— Больше никогда не смей так делать.
— Профти… профти… Англия. Я больше так не буду.
Немного ещё помучив, тот, глубоко вздохнув, отпускает покрасневшие щёки, на что Джонс начинает их тереть, причитая вслух что-то неразборчивое, и Англия, бросив тому через плечо прощальные слова на родном языке, уходит, оставляя Америку одного.
— Фух, — облегчённо выдыхает Джонс, оседая на пол, запрокидывая голову назад, соприкасаясь с холодной стеной и закрывая глаза.
Ещё немного, и он не сдержался бы и довёл всё до душевного разговора, которого ему так не хватало. Но он не мог. Теперь он независимая страна и должен казаться сильным, а не распускать нюни на плече того, кто так его ненавидит, но хорошо это скрывает за лживой фирменной улыбкой.
— А ведь раньше она была другой, — Альфред поднимает руку вверх, указательным пальцем рисует в воздухе кружок, а потом, не отрываясь, пририсовывает к нему ломанные линии.
Склонив голову набок, на его лице отображается грустная улыбка.
— Почему всё-таки с Францией у него отношения другие?..
Как дождь в ясную погоду вспоминается сегодняшний случай, когда Франциск, поймав его взгляд и, наверное, что-то поняв, пододвигается ближе к Кёркленду, касаясь того плечом, по-собственнически сначала кусает за ухо, а лишь потом говорит какие-то слова. Сжав сильно кулак, Джонс ударяет им по ковру, закусив губу.
Таких тёплых моментов между ними было очень много. За то время, что пришлось Джонсу следить за ним, он видел, как Франциск то невзначай обнимает Англию, то в шутку целует ему ладонь, гладит по волосам, перебирая их, сравнивая их по-французски с какими-то только ему понятными вещами, а один раз даже на руках нёс. И, как бы не хотел блондин этого признавать, но он ревнует, потому что и сам хотел бы хоть раз вот так вот просто взять и крепко-накрепко обнять Англию, без какого-либо предлога, а потому что хочется, заворожённо смотря в его прекрасные травянистые глаза, по-нежному улыбаясь и чувствуя, как собственное сердце лихорадочно стучит, а ноги немного, но подкашиваются от этой близости, от запаха, от самого Арти.
Но, к сожалению, отношения Франции с Англией, как те же отношения Америки с Англией, — были, как гром и молния. Если с одним у него были постоянные сражения, перепалки, то с другим — Война за независимость, разрушившая многое, что было создано между ними.
— Альфред, — немного помолчав, с беспокойством смотря на брата, переминаясь с ноги на ногу, произносит появившийся Канада, — т-ты в порядке?
Альфред, погружённый в собственные мысли, не слышит вопроса брата.
— Альфред! — подходит к нему, садясь на корточки, помахав ладонью около глаз и, увидев отклик, повторяет вопрос:
— Ты в порядке?
— А, Мэттью, и ты здесь, — с радостным мотивом, пропел тот, вставая. — Да в порядке я, в порядке. А что, собрание всё же кончилось?
— Когда вы с Англией ушли, то и другие решили так же поступить, — качнув плечами, посмотрев по сторонам, — а где он?
— Ты про Артура? Так он уже ушёл. Как всегда, злой и недовольный, — разведя руками, мол, я ни в чём не виноват.
Мэттью протестующе помотал головой.
— Нет, я про Франциска. Он сказал, что догонит вас, но, видать, планы изменились, — неопределённо произнёс Канада.
Америка не знал, что им руководило в этот миг. Он просто сорвался с места и побежал, не сказав ничего брату, заставив его ещё больше забеспокоиться. Куда, зачем и ради чего? Эти вопросы не рождались у него, просто он больше не мог терпеть этого. Он вдруг понял, что если так и будет стоять на месте, то навсегда потеряет Артура и не сможет найти нужный ключ. Всё превратится во вражду, как сейчас между Россией и Украиной. Он ведь искренне не хочет, чтобы «старший брат» от него отдалялся, даже если придётся пойти против Франциска, устроив Третью Мировою войну, он пойдёт на это. Да, дурак, да, многие это не оценят, другие отвернутся, но и найдутся те, кто всегда его поддержат, этакие шестёрки.
