Я невозмутимо смотрю на него. Если у меня на мгновение и мелькает мысль, что я могла бы сказать ему о незваном духе, голос которого слышала, я быстро отбрасываю ее прочь. Разве он может отнестись к этому серьезно? Я уже привыкла к его обыкновению прибегать к магии в самые неподходящие моменты, а также к манере демонстрировать ловкость рук, достойную фокусника из мюзик-холла. Но я понимаю, что нынче он старается не просто из желания меня развлечь. Он хочет лишний раз напомнить мне, что нас с ним связывают особые узы, ибо мы оба рождены волшебниками. Как будто мне надо об этом напоминать. Это и есть одна из главных причин, которые заставили меня не противиться браку с ним, браку, которого всегда желали мои родители. Думаю, в последние дни жизни отец находил утешение в мысли о том, что мне предстоит связать свою жизнь с богатой, влиятельной и уважаемой семьей. Мы с Льюисом росли вместе. И его, и мои родители принадлежали к сливкам общества и вращались в самых высших кругах. Кроме того, наши отцы, хотя и не были друзьями в строгом смысле этого слова, оба принадлежали к ведовскому Клану Лазаря. Граф Винчестер немного завидовал более высокому положению моего отца в клане. Из-за того, что он должен был мириться с тем, что он всего лишь граф и в аристократической иерархии стоит ниже, чем герцог, ему было тем более досадно, что он также должен склоняться перед моим отцом и в его ведовской ипостаси. Да, мой отец не считал отца Льюиса своим другом, но они уважали друг друга, ибо оба понимали, какое положение занимают в этом мире такие необычные семьи, как наши.
К тому же мои родители были не единственными, кто считал Льюиса блестящей партией. Большинство из тех, кто находится в нашем доме сегодня, ничего не знают о его принадлежности к ведовскому клану; для них он просто один из самых завидных женихов Лондона. Милый Льюис, полагаю, всегда смотрел на себя именно под этим углом зрения. Он хорошо знает, насколько привлекателен для женского пола со своими золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и непринужденной грацией. Ему известно, какой ошеломляющий эффект он производит на молодых дам и сколько мамаш с восторгом согласились бы отдать за него своих дочерей. Должна признаться, я нахожу его привлекательным, ибо не поддаться его обаянию было бы нелегко. И я привязана к нему. Но это привязанность, порожденная детской дружбой и многими годами общения. В ней чего-то не хватает, по крайней мере так кажется мне. Полагаю, он любит меня, но я не настолько наивна, чтобы воображать, что его чувства ко мне были бы теми же, если бы я не была дочерью герцога и наследницей звания Верховной Ведьмы.
Ну разве не глупо с моей стороны тосковать по романтической любви, как какая-нибудь простодушная провинциалка? Да и существует ли она в действительности, эта самая любовь?
После нескольких минут, когда он изо всех сил старался оказывать мне знаки внимания, Льюис отправляется к маме, чтобы выразить ей свое сочувствие, я же незаметно удаляюсь. У меня нет ни малейшего аппетита, однако я ухожу в столовую под предлогом: мне нужно поесть. Но на самом деле я просто хочу убедиться, что ни один из наших гостей не обделен вниманием и ни в чем не нуждается. Никто из них не может уйти, пока его как следует не накормят и не напоят; чем скорее гости разойдутся, тем лучше я буду себя чувствовать. Но едва мне приходит в голову эта мысль, как меня охватывает чувство вины. Большинство этих людей приехали к нам, потому что наша семья им небезразлична. Мне не следует быть такой неблагодарной. Я не должна испытывать злость от их присутствия. И все же, когда я гляжу на этих богато одетых мужчин и женщин, которые сейчас сосредоточенно едят и пьют, мне трудно видеть в них людей, скорбящих вместе с нами. Скорее они представляются мне завсегдатаями званых обедов, явившимися сюда, чтобы посмотреть на других и показать себя, чтобы, демонстрируя свои модные наряды, постараться перещеголять друг друга.
