Почему Вестник не рожден на свет боязливым пацифистом из тех, что любят неспешные велосипедные прогулки и готовы часами смотреть в мертвую воду каналов? Немного марихуаны, качественный алкоголь и ласки чисто вымытой, добросовестно исполняющей свои обязанности, не старой женщины – большего и не надо для счастья такому джентельмену. Тем не менее он здесь взбивает тяжелыми подошвами черную пыль, сутками торчит за рулем фуры. Пожалуй, он и сам добросовестный.

Добросовестный – вот ещё одно странное русское слово, не обремененное однозначно трактуемым смыслом. Сильвестр умеет вживаться в ландшафт. Вот он уже и мыслит абстрактными понятиями, свойственными местному населению.

Сильвестр сдержанно улыбался своим мыслям до тех пор, пока они не добрались до леса. Дорога отгородилась от степи частоколом тонких стволов и густым подлеском. Колея сделалась глубже, местами напоминая противотанковый ров. Сильвестр перевел вариатор коробки передач в механический режим функционирования.

– Позволь мне сесть за руль, – предложил Вестник по-русски, и они поменялись местами.

Сильвестр следил, как Вестник управляется с автомобилем, будто и не было долгого пути за рулем фуры. Его товарищ не только добросовестен, но и неутомим. Товарищ – тоже хорошее слово, в которое русские вкладывают свой, особый, посконный смысл.

– Посконный товарищ, – пробормотал Сильвестр, и Беловолосая обернулась.

Женщина уставилась на него с нескрываемой тревогой. Русские всегда так реагируют, когда он оперирует их понятиями. Наверное, профессор-биолог из Берлинского зоопарка – давнишний приятель Сильвестра – так же смотрел бы на моржа, вдруг заговорившего с ним на верхнегерманском диалекте.

– Налево… направо… – командовала Беловолосая.

Световые лучи метались из стороны в сторону. Они долго петляли по лесным проселкам.

Беловолосая опускает стекло. Душный, попахивающий амиачными дымами воздух затекает в салон автомобиля. Начало осени. Термометр на панели «тойоты» показывает десять градусов по Цельсию. По местным меркам – теплынь.

Фары «тойоты» освещали глубокую колею. Вестник вел автомобиль со всей возможной осторожностью. Сильвестр блаженствовал на заднем сиденье. Салон «тойоты» просторен, эргономичен, красив, но всё же Сильвестр больше любил немецкие машины.

Местное население почему-то хранило приверженность отечественному автопрому. Лишь те, кто побогаче, предпочитали пожилых «японцев». Немецких машин в окрестностях Пустополья не было, и «Мерседес G-класс» Сильвестра слишком бросался бы в глаза. Потому, по прибытии в Пустополье, Сильвестр обзавелся транспортом средней обшарпанности. Крыша кузова, двери, салон «тойоты» несли следы многочисленных боевых испытаний. Но двигатель и подвеска были в полном порядке.

Считая местные дороги убийцами автомобилей, Сильвестр берег свою «тойоту», водил автомобиль с максимальной осторожностью и одобрял стиль вождения товарища. Надежная осмотрительность – самая приятная из черт Вестника – делала его хорошим водителем.

Частокол деревьев редел, а подлесок и вовсе исчез. Почва под кронами сделалась бугристой, словно её перекопали полчища барсуков. Теперь в свете фар лесное подбрюшье просматривалось на десятки метров.

– Стой! – внезапно закричала Беловолосая. – Вот она, копанка. Видишь?

Они выбрались наружу, под мелкий дождичек. Вестник не стал глушить двигатель. Тихое шуршание капель по жухлой листве, урчание холостых оборотов да звуки шагов – вот ингредиенты тишины пустого леса.

Белый ксеноновый свет вычленил из темноты ветхое сооружение, кое-как слепленное из жердин – навес на хлипких подпорках. Навес прикрывал вход в землянку.

Сильвестр подошел поближе. Старая, обитая облезлым дерматином дверь оказалась незапертой. Чтобы осмотреть внутренность землянки, пришлось воспользоваться фонариком. Послушный воле Сильвестра луч осветил грязные, сложенные из тех же жердин стены, убогий скарб, уложенный вдоль них. Хлипкие стропила подпирали бревенчатый потолок.

