Я полагал, что мне стоит посоветоваться также с редакторами «Детройт Фри Пресс» – им тоже можно было доверять. Но я и так примерно представлял, что они скажут: в Хельсинки меня могут направить только по заданию газеты. А история о двух игроках, которых еще не скоро увидят в Детройте – если вообще увидят, – не окупится.

Однако что-то неумолимо тянуло меня принять это предложение, ухватиться за возможность, отправиться на задание. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что в то время я еще находился в окопе Холодной войны. Помню встречу в Квебеке с потрясающими хоккеистами сборной СССР в рамках Рандеву-87 – их двухматчевой серии против сборной звезд НХЛ. У всех русских было одно и то же выражение лица – сдержанное, без эмоций. Точно как у советских солдат, которых я видел на КПП «Чекпойнт-Чарли» у Берлинской стены в середине семидесятых. Я подумал: быть может, мне стоит помочь паре молодых хоккеистов, жизнь которых – совсем не сахар.

И я принял самое смелое решение за всю журналистскую карьеру. Решение, которое шло вразрез с моими этическими принципами. Все пятнадцать лет, что я потом преподавал на журфаке, я умолял своих студентов никогда так не поступать. Никогда не сближаться с источником информации до такой степени, чтобы это поставило под сомнение все написанное тобой, если бы об этом узнали читатели и редакторы.

Несмотря на то что тогда лишь несколько человек были в курсе этой истории – Лайтс, я, владелец клуба Майк Илич, моя жена, – у меня не было сомнений, что данная тема рано или поздно станет достоянием общественности и мне придется за это ответить. Я делал худший выбор в своей жизни. А может, один из лучших. Все рассудит история.

Спустя пару дней после того обеда я позвонил Лайтсу в офис и сказал, что готов ехать в Хельсинки, чтобы попробовать установить контакт с Сергеем Федоровым и Владимиром Константиновым. Он удивился, но очень обрадовался. Я сразу заявил, что соглашаюсь лишь при ряде условий. Каким бы щедрым и баснословным ни было финансовое предложение его клуба, я не возьму ни цента. Также я наотрез отказываюсь от того, чтобы «Ред Уингз» возмещали мне затраты на поездку. Перелет оплачу бонусными милями, которых у меня накопилась уйма. Все остальное обойдется в пару сотен долларов, и я расцениваю это как инвестицию в будущее.

Но самое главное, о чем я заявил Лайтсу: когда эти игроки доберутся до США, первыми об этом узнают читатели моей газеты. Кроме того, мне нужны гарантии того, что свои первые интервью в Детройте они дадут мне. Лайтс предложил мне эксклюзивные права на создание книги, в которой хоккеисты расскажут о своем побеге, что меня порадовало. Но мне казалось, что нельзя заставлять его давать слово, которое по независящим от него причинам он может не сдержать.

– По рукам! – воскликнул Лайтс.

Теперь начиналось самое сложное. Уже в Бостоне, ожидая вылета из аэропорта Логан, я достал потрепанный англо-русский словарь и начал писать.

«Dorogoi Sergei…» – начал я наброски письма.

Это был медленный и трудоемкий процесс. В словарь пришлось заглядывать гораздо чаще, чем думалось поначалу. Раньше я свободно говорил по-русски, целый год учил этот язык в калифорнийском городке Монтерей – по шесть часов в день, пять дней в неделю – в лингвистическом институте при Министерстве обороны США. В то время как большинство призывников – таких же ребят, как я, – отправили во Вьетнам. Это было за восемнадцать лет до нашей истории. Потом я провел три года на ультрасовременной шпионской станции, расположенной на горе в лесу Западного Берлина, подслушивая советские радиопередачи и собирая информацию для Агентства национальной безопасности, но теперь оказалось, что мои языковые навыки серьезно заржавели. Однако я был уверен, что смогу передать Сергею и Владимиру важное послание от «Ред Уингз».

