брали земельные участки от 50 до 140 десятин.
Далее, документ сообщает: «Земельные Комитеты, объединив вокруг себя старые, казенные учреждения, тем самым дали возможность последним продолжать деятельность, целиком сохраняя их рабочий аппарат и соблюдая историческую преемственность в работах, столь ценную и нужную в момент великих реформ и коренных преобразований. Земельные Комитеты… делали свое важное, государственное дело – в смысле предотвращения страны от невероятных разрушений. Для человека, кто беспристрастно наблюдал их работу, это ясно, как день. Но большевики, без конца «углублявшие» революцию, пустили насмарку все, что было сделано государственно-полезного Земельными Комитетами» [1, с. 40].
Как видим, авторы документа пребывают в явном заблуждении относительно понятий «исторической преемственности» в момент «великих реформ и коренных преобразований». Историческая преемственность характеризует устойчивость системы государственного устройства и поэтому является ценным и нужным понятием. Понятие же «коренные преобразования» не только исключает «историческую преемственность», но ведет к неустойчивости и разбалансированности системы на всех уровнях власти: концептуальном, идеологическом, законодательном, исполнительном и судебном. Авторы документа совершают ошибку в понимании текущего момента. Управление страной, после марта 1917 г., находилось уже не в балансировочном режиме, как это было в царское время, а в революционном, так называемом маневренном режиме, в результате которого всегда устанавливалась жесткая власть – диктатура, а не демократические институты.
Пермские крестьяне, обладая здоровым чувством меры, «нутром» почувствовали беззаконие большевиков и поэтому требовали отмены постановлений большевиков законным образом в Губернском Земельном Комитете.
Более того, данный документ отражает отношение крестьян к большевикам на четвертом Губернском Крестьянском съезде, проходившем в Перми 19 января 1918 г.: «...неописуемая буря негодования и протестов, которые разразились со стороны крестьянства, когда получено было, 19 января 1918 г., на происходившем в г. Перми IV Губернском Крестьянском Съезде известие о вооруженном занятии большевиками Губернской Земельной Управы. 19 января 1918 г. Губернский Земельный Комитет объявлен был большевиками распущенным. Вооруженная стража продолжала оставаться в нем в течение 7 дней. Занятия остановились. После неоднократного обращения большевиков в Управу работать вместе и обещаний не «мешаться» в работу, Управа работать отказалась. Появление большевиков на съезде было встречено оглушительным взрывом негодований (не выражавших протеста, из 450 участников съезда, было около 80 человек – 18 %). Огромным большинством голосов Съезд вынес резолюцию с протестом против действий советской власти. Земельным Комитетам было выражено доверие за работу, направленную к интересам и нуждам трудового крестьянства, обещая на местах оказать большевикам самое решительное противодействие в их вредной и гибельной работе. После закрытия Земельных Комитетов население долгое время избегало большевистских земельных отделов, обходило их, старясь отыскать прежних работников Земельных Комитетов. У крестьян рождалось недоверие, когда они встречали в Комитете людей, назначенных большевиками, никем не избранных» [1, с. 41–42]. Добавим из документа: «о самих большевиках среди крестьян говорили так: «хорош у лисицы хвост, да она и сама хитра» [1, с. 40].
