Стол располагается прямо напротив двери, чтобы хозяин кабинета мог лицом к лицу встретить любого, кто в него войдет. Находящееся позади стола окно и открывающийся из него великолепный вид можно увидеть, только если встать. Этим вечером постоянный личный секретарь министра иностранных дел пребывает в задумчивости. Удостоверившись в том, что шестой герцог Рэднор в самом деле мертв, он должен решить, как и когда ему надо будет устроить встречу с его преемницей. Пока не ясно, затруднит ли осуществление планов Стрикленда то, что место герцога во главе Клана Лазаря займет женщина. Стражи как раз собирались сделать ход, когда покойный герцог заболел. Но после этого любые планы были отложены. Кончина Верховного Мага изменила расклад сил, в этом нет никаких сомнений.

Размышления Стрикленда прерываются появлением письмоводителя, Илайеса Фордингбриджа. Ростом клерк не выше пяти футов четырех дюймов, но он все равно нарочно сутулится, словно боится, как бы его начальник не подумал, что он задирает нос. Он переступает порог кабинета, как всегда, бочком, будто желая занять как можно меньше пространства, хотя его место в этом мире ничтожно и так.

– Прошу простить меня за беспокойство, мистер Стрикленд, сэр, – говорит Фордингбридж, уставив глаза в пол, чтобы ни в коем случае не посмотреть начальнику прямо в глаза, – но я подумал, что вы захотите это увидеть. – И он протягивает Стрикленду вечернюю газету, аккуратно сложенную таким образом, чтобы была видна заметка в левом нижнем углу первой полосы.

Стрикленд берет у него газету и читает заголовок:

Стрикленд поджимает губы. На первый взгляд заметка не имеет особого значения. Всего лишь несколько строк, занимающих совсем небольшое место в издании одной из лондонских газет. Но он-то хорошо знает, что в действительности означает смерть герцога. Известно ему также, что это знает и Фордингбридж. И он хмурит брови и бросает газету на стол, ибо его беспокоит, достаточно ли осторожно вел себя подчиненный, чтобы скрыть то, что ему известно, от внимания других. Пожалуй, сложив газету так, чтобы выставить сообщение о смерти герцога напоказ и торопливо пройдя по коридорам с написанным на лице рвением, граничащим с перевозбуждением, письмоводитель явно не выказал понимания того, насколько осмотрительность важна для успеха начальства. Стрикленд вздыхает. Ему ясно: благоразумием жалкий секретарь совершенно не обладает и его надо снова и снова муштровать.

– Где вы приобрели газету, Фордингбридж? – как всегда, тихо спрашивает он.

– В киоске перед главным входом, мистер Стрикленд.

– В киоске перед главным входом. Понятно. А сколько людей, по-вашему, наблюдало, как вы ее покупали?

– Улица была полна народу, сэр, но я не думаю, что моими действиями могли заинтересоваться. Сэр. – Письмоводитель сжимает руки перед собой, и вид у него становится все более и более смущенным.

– Вы не думаете, Фордингбридж, боюсь, в этом по большей части и заключается проблема. Полагаю, вы совсем не подумали, сколько людей могли взять на заметку ваше внимание к этому сообщению в газете, а также могли отметить про себя ту спешку, с которой вы стремились донести эту новость до моего сведения, демонстрируя тем самым, что она… представляет для меня немалый интерес. Вы хоть понимаете, куда это может нас завести, Фордингбридж?

Выражение ужаса на лице Фордингбриджа свидетельствует о том, что он отлично знает, куда это может их завести, и ему явно не хочется там оказаться.

– О, мистер Стрикленд, сэр, клянусь вам, я был осторожен, правда, – хнычет он, сжимая и разжимая руки и склоняя свое хилое тело еще больше, так что почти что кланяется начальнику.

– Однако вы были недостаточно осторожны, – говорит Стрикленд. – Вы же со мной согласны, не так ли Фордингбридж? Или же вы собираетесь стоять здесь и усугублять свое положение, ставя под сомнение мои слова?

– О! Нет, сэр, пожалуйста…

На лице Стрикленда видна скука, он насылает на клерка Заклятие Мучений. Он находит до крайности возмутительным тот факт, что ему приходится так часто напоминать прислужнику, что его ждет, если он будет пренебрегать своим долгом.

