Став полноправным наследником, молодой душегуб заложил всё, что мог, и, не будучи привязанным к конкретным людям или местам, отправился познавать море естественных и противоестественных пороков на корабле моральной вседозволенности под знамёнами эгоизма. Не забывая при всём при этом выделять время и для своей разносторонней образованности, в особенности – в вопросах, имеющих непосредственное отношение к оперному искусству, понимаемому им не только как синтез прочих форм искусства, но и как вершина искусства вообще.

Для человека без совести и принципов в этом мире всегда открыто множество тёмных дверей. Но каждая из них, распахиваясь на всю широту своей адской пасти, тем самым перекрывает проход по узкому коридору, отделяющему материальный мир от мира духовного.

Так он и жил, не считаясь ни с кем и ни с чем, кроме собственной воли, пока однажды его надушенную гримёрку не посетил загадочный визитёр. Возникнув словно бы из воздуха, незваный гость кашлянул, привлекая к себе внимание, чем вынудил молодого певца по-настоящему содрогнуться. Не слышавший, как кто-либо переступает порог, тот едва не вскрикнул, машинально схватив со стола сценическую шпагу, и, опрокинув стул, уже вскочил со своего места, но тотчас же застыл в оцепенении. Войди к нему без стука и без спроса, любой навязчивый поклонник рисковал бы иметь дело с грозными церберами, готовыми явиться по первому зову владельца. Но от таинственного посетителя веяло чем-то настолько неестественным и богомерзким, настолько противным всему мирозданию, что это парализующее чувство отвратительного и инородного передалось и певцу.

– Браво, брависсимо, – сдержано захлопав в ладоши, произнёс бархатистым басом незнакомец в старомодном костюме, не отражавшийся в зеркале и не отбрасывавший тени. – Боюсь прозвучать банально, но Орфей в Вашем исполнении был просто бесподобен.

Первый шок уже успел миновать, и молодой певец собирался было спросить явившегося, что тот себе позволяет, но обнаружил, что тело сковано и язык одеревенел.

– Я следил за Вашими постановками с самого начала. И, надо признать, нахожу Ваши трактовки довольно свежими. Не имеющими аналогов. Иногда весьма необычными, но, несомненно, самобытными. А самое блистательное пародирование, как известно, никогда не сравнится с оригиналом, – как ни в чём не бывало продолжил посетитель, обходя и осматривая гримёрку и её обитателя. Казалось, костюмы, маски и всяческий реквизит вызывают в нём неподдельный интерес.

– И, без сомнения, лишь такой человек, как Вы, сумеет по достоинству оценить тот шедевр, который ваш покорный слуга взял за смелость Вам предложить, – положив неизвестно откуда взявшуюся тетрадь на гримёрный столик, незнакомец сделал приглашающий жест рукой, и в этот момент к молодому человеку вернулась свобода движения.

Первым делом метнувшись в сторону, – он неожиданно для себя впечатался в сплошную стену, не сразу осознав отсутствие привычной двери. Не доверяя одним лишь глазам и ощупав холодную каменную поверхность вспотевшими руками, он резко развернулся и, выставив шпагу, стал звать на помощь.

– Как предсказуемо, – с язвительным сожалением отметил незваный гость. – Признаться, я надеялся, что человек Вашего склада ума поступит иначе, чем большинство. Что ж, иногда мы все ошибаемся. Хотя бы молиться и причитать не начали, уж и на том спасибо. Только, прошу Вас, не делайте глупостей. Вульгарный поединок в мои планы не входит. Ни одна живая душа Вас сейчас не услышит, поэтому крики бесполезны. А помещение Вы сможете покинуть хоть сразу, как только мы закончим нашу беседу.

– Кто Вы? С кем имею честь? – отдышавшись и вместе с тем вернув толику своего хвалёного самообладания, произнёс король большой сцены.

– Моя скромная персона не заслуживает Вашего пристального внимания, – учтиво поклонившись, заверил поклонник. – Настоятельно прошу Вас обратить внимание на сей грандиозный труд.

