Лидия почувствовала себя неловко и поспешила освободить его от несвойственного его профессии занятию. Тот, в свою очередь, воспринял это совсем иначе: русская гостья, наголодавшись еще у себя дома, едва дотянула до его прихода и, уже не владея с собой от голода, выхватила у него поднос с принесенной едой.

Чтобы не смущать гостью, садовник тут же удалился к себе и там, из-за кустов, продолжил наблюдение за пришелицей из другого мира.

Позавтракав, Лидия спустилась вниз, зашла на кухню, вымыла посуду, вытерла ее насухо и расставила по ранжиру на место, а затем осмотрела изнутри весь дом. Как и следовало ожидать, все было развешено, расставлено и разложено по местам. Однако от опытного глаза хозяйки не скрылись некоторые детали. Внизу, под мойкой, швы между кафельными плитками потемнели от каких-то посторонних налетов. То же самое обнаружилось и в ванной комнате. При внимательном осмотре других комнат были обнаружены частицы песка, земли, привнесенные извне и лежавшие по углам.

У Лидии была знакомая парикмахерша, знаменитая на весь город не только тем, что она искусно стригла и укладывала волосы, но и выполняла частенько функции косметолога и даже врача-дерматолога. Встретив на улице кого-то из знакомых, а иногда и незнакомых людей, у кого на лице красовались прыщи, она тут же приглашала этого человека к себе, чтобы помочь ему избавиться от напасти.

От увиденного на вилле своих немецких родственников Лидия испытала нечто подобное тому, что испытывала ее подруга-парикмахерша при виде неухоженных лиц. Поменяв парадный наряд на рабочий и собрав все имевшиеся в наличии тряпки в ведро с водой, она, не подумав о том, как будут ее старания оценены хозяйкой, приступила к работе.

Обед, который приготовил для нее садовник, остался нетронутым. Зато к концу дня все общедоступные помещения на вилле вдохнули свежий воздух, поступавший в течение всего дня через широко распахнутые окна. И даже старая немецкая резная мебель, поблекшая было от времени, засветилась своими прежними цветами. Нетронутыми оставались только личные покои обитателей виллы и, конечно же, самой хозяйки.

Поздно вечером Лидия вышла в сад и тут же натолкнулась на его стража, внимательно и не без удивления наблюдавшего из кустов за всем, что происходило в доме. Для установления лучшего взаимопонимания Лидия тут же пригласила его на совместный ужин, который накрыла прямо на кухне. А на столе появился единственно достойный сувенир из России.

Лидия водку не любила и пила ее лишь по случаям торжественным или печальным, причем к восторгу Отто, количество выпитого ею зелья никаким образом не влияло на ее поведение. Захмелев слегка от первых глотков, она оставалась в трезвом уме и здравом поведении, независимо от количества выпитого позже, чего нельзя было сказать про Отто и нового знакомого садовника.

При близком общении садовник оказался значительно словоохотливее, чем показался вначале. Перед первой рюмкой он слегка привстал и пожелал представиться:

– Густав, – спокойно произнес он свое имя, понизив для солидности голос ровно на октаву.

– Лидия, – представилась она так, как ее величали немцы, которым было легче произносить ее имя со смягченным окончанием, и которое в таком виде звучало более женственно.

Женщины склонны преувеличивать свой успех у мужчин, мужчины – свои достижения в карьере. После четвертой рюмки выяснилось, что новый знакомый Лидии вовсе не садовник, а своего рода мажордом, в беспрекословном подчинении которого находится весь обслуживающий персонал, руководить которым совсем не так просто, как может показаться со стороны. После шестой рюмки Густав достаточно подробно изложил часть своей биографии, а с нею и новейшую историю Германии, начиная от окончания Первой мировой войны и до настоящего времени.

Войну он закончил, получив звание фельдфебеля, контузию и два гранатных осколка в спину. Больший по размеру был удален в полевом госпитале, меньший забился где-то под лопаткой и был оставлен в качестве барометра, почти безошибочно предсказывавшего грядущие изменения погоды.