Выбежав из здания, он ловит такси, чуть ли не падая перед водителем, на что получает бранную речь. Быстро открывая дверь, запрыгивает, впопыхах доставая сто долларовую купюру. Общий язык с таксистом найден.
— Так, мистер, куда ехать? — посматривая то на молодого человека, так вероломно вломившегося, то на «большую» бумажку в руках, благодаря которой ой как хорошо нагуляется, да и жене чего подарит, может быть, проговорил мужчина.
— Э-э…? — замешательство отразилось на его лице, а ведь вопрос прост, но ответа у Америки не было: куда? В остановившийся отель, где проживал Артур и, вполне вероятно, куда он уже добрался? Приехав. Встретившись с ним лицом к лицу, что он ему скажет: как соскучился? Как ему его не хватало все эти годы? Как хочет, как и прежде, будто они вернулись в детство, чтобы тот потрепал его нежно по голове или же рассказал какую шутку? Прочитал сказку на ночь и посидел с ним, пока тот не заснёт мирным сном? Это ведь смешно! Джонс сам отказался от всего, да и зеленоглазый не так может понять это, или, разозлившись, закрыть перед ним дверь. И тогда — что ему делать?.. Нет. Не то. А если поискать Франциска? И опять встаёт вопрос: найдя его, что сказать? Что случайно объехал все бары, чтобы узнать один ли он или в компании кого-то ещё? Но ведь это странно. И так тоже он не мог поступить; плечи опустились, как и голова, дрожащим голосом выдал:
— Я не знаю.
Таксист цыкнул, закатив глаза.
— Ну, юноша, я тогда вас повожу, а вы к тому времени определитесь, — не из-за сострадания сказано было, а только по чистой жадности. Он бы рад взять и вышвырнуть пацана, но понимал, что получит лишь копейки за весь рабочий день, а тут прям куш упал, надо немного “поматросить” этого паренька, а потом можно и бросить.
***
Одна улица сменялась на другую. Толпы людей ходили, весело смеясь, о чём-то разговаривая, лишь в сердце Америки была неопределённость, потому что он не мог точно сказать, чего хотел на самом деле, а только ходил по краю, боясь заглянуть в бездну. Боялся быть отвергнутым, непонятым, а ещё больше: ошибиться.
Перевести в шутку — не проблема, но не тогда, когда в твоё сердце вонзаются кинжалы. Ты дрожишь, по-глупому улыбаясь, стараясь провалиться сквозь землю, про себя говоря о том, что лучше бы этого не было, лучше бы я пошёл другой дорогой, и пока этого не произошло, ты можешь томить себя множеством положительных исходов или, напротив, готовить себя к худшему. Рано или поздно, но конец придёт всему.
Смотря с грустью в окно такси, он думал о везение человеческой жизни. Ведь она не такая, грубо говоря, бесконечная: они рождаются, взрослеют, находят любовь, стареют и умирают, — памятник да земля, где они будут погребены, хранит о себе ещё какие-то воспоминания. А странам такой роскоши не дано. Они похожи телом и эмоциями на людей, но они другие. Они способны любить, чувствовать боль, но не могут быть вместе, как бы сильны не были их чувства. Только политические отношения — тот тонкий край верёвки, способный оборваться из-за глупой ошибки, сказанного слова или агрессивного поведения. Хрупок, но так ценен, дорог, и, увы, недолог.
Оказавшись в длиннющей пробке, таксист, взяв со второго сиденья еду, открыв крышку, начал есть, игнорируя пассажира. Да, не воспитан и жаден, но такова уж человеческая его природа, — и что, что он везёт на заднем сиденье саму Америку. Такую же «Америку» можно встретить и в любом названии, и в любой реплике политика, а если и вправду узнает о том, что этот парень — целая страна, то откроет глаза на новые вещи прямо в психиатрической больнице.
Не обращая никакого внимания на таксиста, Джонс в размышлении всё любуется прохожими, пока не замечает знакомую шевелюру и одежду, — глаза его расширяются и он, не давая себе отчёта, подрываясь с места, открывает дверь и выбегает. Таксист, только и успевает, что заглотнуть лапшу и, кроя матом, сыпать на него угрозами. Рыбка сорвалась.
***
Бежать, бежать и не останавливаться. Он не должен потерять его из виду. Во что бы то ни стало сделает невозможное (?), но схватит его за локоть и остановит.