«Добро пожаловать в Детройт, – продолжал писать я. – Это удивительно хороший промышленный город в США, где люди обожают хоккей и свою команду «Ред Уингз». Это клуб НХЛ, где выступал легендарный Горди Хоу и играет звездный Стив Айзерман. Именно эта команда выбрала вас на драфте новичков в Монреале…»

В письме я кратко рассказал о «Крыльях» – о том, что после многолетних неудач их дела пошли в гору под руководством Жака Демера. Пояснил: клуб заинтересован в том, чтобы помочь ребятам выбраться из СССР и продолжить карьеру в НХЛ. Заметил, что у «Ред Уингз» уже был опыт вызволения игроков из-за железного занавеса. Рассказал историю смелого побега Петра Климы из Чехословакии в 1985 году, в котором «Крылья» приняли прямое участие.

Также я указал важную информацию, которая – в этом Лайтс был уверен – привлечет внимание хоккеистов: «Ред Уингз» были готовы платить им по 250 тысяч долларов за сезон. Столько зарабатывали тогда в НХЛ ведущие игроки. Более того, пока они выступают за «Детройт», клуб будет перечислять их семьям в Россию еще по 25 тысяч долларов в год, что в те времена для советской семьи было запредельной суммой.

На эти письма у меня ушел почти весь семичасовой перелет до Копенгагена. Я прибыл в Данию перед полуднем. После небольшого ожидания в аэропорту пересел на другой рейс – до Хельсинки было еще полтора часа лету. Около четырех вечера по местному времени я прибыл в столицу Финляндии, на берег Балтийского моря.

Приземлился за несколько часов до начала матча. Дело оставалось за малым – узнать, где будет проходить игра, договориться о пропуске на арену, получить доступ к самым охраняемым игрокам планеты, уговорить их встретиться со мной, передать письма, из-за которых у них в случае провала могли быть серьезные проблемы, избежать международного конфликта, а затем бежать не оглядываясь.

В этом месте должна играть мелодия из фильма «Миссия невыполнима».

Я был в цейтноте и прибег к тактике, которая всегда выручала меня при выполнении трудных заданий для газеты: целиком и полностью положился на совершенно незнакомых людей. Забрав свой багаж, я закинул сумку на плечо и подошел к информационной стойке. Но оказалось, что это пункт обмена валюты, поэтому я поменял американскую зелень на финские марки.

Девушка за стойкой встретила меня теплой улыбкой и заговорила по-английски. Я спросил, не знает ли она случайно, где в этот душный августовский вечер в городе с полумиллионным населением проходит хоккейный матч.

Она посмотрела на меня так, будто я прилетел с другой планеты. Однако, услышав заветное слово, стоявший за ее спиной мужчина повернулся ко мне и улыбнулся.

– На хоккей приехали? – спросил он.

Я кивнул.

– Сегодня вечером играют в Ледовом дворце Хельсинки, – сказал он. – Сборная СССР встречается с одной из наших лучших команд.

Я поинтересовался насчет отелей в районе арены. Он порекомендовал мне «Рэдиссон Блу Ройал», который располагался в двух шагах от стадиона, через парк. Я поблагодарил его несколько раз: по-английски, по-русски и по-немецки. Он улыбнулся и ответил «Ole hyva», что по-фински значит «не за что». Это я понял позже.

– Может, там еще пересечемся, – добавил он по-английски. – Финны тоже очень любят хоккей.

Я сел в такси и вскоре приехал в «Рэдиссон Блу». На часах было почти пять вечера. Я уже был без сил, так что кровать манила к себе. Но времени осталось только на то, чтобы наскоро принять душ и переодеться. Я полагал, что игра начнется в семь вечера. Перед выходом я тщательно подготовил все документы, которые мне во что бы то ни стало нужно было передать русским игрокам.

Ежегодный справочник о «Детройт Ред Уингз» в те времена был совсем маленькой книжечкой, меньше сантиметра в толщину. Его удобно было носить с собой. Там имелась вся информация, которая могла пригодиться журналисту – о каждом игроке и новичке «Детройта», его бывших игроках, тренерском штабе, менеджерах, владельцах. Имелась также обширная подборка командных и индивидуальных рекордов. Этот гид всегда был под рукой у журналистов, как и другие рабочие инструменты: ноутбук, диктофон, блокнот, куча ручек.