Но как только я перестаю думать на эту тему, мое спокойствие прерывает появление отца Льюиса, графа Винчестера. Его присутствие, как всегда, выбивает меня из колеи. Я знаю, сегодня он будет пристально за мной наблюдать, и если ему удастся найти способ сместить меня с унаследованного мною места во главе клана и поставить туда Льюиса, он непременно это сделает. Для него брак между мною и его сыном – самый легкий и верный путь к власти.
– Прими мои соболезнования, Лилит, – говорит он. – Твой отец был великим человеком. Многие будут остро чувствовать эту утрату.
– Лорд Харкурт. – Как всегда, в присутствии отца Льюиса я чувствую настороженность. Интересно, буду ли я все так же нервничать, когда стану его невесткой?
– Отец оставил тебе весьма специфическое наследство. Будь покойна, если это наследие когда-нибудь покажется тебе… обременительным… найдутся те, кто с удовольствием освободит тебя от этой обузы.
– И одним из них, несомненно, окажетесь вы.
– Каждый из нас должен играть в полную силу, не так ли?
– Я не намерена играть в игры, милорд. А теперь прошу простить меня – я вынуждена вас оставить. – И, повернувшись, я быстрым шагом выхожу из комнаты. Я ни за что не покажу ему, как неспокойно на моей душе из-за того, что мне предстоит занять место отца в ведовском клане. Стоит проявить хоть малейший признак слабости, как граф Винчестер тут же за это ухватится. Мне нельзя позволить себе дать ему повод, пусть даже самый ничтожный, чтобы заявить, будто я, дескать, не способна справиться с возложенной на меня задачей. И я никогда себе этого не позволю. Когда-нибудь я войду в его семью, семью, в которой он будет главой, но даже после этого я по-прежнему буду стоять выше его в иерархии клана. Он не делает секрета из того, что это ему не по вкусу. Но я не позволю ему запугать себя и принудить подчиняться в вопросах, касающихся ведьмовства, какое почтение мне ни пришлось бы выказывать ему на людях в качестве жены его сына.
К счастью, в эту минуту в комнату легкой поступью входит моя дорогая подруга Шарлотта Пилкинтон-Эдамс. Она, как всегда, одета по последней моде и ухитрилась нарядиться так, что даже траур ей к лицу. Ее платье сшито не из тяжелого толстого шелка, в который по настоянию матушки облачились мы, а из самого тонкого бархата-деворе, и его покрой позволяет ей двигаться свободно и одновременно мягко подчеркивает юную прелесть ее форм. Хотя в ее наряде, должно быть, тоже жарко, по ней совсем этого не видно. Ее густые светлые кудри чинно заколоты и заправлены под шляпку, но их все равно видно, и они выглядят очаровательно. При виде меня хорошенькое личико Шарлотты освещается невольной улыбкой, и ей приходится обуздать свою природную жизнерадостность, чтобы не выглядеть неуместно оживленной в доме покойника.
– Милая Лилит. – Мы обмениваемся поцелуями. – У тебя тяжелый день, и все же ты выглядишь чудесно.
– А ты, Шарлотта, как всегда, похожа на солнечный лучик, и я очень рада тебя видеть.
– Наверное, тебе все это время без конца докучали всякие зануды? Я бы спасла тебя от них раньше, но у парадной двери давка. Я не сразу сумела протиснуться в дом.
– Наша семья никогда еще не пользовалась такой популярностью, как сегодня. Полагаю, некоторые люди находят в похоронах нездоровое очарование. А кроме того, поминки дают возможность обменяться последними сплетнями.
– Твой отец вызывал глубокое восхищение. Так что те, кто пришел в твой дом, хотят тебя поддержать. Я могу хоть чем-то помочь? – Она берет мои руки в свои. – Должно быть, ты совершенно измучена.
– Ты можешь избавить меня от общества графини Фрэмли. Она не преминет выдать мне порцию колких замечаний по поводу того, что мы не построили для отца мавзолей.
– Насколько я знаю, таково было его желание, так что никого другого это не касается. Глупая старая карга. Не бойся, я буду следить за ней в оба и перехвачу ее, если она попытается до тебя добраться. Я заметила, что здесь Льюис. Он, как всегда, выглядит восхитительно аппетитно, – не удержалась и пошутила она.