Он наблюдает за тем, как Фордингбридж сносит наложенную на него кару, и решает, что это жалкое создание хотя бы учится принимать болезненные наказания как должное. Он не вскрикивает, когда кожа на его руках начинает пузыриться, а просто таращится на нее, почти загипнотизированный зрелищем собственных мучений. Только когда невыносимая боль, вызванная копанием в плоти призрачных червей, достигает максимума, он испускает высокий жалобный крик. Стрикленд решает, что подчиненный усвоил преподанный урок, и мысленно отменяет заклятие. Фордингбридж переводит дух и мало-помалу приходит в себя. Потом сглатывает.

– Итак? – спрашивает Стрикленд. – Разве тебе нечего мне сказать?

– Спасибо, хозяин! – лопочет клерк. – Спасибо.

Постоянный личный секретарь министра иностранных дел удовлетворенно кивает и взмахом руки отсылает письмоводителя прочь.

Я позволяю Уизерсу помочь мне выйти из наемного экипажа и дать извозчику указания подождать. Он, как и следует ожидать, вовсе не горит желанием задерживаться на такой опасной улочке, однако несколько лишних монет все-таки убеждают его рискнуть. Собственно говоря, место, где я попросила остановиться, находится в некотором отдалении от дома мистера Чжоу Ли. Достаточно позорно уже и то, что в возвращении моего брата домой участвует посторонний. И ему нет никакой необходимости видеть опиумную курильню. Или ее клиентуру.

Мы пробираемся по узким переулкам сквозь наваленный там и сям мусор так поспешно, как только можем. Район Блюгейт Филдз[1] явно не соответствует тому буколическому образу, который вызывает в сознании его название. Стоящие здесь ветхие покосившиеся домишки напоминают своим видом древние надгробные камни, завалившиеся от времени набок. Некоторые из них имеют несколько этажей, смотрящих на нас маленькими подслеповатыми оконцами, но большинство – это одноэтажные халупы со сделанными из подручных материалов провисшими крышами и дверьми, выходящими прямо на грязь и лужи неосвещенных улочек и проулков. По мере того как мы приближаемся к реке, на улицах становится все больше высоких зданий из потемневшего кирпича, некоторые из которых имеют целых четыре этажа. Это склады для товаров, которые привозят в Лондон по Темзе. Здесь царит такая кромешная тьма, и если бы Уизерс, исходя из уже имеющегося у него опыта, не прихватил из дома фонарь, наше продвижение вперед было бы намного более медленным и опасным. По этим улочкам бродят пьяные мужчины и женщины, шатаясь и громко бранясь. Не обращая на них внимания, я быстрым шагом иду вперед, подбирая подол плаща, чтобы он не волочился по грязи. Уизерс – мужчина крупный, и его рост, широкие плечи и решительная поступь в какой-то мере помогают нам отвадить тех, кто мог бы на нас напасть. Однако я знаю: главную роль в том, что нас на нашем пути никто не беспокоит, играют духи-защитники, которым я приказала нас сопровождать. Эти духи не видны никому, кроме волшебников и волшебниц. Однако если бы в Блюгейт Филдз этой ночью очутился маг и случайно посмотрел в сторону стройной девушки в темно-зеленом плаще, сопровождаемой дюжим дворецким, он бы ясно увидел шагающих рядом со мной давно умерших воинов со шпагами наголо. Он заметил бы их шляпы с перьями и короткие с шелковой подкладкой плащи, свидетельствующие о том, что это офицеры-роялисты, павшие в войне, которая бушевала в Англии более двух веков назад. Обратил бы он внимание и на решительное и свирепое выражение лиц, говорящее об их беззаветной преданности молодой ведьме, которой они ныне служат. Обычные же люди, живущие рядом с мистером Чжоу Ли, ничего не видят. Они держатся на почтительном расстоянии от меня и Уизерса и опасаются беспокоить нас не из-за того, что они видят, а из-за того, что чувствуют. Ими владеет не поддающееся описанию чувство, будто между ними и отчего-то очутившейся среди них молодой дамой что-то стоит. Что-то сильное и опасное. Что-то, от чего лучше держаться подальше.