Вернувшись в разоренную Германию, Густав долго не мог найти работу. Есть в стране было нечего. Самым большим деликатесом, который подавали в некоторых пивных, была кружка пива и небольшой кусок хлеба, намазанный смальцем – перетопленным жиром. Все блага, создаваемые в Германии, уходили в качестве репараций французам, которых Густав до сегодняшнего дня люто ненавидел. Нация деградировала, ели котлеты из человечины. Густава буквально тошнило при воспоминании о том времени. Многие немцы побежали в Америку. Один доллар стоил несколько миллионов марок.

До каких низов докатился бы он, Густав, и вся Германия, если бы в 1933 году не пришел к власти настоящий вождь нации – Адольф Гитлер? С ним установился в стране порядок, он построил дороги, уничтожил безработицу, накормил народ. В то время повезло не только Германии, но лично Густаву. Его фронтовой друг, четырежды раненый и отравленный газами, буквально накануне собственной смерти успел рекомендовать Густава на место садовника на солидную виллу крупного немецкого предпринимателя, младшего сына основателя фирмы «Сименс» Карла Фридриха фон Сименса.

– С самим хозяином я общался нечасто, только в дни праздников или каких-либо семейных событий. Бывали случаи, когда, устав от людей, он спускался в сад и заговаривал со мной. Больше всего его интересовало, как ведут себя люди на войне. Однажды он спросил меня: «Что чувствует и что предпринимает человек, знающий о том, что в него целятся из какого-то оружия?». Помню, я ответил: «То же самое, что и заяц, когда на него охотятся: старается укрыться понадежнее, убежать, а мог бы – зарылся бы в землю». Мой ответ так понравился, что он записал его тут же в блокнот.

– А что он был за человек? – поинтересовалась Лидия.

Густав задумался.

– Да так, я бы сказал, невзрачный на внешность. Худощавый, в очечках и усики под носом.

В какой-то момент Лидии показалось, что Густав говорит о своем бывшем хозяине без должного пиетета. А он тем временем продолжал:

– Он был как и все «фоны», то есть люди голубой крови, которая течет туда, где меньше риска и больше денег. Во время Веймарской республики избирался депутатом рейхстага от социал-демократов. Когда власть поменялась, возглавлял всякие промышленные комитеты в рамках этой, как ее, индустриальной палаты. В общем, никогда не бедствовал, всегда был патриотом. – Он сделал паузу. – Но не Германии, а своей фирмы. О войне знал понаслышке, по рассказам таких, как я. Это вам не Адольф, который сидел с нами в окопах и кормил вшей, был ранен и, пройдя госпиталь, вернулся обратно защищать свою родину. Поэтому народ и избрал его рейхканцлером. – Затем Густав наполнил водкой свой небольшой стеклянный сосудик, встал и, выговаривая четко каждое слово, громко произнес: – Уверен, через некоторое время Адольф Гитлер станет народным императором Германии.

Испугавшись взрыва эмоций, Лидия засуетилась.

– Да вы садитесь, господин Густав.

Седьмая двадцатиграммовка оказалась для него роковой. Остатками трезвого ума Густав вдруг понял, что ему не удастся так просто попасть задом на сидение стула. Но если все же ему удастся сесть, то встать он уже больше не сможет. Поэтому, извинившись перед дамой, он вышел из-за стола и, не согнувшись ни в одном позвонке, прямой, как мачтовая сосна, двинулся к выходу.

Лидия вымыла посуду, разложила все по местам и поднялась в свою комнату. Там она разделась, легла в постель. Прежде, чем заснуть, помножила семь стеклянных стопок на двадцать граммов водки. У нее получился, как говорили у нее на родине, «стакан с верхом», с чего в России только начиналось застолье, а здесь вдруг неожиданно оборвалось. Она почему-то загрустила по дому. Ей показалось, что она целую вечность не была там. Эта мысль ее нежно убаюкала, и она заснула.

Утром, выйдя в сад, она не обнаружила Густава в обычном месте. Он или отсыпался, или по непонятным причинам скрывался от нее. Но жизнь, как всегда, внесла коррективы в ход событий.