Одинаковые справочники выполняли в этой миссии двойную функцию. Во-первых, из них игроки могли многое узнать о своей новой команде. Во-вторых, они идеально подходили для того, чтобы спрятать в них письма.

Ну, или почти идеально. Засунув письма между страниц гидов, я начал сомневаться в своем решении. Мне пришлось сложить исписанные листки пополам, и они немного топорщились – их можно было заметить. Если игроков поймают с этими письмами в руках, под угрозой окажется карьера ребят. Пусть даже коммунистический режим уже рушился, но суровым руководителям советского хоккея было не до шуток, когда их звезды – одно из главных достояний страны – поворачивались к ним спиной и пытались бежать. Однако другого плана у меня не было: либо так, либо никак.

От двери гостиничного номера до входа на арену была всего пара сотен метров. Я прогулялся по прекрасному городскому парку. Воздух был немного влажный, а температура – около 25 градусов, что в реалиях Северной Европы считается прекрасной летней погодой.

Я пришел как нельзя вовремя: советские игроки прибыли на игру. Горстка болельщиков наблюдала за тем, как хоккеисты выходят из автобуса – без слов, с каменными лицами. В отличие от Канады или США у этих замечательных спортсменов никто не просил автограф, хотя среди них были чемпионы мира и Олимпиады, а некоторые впоследствии войдут в Зал хоккейной славы.

Стоило мне козырнуть своей аккредитацией НХЛ, как меня тут же пустили внутрь. Сразу за входом располагалась комнатка, которую я по ошибке принял за медиацентр, привычный для североамериканских арен. Однако оказалось, что это буфет, где я, к своему удивлению, встретил представителей многих клубов НХЛ. Среди них были скауты, менеджеры и даже один тренер. Все приехали посмотреть на русских – на драфте другие команды последовали примеру «Детройта» и тоже выбрали несколько советских игроков. Как и руководству «Ред Уингз», им отчаянно хотелось как можно скорее переманить их в Северную Америку.

В буфете я был единственным журналистом.

Я стоял между ними. Они были похожи, как две капли воды.

Их вызвали сразу после душа. Мокрые светлые волосы у каждого были небрежно расчесаны ладонью. Сергей Федоров и Владимир Константинов… Тела этих атлетов были вылеплены беспрерывными, зачастую суровыми и жестокими тренировками, на которых они пахали круглый год без выходных. Оставшаяся после душа вода капала на пол, ребятам было холодно. Мы стояли всего в паре шагов от огромной ледяной площадки. Их руки и грудь были покрыты мурашками. Было очевидно, что они не очень понимают, зачем их ко мне вывели.

Действовать надо было быстро. Но я на мгновенье задумался о том, как же мне в тот день повезло.

Во время матча я ходил по арене, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто имеет отношение к матчу. Спонсор, промоутер… Как и в аэропорту, я вновь почувствовал накатывающее чувство паники. А что, если я проделал весь этот путь зря и не смогу установить контакт с игроками?! Но во втором периоде я поговорил с парой доброжелательных незнакомцев, имевших какое-то отношение к происходящему, и с их помощью наконец нашел одного из организаторов матча. Узнав, кто я такой и зачем приехал, он охотно согласился мне помочь.

– К нам на игры редко приезжают журналисты из Северной Америки, – сказал он на идеальном английском. – Особенно в августе. Наверное, вы здесь по серьезному вопросу.

Я немного приврал. Сказал ему, что проводил в Европе отпуск, но узнал, что в Хельсинки будет играть советская команда. А там выступают два хоккеиста, недавно выбранных на драфте «Детройтом» – командой, которую я освещаю в газете. Вот и решил заехать на матч в надежде представиться игрокам и взять у них небольшое интервью.

– Вы говорите по-русски? – спросил он.

– Да. Но боюсь, он настолько заржавел, что хорошего интервью не выйдет.

– Я могу вам помочь. Немного говорю по-русски. В Финляндии многие немного говорят по-русски, мы же соседи. Соседи, которые иногда ругаются.

Я был готов обнять его.

После матча промоутер зашел в раздевалку советской команды и вывел двух игроков, о которых мы говорили. Эта встреча была рискованной и даже опасной затеей – особенно для них. Я стоял, прислонившись спиной к стене, напротив входа в раздевалку. В отличие от Северной Америки русские практически никогда не пускали туда журналистов, тут мне даже аккредитация НХЛ не помогла.