Не сводя с неприятного визитёра настороженного взгляда, маэстро прошёл к столу и поднял тетрадь. Несмотря на свои небольшие размеры, она оказалась довольно тяжёлой, а тёплая, словно кожа живого существа, обложка была выполнена из незнакомого материала.

– И что это? – тон певца постепенно обретал всю большую уверенность.

– Ну, разумеется, опера-гримуар «Брачный зов» за авторством самого графа Сен-Жермена, написанная августейшей кровью на коже девственниц, что же ещё? – самым естественным тоном, какой бывает при самых изощрённых издевательствах, поведал гость. – В её процессе ничего не подозревающие актёры должны исполнить во время представления зловещий ритуал, в результате которого разочаровавшийся в земных красавицах главный герой, для роли которого ваш лирико-драматический тенор подходит как нельзя лучше, призовёт себе в подруги невесту-суккуба из Бездны. Но подобные вещи нельзя совершать просто так, поэтому зрители, собравшиеся на представление-ритуал, будут принесены в жертву злыми духами, явившимися в результате всех проделанных действий.

– В самом деле? – с явным сомнением в голосе переспросил актёр. – И что же прикажете мне с этим делать?

– Да что хотите, – разведя руками, щедро предложил визитёр. – Захотите – прочитаете и отложите в шкаф на память. Захотите – разорвёте не читая. Захотите – передарите или покажете кому-либо ещё. Захотите – утопите в канале или сожжёте. Словом – всё, что душе угодно. Можете даже присвоить себе авторство оперы; в конце концов, произведение в наши дни практически неизвестно, и никто не сумеет упрекнуть Вас в факте плагиата. В конце концов, это ведь право великих – забирать своё.

Выждав паузу, даритель предложил очередной ожидаемый вариант:

– Ну и, разумеется, Вы, как человек незаурядный и творческий, возможно, и в самом деле пожелаете её поставить. И только не смотрите на меня так…

– Кхм… – осторожно осмотрев тетрадь со всех сторон, его собеседник наконец открыл её и, прочитав название с кратким описанием, сопровождающееся иллюстрацией, словно бы сошедшей со средневековых алхимических трактатов, с интересом продолжил изучение оперного гримуара.

По структуре тетрадь состояла из нескольких частей: первая, озаглавленная как «Указания для смертных исполнителей», представляла пусть и крайне необычное, но всё-таки традиционно составленное произведение (с привычной буквенно-нотной записью) в общем и в целом соответствующее тому, о чём поведал пришедший; вторая же часть, озаглавленная «Указания для духов», походила на нотно-буквенную запись по форме, но по сути использовала свой уникальный код, отдалённо напоминающий язык манускрипта Войнича; третья же часть, озаглавленная той же непонятной тайнописью, представляла собой набор не то художественных набросков для оперного спектакля, не то зашифрованных в гравюрах сообщений, суть которых была сокрыта от непосвящённых. Примечательно было то, что даже в описании действующих лиц и необходимых типов голосов – помимо доступного языка также хватало записей на причудливой тарабарщине.

– И как же я должен прочитать подобные иероглифы? – не отрываясь от странного манящего текста, загадочным образом вынуждавшего пересматривать каждую страницу снова и снова даже без понимания написанного, произнёс певец.

– Это не потребуется, поверьте. Кому нужно – прочитает, – заверил визитёр.– Вообще, я, конечно, самую малость приврал, признаю. На самом деле это, конечно же, не опера Сен-Жермена: тот хоть и был, среди всего прочего, композитором, написавшим немало арий, не удосужился взяться за целостную оперу.

– Ну, я надеюсь, весь описанный здесь ужас – всего лишь театральная условность, часть представления, а не всерьёз? – увлёкшись чтением, певец не сразу обратил внимание на то, что загадочный собеседник так же незаметно пропал, как ранее появился.

– Видимо, Вы тоже решили для разнообразия побыть неоригинальным. Но хотя бы обошлись без демонического хохота, кровавых подписей, огней и серы, – сыгравший на своём веку в великом множестве постановок, а повидавший ещё больше, чтобы представлять себе и не такое, актёр оправился от потрясения сравнительно быстро и теперь не мог удержаться от колкости, дабы хоть как-то восстановить своё задетое самолюбие.