Сильвестр хотел осмотреть лаз под землю, но передумал – слишком уж спертым оказался воздух внутри землянки. Он выбрался наружу, обошел копанку кругом. Снаружи потолочные стропила прикрывала черная, заросшая редкой травкой земля. Перед входом в копанку лежало несколько мешков с приготовленным к отправке углем.

Между редких стволов тут и там виднелись темные груды шлака. Вестник хлопотал возле джипа. Скоро он предстал перед Сильвестром в брезентовой ветровке, штанах и каске. Светодиодный фонарик на эластичном ремешке болтался у него на груди. Такие фонарики любят смельчаки, отваживающиеся спускаться под землю. Источник света крепится к шахтерской каске и освещает дорогу в преисподнюю. А вот и её врата – неиссякаемый источник первобытного мрака. Осанна смелым, до наступления посмертия вступающим в первый круг! В этих местах подобной отвагой обладают все без разбора: и мужчины, и женщины, и дети, и старики.

Кто трудолюбив и оборотист, тот не голодает. Ах, вот ещё одно слово: оборотистый! Говорят, и Вестник подтвердил уж ему эти слухи, будто вся земля в окрестностях Пустополья изрыта подземными ходами. Карты, схемы, ориентиры – всё в головах местных жителей. Из этих недр они извлекают свой хлеб насущный. «Черное золото» – так они называют каменный уголь.

Вот и сейчас, в свете ксеноновых фар обшарпанной заморской машины, оно горит мириадами разноцветных искр. Немалая гора его насыпана перед входом в зияющий чернотой лаз. Беловолосая – хозяйка этой горы – выбросила из багажника «тойоты» кипу пустых мешков. Надеется наполнить их добычей, которую впоследствии рассчитывает продать.

Тело Беловолосой теперь тоже прикрыто соответствующей случаю одеждой – брезентовым комбинезоном. Она обула тяжелые армейские ботинки, прикрыла голову каской. Яркая лампа на каске уже зажжена. Беловолосая чрезвычайно подвижна, и облако света, отбрасываемое её фонарем, мечется в душном воздухе из стороны в сторону. Израненные, чахлые деревья сторонятся его, будто оно горячо, будто не свет аккумуляторной лампы, а разогретый подземный газ, вырвавшийся на поверхность, мечется между стволами с намерением сжечь этот несчастный лес.

Сильвестр принялся перекладывать обернутые газетами кульки из клетчатых сумок в приготовленные заранее, объемистые рюкзаки. Один из них Вестник повесит себе на живот, другой – за спину. Вестник помогал ему, извлекая со дна сумок, из-под вороха цветных, дешевых тряпок аккуратные свертки.

– Валюта? – тихо спросил Сильвестр по-португальски.

– Немного местной дряни. Разве это валюта?

– Я слышал переговоры Землекопов. Недалеко от Благоденствия кто-то опять напал на инкассаторов.

Световой луч замер. Беловолосая стала прислушиваться к их разговору.

– Не оставлять же им? – вздохнул Вестник. – Деньги для них – лишняя обуза. Мы их и так кормим. А остальное – зачем?

Луч фонарика Беловолосой осветил внутренность багажника, когда с упаковкой «товара» было уже покончено. Вестник ловко обвешался рюкзаками.

– Там оружие не нужно, не бери, – бросила женщина. – Под землей нечего стрематься. Туто и не глыбоко.

Не дожидаясь ответа, она исчезла в черном зеве копанки. Сильвестр видел, как мечется облако света от её фонаря. Вестник посмотрел на Сильвестра. Лицо его на миг обрело вопросительное выражение.

– Не сейчас, – сказал Сильвестр по-русски. – Пусть она выйдет наверх. В этом лесу она знает ещё много «дыр». Они могут понадобиться нам.

Вестник коротко кивнул, прежде чем последовать за Беловолосой.

Она вернулась из «дыры» совсем скоро.

– Услал меня. Секреты у него. Та те секреты белым мелом по кирпичу писаны.

Выражение усталого довольства на лице чрезвычайно шло ей. Сильвестр ответил улыбкой, искренне стараясь не замечать теней у неё под глазами. А она, уверенная в значимости своих женских чар, с показной опаской посматривала на его автомат.

– Шо лыбишься, офицерьё? Дал бы мне на поживу толику порошку.