После того как игроки вышли из раздевалки, я практически сразу заметил мужчину в двух-трех метрах по левую руку от себя. У него были характерные славянские черты: зачесанные назад волнистые волосы, ярко выраженные скулы. Он был в шикарной, но помятой одежде. Казалось, он купил это в американском секонд-хенде в середине семидесятых.

Мужчина тоже стоял, облокотившись на стену. Но время от времени делал шаг вперед и через головы людей смотрел в нашу сторону. Его холодные глаза впивались в нас с нескрываемым подозрением. Он смотрел так, будто ему было абсолютно все равно, чем мы там занимаемся, но при этом постоянно давал мне понять, что он рядом. Федоров тоже его заметил, незаметно бросив взгляд в ту сторону. Сохраняя каменное выражение лица, он отвернулся и продолжил наш разговор.

Сам факт присутствия этого товарища меня не удивил. Снова возникло чувство, что удача на моей стороне – хорошо, что я уже тогда его заметил. И понял: его работа заключается в том, чтобы гарантировать возвращение всех хоккеистов в Советский Союз с предсезонного пикника в Финляндии. Это был агент КГБ – «шпион», как их называли сами игроки. Эти агенты всегда путешествовали вместе со сборной СССР. Он был готов не допустить побега, пусть даже ради этого ему потребуется припугнуть любого представителя Запада, который проявит интерес к его подопечным.

Я назвал его Виктором. Безусловно, я знал, что его зовут как-то иначе. Но он не представился. Мы с ним уже встречались – точнее, с кем-то очень похожим на него.

За десять лет до этой истории я учился на журфаке в университете штата Мичиган. Подрабатывал в спортивном отделе «Лэнсин Стейт Джорнел», и меня послали в школу Лэнсин Эверетт Хай, чтобы осветить тренировочный матч местной баскетбольной команды.

Это была родная школа Мэджика Джонсона, который тогда учился на втором курсе и играл за «спартанцев». После матча я общался с игроками в раздевалке, когда ко мне подошел тренер команды Джад Хиткоут. Он сказал, что знает всех в спортивном отделе моей газеты, а меня видит первый раз в жизни. Я стал объяснять ему, что шесть лет провел в армии в должности русского лингвиста, а теперь учусь в университете и надеюсь устроиться в газету.

Он уставился на меня круглыми глазами и спросил, знаю ли я, что через пару недель в Ист-Лэнсин приедет сборная СССР по баскетболу, чтобы сыграть против его «спартанцев». Я улыбнулся. Ну конечно, я знал об этом. И сказал ему, что хотел бы поработать на этом матче. Но руководство вряд ли доверит мне такое ответственное задание.

– Как у тебя с русским? – спросил Хиткоут.

– В принципе неплохо, – ответил я, пояснив, что прежде чем перейти на журфак, целый семестр учил этот язык в университете.

– Быть может, ты нам пригодишься. Будешь работать переводчиком тренеров и игроков, а заодно и ребятам из прессы поможешь, – сказал Хиткоут.

Я сказал, что с удовольствием попробую.

Он заверил меня, что всю дополнительную информацию пришлет в редакцию вместе с аккредитацией. Все так и получилось – за пару дней до матча мне прислали пропуск. Я был уже на месте, когда в полдень к арене подъехал автобус сборной СССР. Мы пошли обедать в ресторан через дорогу от кампуса, и русские все заказывали себе сами, прекрасно обходясь без моей помощи. Все они брали одно и то же – говяжий стейк медиум, салат. Игроки сидели по четверо и молча ели. Тренеры ушли от них подальше и тихо беседовали между собой.

После обеда у них было свободное время. Обычно его используют для того, чтобы вздремнуть перед игрой. Я вновь встретился с ними задолго до предматчевой разминки, чтобы помочь местным репортерам раздобыть информацию о команде гостей. Сборную СССР тогда тренировал Александр Гомельский – под его руководством команда за двадцать два года выиграла 85 процентов матчей. Он был широко известен как отец современного советского баскетбола. В составе его сборной было несколько человек, которые выиграли золото Олимпиады-1972, одолев американцев в финале с неоднозначной концовкой. Судьи принимали спорные решения, что позволило сборной СССР дважды переиграть последние секунды встречи.